– Вот и приходи на работу вовремя! – сокрушался Игнатов. – Каждый день задержки. – Тогда расскажи, Максимыч, как ты кота в Сочи возил. Помнишь?

Снова грянул хохот.

– Вот баламут! – выпрыгнул из кресла Ерофеев, забыв про радикулит. – Иди-ка ты в гостиницу, раз у тебя задержка. Не мешай работать. И архаровцев васинских забирай, особенно вот этого, – ткнул пальцем в Устюжанина и передразнил, – ешь редиску, лук и хрен. Нет, чтобы о чём-то серьезном поговорить.

– Например, о рыбалке?

– А хотя бы и о рыбалке, – согласился Ерофеев.

– Тогда поведай нам, Максимыч, как ты свой «Жигуль» на рыбалке в озере утопил?

И снова грянул смех. Доронин с Устюжаниным переломились пополам. Ухал филином Ипатьев. Даже серьёзный Васин, давно знавший эту историю, рассмеялся. Ерофеев схватился за поясницу и медленно осел в кресле.

Тогда дежурный штурман был ещё летающим. Выпросив два выходных подряд, что было делом непростым, он и ещё два фаната подлёдного лова поехали рыбачить на одно из озёр. У берега не клевало и они, оценив ледовую обстановку и решив, что машину лёд уже выдержит, решили проехать к противоположному берегу, до которого было километра два.

Ну не идти же пешком на самом деле. Может, там повезёт. Проехав несколько десятков метров, машина стала проваливаться. Пришлось применить аварийное покидание. Выпрыгнули из кабины, а средство передвижения погрузилось на восьмиметровую глубину со всем, что в ней находилось. Водолазы вытащили машину за кругленькую сумму. Ещё почти столько же понадобилось на ремонт, ибо она здорово ударилась о каменистое дно в перевёрнутом кверху колёсами положении. Денег этих Ерофееву хватило бы, чтобы есть одну красную рыбу до конца жизни.

– Ладно, Максимыч, про машину-то что говорить, на рыбацкой ниве пострадали, а уж про кота Федю расскажи.

А дело было такое. Жил-поживал в штурманской кот по имени Федька. Теперь и не вспомнить, кто его сюда притащил ещё маленьким котёнком и дал ему такую кличку. Федя был чистюля и имел обострённое чувство собственного достоинства. Он ежедневно выходил на улицу, важно прогуливался по перрону и всюду совал свой нос не хуже дотошного проверяющего. Рёва самолётов он совсем не боялся. Техники, завидев приближение Феди, дурачась, отдавали ему рапорт, называя его «товарищ инспектор». Кот снисходительно выслушивал рапорт и махал хвостом. Бывало, он исчезал на несколько дней, но всегда возвращался. Зимой вёл паразитический образ жизни и во двор выходил только по кошачьей надобности. Спал под батареей отопления на маленьком коврике. Каждый считал своим долгом угостить его чем-нибудь вкусным. Дары Федя принимал снисходительно, но при попытке что-то отобрать шипел и царапался.

Старший инспектор по безопасности полетов Никита Петрович Кухарев не раз приказывал убрать из помещения животное, но никто не думал выполнять приказание, справедливо полагая, что на безопасность полетов животное не влияет, а если и влияет, то только положительно. Все так привыкли к коту, что считали его членом коллектива. Шутники предлагали зачислить Федьку в штат штурманской службы на должность дежурного штурмана, а всех остальных – уволить. Кухарева кот запомнил, ибо имел возможность убедиться в его агрессивности. Как только инспектор появлялся в дверях, Федька вскакивал, выгибался дугой и, шипя, пятился в самый дальний угол.

Вот этого кота какой-то неустановленный шутник и заснул перед вылетом в портфель с картами тогда ещё летающему Ерофееву. Федьке нора, видимо, пришлась по душе, так как он не подавал оттуда признаков жизни. Перед вылетом и в полёте Ерофеев портфель не раскрывал, так как он ему был без надобности. За свою более чем тридцатилетнюю летную деятельность он давно выучил наизусть все позывные, частоты и схемы заходов всех аэропортов Советского Союза. В Сочи же, готовясь к обратному вылету, он зачем-то открыл портфель. Соскучившийся по общению Федька выпрыгнул к нему на колени и, признав своего, нежно замурлыкал.

– Кио! – воскликнул кто-то из армянского экипажа. – Слушай, ты нэ можешь из свой партфел хароший девушка вынимать? Я жениться хачу.

Дежурный штурман сочинского аэропорта нацепил на нос очки, подошёл к Ерофееву и стал рассматривать мурлыкающее животное, словно видел кота первый раз в жизни.

– Кажется, и правда кот! – с изумлением произнёс он. – Но, чёрт возьми, зачем ты его возишь с собой?

Тут же нашёлся шутник.

– Да это его же стажёр.

От дружного хохота заколыхалась пальма, стоящая в углу комнаты.

– Сволочь какая-то перед вылетом подсунула, – пробормотал Ерофеев. – Убью!

– У тебя случайно в портфеле мыши не завелись?

– Ого, это серьёзно. Мыши могут погрызть наши секретные карты. Как потом отчитываться?

Лётчикам только дай повод для зубоскальства. Минут пять в штурманской стоял хохот. А что касалось карт, то они действительно считались секретными. Не все, только пятикилометровки. Выпуска конца сороковых годов.

Выслушав с десяток острот и пожеланий, Ерофеев сгрёб кота с колен и попытался снова засунуть в портфель, но Федьке тёмная конура надоела, и обратно лезть он не желал, царапался и извивался, словно уж.