– Георгий Николаевич, - ответил капитан Свиридов. – Так для этого и существует Особый отдел. Я не могу сказать почему, но у меня дурацкое чувство, что он не наш, не советский. Не наше у него воспитание. Он будто сын белогвардейского офицера… такой, не рабоче-крестьянской закваски, один взгляд его чего стоит: исподлобья, колючий, дерзкий – чисто волчонок!

– Ну, почему же белогвардейского? У него отец флотский офицер, занимался его воспитанием с детства, парень сам об этом рассказывал, -заступился за Илью капитан Шарабарин. – Могу одно сказать: в бою, что он, что другие мальчишки, вели себя, как бывалые фронтовики. А в госпиталь, как я понял, Никиту Зозулина отправили?

– Да, его. Очень нам помог! Если бы не он… не они… - помолчал подполковник. – Короче! Геройские ребята!

«А вот это важно, - подумал особист. – Если есть награды, значит можно будет покопать поглубже!»

Еще через неделю Илью вызвали в штаб. Беседовал с ним только особист – капитан Свиридов:

– Вот расскажи мне, Илья, как ты и твои товарищи попали в Калачевский детский дом?

– Да я уже рассказывал, товарищ капитан! Сколько можно?

– Сколько можно? Сколько можно врать!!! – как припечатал капитан. – Не прилетали вы ни из какой Белоруссии и не из какого партизанского отряда! Нет ваших фамилий в списках прилетавших. И в списках награжденных – нет! Вот мне и интересно – кто вы такие?

– Товарищ капитан, ну мы же не под своими фамилиями там были… - начал было Илья.

– А под какими?

– Не могу сказать. Не положено отвечать. – включил Илья последнее средство.

– Хорошо, «не положено», а песни петь тебе можно? Или тоже – военная тайна? – поддел Илью Свиридов.

– А песни –то причем тут? Петь не запрещено…

– А вот давай споем!

«Если завтра война, если враг нападет

Если темная сила нагрянет-

Как один человек, весь советский народ

За свободную Родину встанет…» - ну, что же ты не поешь? Может, ты слов не знаешь?

«Вот это попадос… А слов-то я и не знаю! Чистой воды – получаюсь шпион…» - промелькнуло в голове у Ильи.

– Ладно… а вот эту споешь?

«Мы — красные кавалеристы,

И про нас

Былинники речистые

Ведут рассказ…»

Что? Тоже не знаешь? Вот и все… Вот вы и попались - у нас любой советский мальчишка эти песни знает!

И, глядя на ошарашенного Илью, особист добавил, достав бумажку:

– Жалко, что очную ставку вам провести не смогу – закопали твоего подельника – умер он от менингита, вот прислали справку, что доставленный в санбат 19 Танковой Армии принятый на излечение 23 ноября неизвестный мальчик 12-14 лет умер и похоронен на южной окраине в братской могиле.

– Я не верю… не верю Вам.

– Верю – не верю! Тоже мне, девочку с ромашкой нашел! Петров! – на зов капитана в комнату вошел рослый боец. – Петров! Этого в КПЗ и глаз с него не спускать! Он хоть и мелкий, но еще тот фрукт!

Продолжение разборок.

– Ольха! Ольха! Вызывает 28-ой! Дайте Дон!
– капитан Шарабарин пытался дозвониться до Особого отдела, а если точнее, то до капитана Свиридова. – Дон? Вы в курсе, что несколько дней назад пропал наш боец Фролов? Да! Мне только что сообщили из 14-ой бригады, что их вестовой на месте проживания Фролова не застал. Хозяйка сказала, что ушел, не взяв вещи, 3 дня назад. Вы в курсе? Заехать к Вам? Еду!

Капитан Шарабарин ехал к капитану Свиридову и был уверен, что сейчас не выдержит и выскажет все, что накипело. Держать мальчишку в Особом отделе при комендатуре трое суток!!!

Доехал, зашел в комнату к особисту и, как заправский кавалерист, а не моряк, начал «с места и в карьер»:

– Свиридов, вот скажи мне, какой из мальчишки шпион, если я вот этими глазами видел, как он фрицев отстреливал!

–Верю, - Свиридов тяжело вздохнул. – Только, сперва, малый обложил нас всех такими матюками, что я некоторые слова впервые, тем более и уст мальчишки, услышал, а потом он написал признание и ушел в полную молчанку. Что теперь с ним делать не знаю…

– Он хоть живой? Твои не переборщили, допрашивая «шпиёна»? – с подозрением в голосе спросил начальник разведки 154 морбригады.

– Пошли, глянешь на него… Даже пальцем не трогали! Он даже отдельно от всех в комнатке живет. После медосмотра военврач приказала дать ему помыться, прописала лечение и постельный режим. Можешь забрать его, если получится, только форму надо будет ему принести, в стирке она.

Подошли к комнате в которой содержали Илью.

– Открывай, - скомандовал Свиридов часовому.

– Встать!
– скомандовал часовой, открыв дверь.

Илья лежал на нарах, где был даже матрац с подушкой и одеяло (явно из санбата), укрывшись поверх одеяла шинелькой, заложив руки за голову, глядя в потолок. На табурете перед ним стояла миска с кашей и ломтем хлеба, кружка с чаем была наполнена до половины (видимо, отпил). Было видно, что Илья к еде не притронулся. Да и на вошедших офицеров никак не отреагировал.