Характерный пример тому — один из видных деятелей царствования Яков Куденетович Черкасский (ок. 1600–1666). Выходец из кабардинского княжеского рода, принявший христианство, он как никто другой незаслуженно снискал себе славу выдающегося полководца, талантливого дипломата. Этому способствовали как особый статус, каким пользовались наследники присягнувших русскому царю кавказских князей, так и личные качества искусного царедворца. Уже в юные годы царевича Алексея Черкасский был его незаменимым спутником в охотничьих забавах, хождениях по монастырям, молебнах, а после этого неотступно следовал за царем в паломничествах и военных походах. Популярности ему прибавила его оппозиция Морозову, выявившаяся во время Соляного бунта и сделавшая его популярным среди простонародья.

Благодаря особой близости к царствующей персоне Черкасский неизменно получал высокие должности в командовании войсками. Во время первой кампании против Речи Посполитой в 1654–1656 годах его полк, продвигаясь от Смоленска и далее, находился на передних рубежах наступления, однако в решительную схватку с противником так и не вступил. Польско-литовское командование, видя перед собой численно превосходящие силы противника, отступало, сдавая укрепления без боя. Именно тогда Черкасскому стали приписывать выдающиеся полководческие заслуги, тогда как в последующих драматических ситуациях на Украине и в Прибалтике он ничем особым проявить себя не сумел. За ним не числилось заметных побед, а в иных критических ситуациях он допускал явные промахи. В ходе военных операций 1663 года под Волховом, когда во главе польско-литовского войска находился сам король Сигизмунд III, для русских сложилась ситуация, ведущая не только к полному разгрому противника, но и пленению их предводителя. Однако командующий Черкасский не предпринял своевременных решительных действий, дав повод расценивать его медлительность едва ли не как свидетельство государственной измены. Прошли столетия, прежде чем позднейшие исследователи, набравшись мужества, смогли развенчать исторический миф, не находя в государевом служении Черкасского ничего выдающегося.

Соперничество за место у престола порождало корыстолюбие и угодничество, неуемные амбиции. Возникающие на этой почве закулисные интриги отравляли атмосферу во властном сообществе, вносили разлад в управленческую деятельность. Виной всему выступали невежество, примитивные представления и предрассудки, усугубляемые местническими разборками. Но именно людям, в полной мере наделенным этими недостатками, принадлежали места во властной «обойме». Одно и то же лицо могло быть и во главе военных операций, дипломатических переговоров, состоять в управлении приказами, править в регионах-воеводствах. Этим людям приходилось участвовать во всем, браться за всё, однако не везде и не всегда им успешно удавалось быть на высоте положения, находить приемлемые решения. В том, что касается образованности, их уровень, багаж знаний и представлений вряд ли мог превосходить тот, каким в свое время наделили самого царя. Они мыслили и действовали по наитию, исходя из обстоятельств времени и места, настолько успешно, насколько им позволяли удача, природные способности и жизненный опыт.

Перебирая имена тех, кто стоял у кормила власти, неотступно находился рядом с царем, исследователи оказывались в тупике, пытаясь особо выделить кого-либо из окружения Алексея Михайловича. Среди них не оказалось выдающихся, сверхудачливых или исключительно одаренных людей. Продвигаемые ими идеи и решения, напрямую вплетаясь в дела царствования Алексея Михайловича, давались ценой невероятных затрат сил и средств, сопровождались истреблением материальных и людских ресурсов, а их итоги и результаты нередко оказывались удручающими. Именитая элита не могла, не была способна выдвинуть тех, в ком Русь особенно нуждалась — дельных реформаторов, практиков, управленцев. Государственную работу выполняли либо те, кто не имел к ней способностей, либо те, кто был лишен реальной власти и полномочий в принятии решений. Смысл, продуманность и обоснованность решений обеспечивались ничтожными знаниями, а их исполнение направлялось скудным опытом. Продвигаемые инициативы во многом завершались результатами, обратными тем, что ожидались.

Так было с большинством знаковых событий царствования Алексея Михайловича: налоговая реформа 1648 года повлекла за собой Соляной бунт; замирение со шведами путем передачи им зерновых резервов вызвало «псковский гиль»; кабацкая реформа, призванная остановить пьянство, привела к расстройству денежного обращения и Медному бунту. Изнурительные войны против Речи Посполитой и Швеции обернулись громадными людскими и материальными потерями, не решив до конца тех задач, ради которых были начаты. Наконец, церковная реформа поставила Русь перед лицом губительного раскола, последствия которого не преодолены до сих пор.

За этими и другими ошибочными, несвоевременными решениями и действиями стояли конкретные приближенные к власти люди. Именно они, мотивированные на свой лад, опираясь на безграничное доверие к себе царя, убеждали, доказывали, навязывали неискушенному самодержцу амбициозные планы, возбуждая в нем беспочвенные иллюзии, идущие вразрез с реальными возможностями государства. Национальная история, потомки вправе возложить ответственность за произошедшее не только на Алексея Михайловича, но и на тех, кто стоял рядом с ним: Морозова, Никона, Одоевского, Ртищева, Матвеева, Долгорукова, Хованского…

Действия власти предопределяла политическая стихия, а для нахождения адекватных ответов на вызовы времени не хватало мыслительных и материальных ресурсов. Окружение царя состояло из именитых людей, однако реальная польза была далеко не от каждого. Близость к престолу, расположение к себе царственной особы становились для многих поводом к тому, чтобы «спустя рукава» относиться к делу, действовать в интересах своей родни и друзей, ставить личные интересы впереди государственных, а порой и вовсе забывать о последних. Исполнительская дисциплина в центре и на местах оставляла желать лучшего. Особенно это сказывалось на обстановке в воеводствах. Отсутствие надежных каналов связи столицы с периферией позволяло начальствующим лицам творить произвол, утаивать правду, приукрашивать реальность, а порой и идти на прямой обман власти. Самому царю доводилось уличать своих подданных в откровенной лжи. Такая обстановка формировала искаженный образ действительности, извращая характер происшествий, ход событий, смысл поступков конкретных людей…

Создание приказа Тайных дел, как уже отмечалось, стало свидетельством первых самостоятельных управленческих шагов Алексея Михайловича в качестве царя. Решение о создании такой структуры пришло не сразу. По мере того как царь взрослел, мужал, прозревал, к нему приходило понимание, насколько его держали в заблуждении, выдавая желаемое за действительное. Ложь, «злохитростные уловки» особенно распространились в чиновной среде. Однако в силу разных обстоятельств подлинные сведения стали давать о себе знать, проявляясь в том, с чем Алексей Михайлович так или иначе начал сталкиваться. Например, «сыскное дело», заведенное на воеводу Бориса Тушина, вскрыло тот факт, что хлеб, привезенный для ратных людей, он отвез к себе в поместье. Всплывающие наружу злоупотребления, хищения, ложные сведения даже у «тишайшего» царя вызывали приступы гнева. Постепенно ему стало ясно, как сильно обман и очковтирательство сказываются на делах государственной важности.