Про этого Бориса Конрада я кое-что слышал. Когда-то читал книгу про разного рода самозванцев, которые либо пришли к власти, либо сильно этого хотели, предпринимая разные действия. Среди персонажей, чей жизненный путь был описан в том издании был Борис Конрад, или как его в Киеве величают Колыманович, по имени венгерского короля Кальмана, отца Бориса, пусть Кальман и не признал отцовство, обвинив жену в блуде.

И только сейчас, когда Никифор объявил наш маршрут, лишь вскользь упомянув о Борисе Колывановиче, я сопоставил свои знания и персонажа. Так-то я просто не помнил точное время, когда действовал этот авантюрист. Нужно подумать, может такой человек в чем-то пригодится.

Святая София, вопреки ожиданиям, была несколько подкопчена. Даже это святое место не минула участь быть тронутой в бессмысленном и беспощадном бунте. По мне, так и пусть будет разрушена. С этими людьми, власти и через сорок лет новую Софию не отстоят. И, нет, не в коем случае я не против церкви. Я смотрю на этот храм, как на символ величия Киева. Сколько еще крови прольется за обладание этим самым величием? Так не проще молиться в деревянных, кстати, просто невообразимо красивых храмах, но сохранить тысячи жизни? Оставили бы князья в спокойствии былую столицу Русской Земли, пусть себе догнивала бы, пока рос какой иной центр Руси.

Киев город большой… сравнительно. Скажем так… по своим размерам он меньше или сопоставим со среднестатистическим районным центром в России будущего. Тут проживало, наверное, тысяч пятьдесят, не больше. Но и такая цифра для нынешнего время — очень много. И немало людей проживало за пределами города, или же у пристанях, мелких деревушках, которые чуть ли не упираются в крепостные стены. Но сам город компактный, застройки одна нависает над другой с узкими улочками и проходами.

Так что объехать на коне, особенно когда мы спешили, весь город можно достаточно быстро. Вот только мы ушли от пустыря у Глебова двора, и уже прибыли в свое расположение. Действительно, юго-восточная часть Киева менее всего пострадала, в стороне Золотых ворот и вовсе мелькали организованные отряды великокняжеской дружины. Если Брячиславов двор догорал, одна из резиденций Всеволода Ольговича, то в районе Георгиевского монастыря, это рядом с Золотыми воротами, все казалось спокойным. Надолго ли? Были видны группы людей, которые, вооруженные абы чем, шли в сторону главных ворот города.

— Что случилось? — завидев нас, пятерых ратников во главе с полусотником Никифором, подскакал Боромир.

— Приняли бой, — спокойно отвечал мой полусотник, не упоминая обстоятельства скоротечного сражения. — Наемники.

— Да, нынче все повылазят, дабы в мутной водице рыбку половить, — философски заметил старший сотник. — Готовьтесь, скоро выход.

В это время вывели из дома гостиного двора Вышату. Он выглядел, словно с жуткого перепоя, усталым, опухшим, но старался держаться гордо, даже высокомерно. Я не хотел видеть ни полусотника, ни Воисила, которых не без моей помощи разоблачили. Но оставался вопрос: а кто предатель? Или оба? Я уже направился к месту дислокации своего десятка новиков, как услышал громоподобный голос Ивана Ростиславовича. Ранее я не замечал в нем еще и такие тональности в словах. Власть… вот чем веяло от князя.

— Оба вы виновны, о том сомнений у меня нет. Но кто предавал? Оба, али здесь иные умыслы есть? Первым слушаю тебя, Вышата, — судил князь.

— Князь Иван не хочет с собой брать предателя, сейчас казнит, — почти внезапно материализовался Спиридон, шепчущий мне на ухо свои умозаключения.

— Ты чего подкрадываешься, Спирка? Все собрал в дорогу? Таз… э… купель свою взгрузил на коня? Али оставляешь в дар стольному граду Киеву? — спросил я, не обращая внимания на дьячка, а смотря в сторону места, где происходил княжеский суд.

— До нас уже приходили оружные горожане. Требовали встать с ними заодно, — сообщал мне новости Спиридон.

Приходили, значит могут прийти еще. Где-то вдали, в стороне купеческих дворов, раздавались разные звуки, вокруг нас пока относительно тихо. Получался такой вот островок безопасности. Надолго ли?

— Моя вина, князь, что я серебро зарывал по пути. Два раза в лесах Галича, когда мы бежали, один раз у Берлады, и после сечи с половцами, — понурив голову говорил Вышата. — Более соромным для меня быть предателем, нежели тем, кто утаил от со-ратников своих скарб дружинный.

Было видно, что Иван Ростиславович несколько с облегчением выдохнул. Предательство для него более существенная провинность, чем казнокрадство.

— Сие преступно, Вышата, — после паузы отвечал князь. — Токмо ты клятвы не нарушил. Для тебя иная клятва повинна быть, кабы не воровать у своей дружины. Десять коней с тебя, да пять десятков гривен. И ты более не полусотник, ты десятник, полусотню твою пока возьмет Боромир.

— Князь, коней столько не имею, — отвечал Вышата. — И дозволь откупиться от осерчания твоего.

Что заставило меня отвлечься и посмотреть за спину Спиридона, так и не могу ответить. Может быть, это то самое периферийное зрение, о котором я уже упоминал. Но увиденное мной говорило о том, что Воисил не таким уж и овощем лежит в погребе. Приоткрылась дверца дома и оттуда прошмыгнула тень, которая спряталась под за углом. Может, если бы старый воин не был все же под какими-то веществами, он смог бы проделать свой маневр и более ловчее, но, нет, Воисила пошатывало, а на его рубахе были пятна крови.