– Мне не нужно в туалет, Миш, – ловлю его в плен своего взгляда. Глаза Стрельникова недоуменно округляются, дескать, а что тогда тебе нужно, женщина. Но по мере того, как я на него смотрю, этот вопрос уходит, уступая место недоверчивому пониманию.

– Кэт… – облизывает он губы и шумно сглатывает.

– Давай, Миш. Просто трахни меня…

– Здесь, что ли? – хмыкает он.

– А что не так? Природа, романтика, – растягиваю губы в безумной улыбке. – Да и шансы напороться на кого-нибудь минимальны, так что?

Демонстративно медленно завожу руки за спину, расстегиваю единственную пуговичку. Стягиваю через голову топ. Я думала, что после Реутова никогда ни с кем не смогу. А сейчас слышу шумное дыхание красивого молодого мужчины, и даже какой-никакой азарт появляется. Хоть кому-то я нравлюсь, да?

Белоснежный шелк летит в сторону. Остаюсь лишь в прозрачном бюстике, не скрывающем мои сжавшиеся соски.

– Юбку лучше просто задрать? Как думаешь?

Извиваясь, подтягиваю юбку к талии. Миша отмирает. Тянет ко мне горячие руки, ведет по ногам к промежности и, раздирая капрон, погружает в меня сразу два пальца.

Кэт

Я не знаю, как это случилось со мной. Вот правда. Я же никогда в общем-то не питала иллюзий относительно этого мира. Очень рано повзрослев из-за своих гениальных мозгов, к своим девятнадцати я выкристаллизовалась в довольно циничную личность. В этом юном возрасте я уже повидала немало – крах стартапов, из-за которых вчерашние лучшие друзья разсирались в хлам. Воровство чужих идей, продажную любовь эскортниц средней руки, охотящихся на перспективных айтишников. Подставы с целью спасти свою шкуру, всяческую несправедливость, эйфорию от успешно проделанной работы и следующее за ней выгорание, которое неизбежно влекло за собой гулянки с дорогами, разбитыми кредиткой на стеклянном столе. Вот почему во мне так отзываются слова Валеева о жизни, которую мы не можем переварить. Мне очень близки его суждения. Если исходить из концепции, что жизнь равна плотности ощущений на единицу времени, то к моменту той самой аварии я, может, прожила даже не одну… И тем удивительнее, да, как же так по итогу случилось. Как я не поняла, к чему все движется? Почему так слепо поверила мужу? С моим жизненным опытом, а? Какого хрена решила, что именно Реутов – моя судьба? Почему во мне вдруг взыграла эта идиотская мысль о всепобеждающей, жертвенной, блядь, любви? Почему моя вера была такой фанатичной? А любовь настолько слепой?

Теперь, когда во мне толкаются пальцы едва знакомого мужика, события моей прошлой жизни уже не кажутся такими уж предопределенными. Ни хрена это не судьба, боже-е-е… Все вполне могло пойти по другому сценарию. И тот факт, что я сама выбрала свою дорогу, что сама во всем виновата, надо просто принять, как бы это ни было сложно.

– Ч-черт, Кэт… Тесно так…

Потому что жизнь – это выбор. Плохой или хороший, правильный или нет, но все-таки выбор. Да, есть обстоятельства, на которые мы повлиять не в силах, однако в большинстве случаев человек действительно сам определяет свое будущее, но не всегда готов это признать, ведь признание означает принятие ответственности за свое решение.

Мой выбор сейчас – ни к чему не обязывающий секс на пыльной обочине. Да, может, потом я о нем пожалею, или же нет… Но по-другому я просто не выживу. Мне нужна эта затуманивающая мозг, подчиняющая себе похоть в чужих глазах, чтобы почувствовать себя лучше.

Пальцы Стрельникова опускают под грудь кружево лифчика и осторожно, едва касаясь, очерчивают соски. Наклоняюсь к его губам. Жалю поцелуем, прикусываю губу в надежде, что он поймет и все сделает правильно.

– Ауч!

– Не нежничай, – ухмыляюсь я. Осталось только добавить «Сделай мне больно», как в той древней юмореске.

Приподнимаюсь на коленях, насколько позволяет высота машины. Соски аккурат над его губами. Веду рукой по груди под Мишкиным пьяным взглядом, с силой выкручиваю. В глазах Стрельникова мелькает безумие. Дыхание вырывается из легких со свистом. Руки ходят ходуном, сплющивая мои скромные единички.

– Давай назад пересядем, – хрипит он.

– Ну, давай.

Выхожу первой. Он за мной. Под ногами шуршит гравий, над головой жужжит шмель и трещат цикады. Дело близится к ночи. И здесь, на природе, жара не так душит, как в городе.

Открываю заднюю дверь. Забираюсь на диван коленями, соскальзываю ладонями дальше, приглашающе выгибая спину. Миша шумно сглатывает. Могу только догадываться, какой вид открывается его глазам, но судя по реакции – он в восторге. Зазывно качаю бедрами туда-сюда. Еще одно заблуждение – я думала, что разовый секс – это всегда неловко. Но нет. Ничего похожего я не испытываю. Мне просто плевать. Плевать, нравится ему или нет. Плевать, что он обо мне подумает. И на него самого пле-вать.

Твердые пальцы проходятся по мокрым набухшим складкам. Какая же все-таки удивительная штука – наше тело. На базовом уровне мы все те же доисторические животные. Наши инстинкты прикрыты лишь тонким слоем цивилизованности, который – только дунь – слетит. И ни стыда, ни совести, ни сожаления… Лишь потребность.

– Да, да, да… Давай уже, Миш!

Шуршит фольга, звонко шлепает латекс. Одной рукой Стрельников подтягивает меня к себе, другой упирается в стойку, толкается и… Я ору:

– Ай, блядь… Ай-ай-ай… А-а-а-а…

Смешно. Но на первых порах Миха думает, что я воплю от страсти.

– Спина-а-а-а. Стой! Аа-а-а…

А на самом деле дает о себе знать моя межпозвоночная грыжа. У меня истерика. Разве может случиться что-то абсурднее?

– Кэт… – хрипит Миша. – Что такое, Кэт? Тебе плохо?