Она смеется, а у меня внутри все стынет и разбивается в ледяную крошку.

— Тебе удалось обмануть только потому, что мы безгранично верили тебе.

— И что? Мне растрогаться? Пустить слезу? — средним пальцем промакивает уголки глаз.

— Тебе конец, — шипит Сашка, но Стеф начеку, не пускает ее.

— А что вы мне сделаете? — нагло усмехается Алена. Сейчас она совсем не похожа на ту девочку-овечку, которую мы всегда пытались защитить от злого мира, — я разве что-то нарушила? Я никому не навешивала чужих детей, ничего не требовала. Мало того, я не устраивала фиктивных браков и не забирала чужих денег. Ничего противозаконного не делала. Чиста, как младенец.

— Мы хоронили тебя!

— Врачебная ошибка, бывает, — равнодушно жмет плечами, — если потребуется притворюсь, будто немного умом тронулась. Шутка ли, быть при жизни похороненной. Тут и амнезию запросто можно словить. Тут не помню, здесь забыла.

— Влада заберут.

— Пффф, кто? — небрежно хмыкает «подруга» — У него есть приемные родители. Он обеспечен всем, обут, одет. Сыт, здоров, счастлив. У него гора игрушек, много друзей, кружки и бассейн. У него прекрасная жизнь. Если возникнут проблемы, то подключимся мы с Сергеем. Так что никто, никого не заберет, и вы все это прекрасно знаете.

Она так легко рассуждает об этом, так уверена в своей безнаказанности, что у меня сводит кишки. Ведь получается, что это мы с Сашкой дел натворили, а Алена, как бы и ни при чем. Все, что она сделала – это навешала двум дурам лапши на уши, дальше они справились сами.

— Кстати, мне пора его кормить и укладывать. Так что проваливайте. Вы тут никому не нужны.

Я больше не могу.

Молча разворачиваюсь и иду на выход. В ушах бомбит пульс, на языке горечь. Я словно пьяная спускаюсь вниз, вокруг марево, в котором невозможно ничего разобрать. Цвета, запахи, звуки – все смешалось. Не понимаю, где верх, где низ, не чувствую ветра, хлещущего прямо в лицо. Просто двигаюсь на автомате, мечтая лишь об одном – оказаться как можно дальше от этого места.

Получается, мы все это сделали, чтобы накормить злобного демона? Получается, что свою жизнь и любовь я угробила ради вот этого? Ради ее веселья? Ради чужих игр и извращенного желания утвердиться?

Я все потратила впустую.

Себя потратила.

От этих мыслей ноги наливаются тяжестью и мир тонет в серой пелене.

Все это было напрасно. Зря…

Все зря.

Земля уходит из-под ног. Меня ведет в сторону и не дойдя всего пару шагов до машины, я тяжело оседаю на землю.

Кажется, кто-то подхватывает меня и зовет по имени, но я уже уплываю. Отключаюсь, не в силах вынести чудовищной реальности, в которой я не борец за справедливость, а дура, позволившая другим играть своими чувствами и жизнью.

Глава 12

Кирсанов

На улице уже ночь. Я сижу в занюханной клинике, посреди длинного унылого коридора, освещенного моргающими лампочками.

Жесткая лавка подо мной качается от каждого движения, за спиной неприятно цепляет одежду грубая стена. Но мне так похрен, что словами не передать. Задолбался.

Просто сижу, откинувшись на спинку и закрыв глаза, тону в пустоте, которая все сильнее ширится в душе.

Хреновая ситуация, хреновый расклад, все хреново. Как вышло, что все мы оказались втянуты в такое дерьмище? Вопрос риторический, но от этого нелегче.

Таська в местной «ВИП-палате». Тут такой vip, что закачаешься. Комната три на три с зелеными, крашенными стенами и треснутым окном. Зато туалет свой есть! Именно это в первую очередь сообщила главврач, когда мы только приехали и потребовали лучшую палату. Причем пафосно так сообщила, будто унитазы в нашем мире редкость, и лишь избранным доводится увидеть их вживую. Остальные гадят под кустом, по старинке подтирая задницу лопухом.

Ладно хоть койка была одна и врачи компетентные, несмотря на хреновый антураж.

Бывшая жена в себя не приходила — стресс и эмоциональное истощение, выбили ее из колеи, но состояние было стабильно. Из глубоко обморока она плавно перешла в сон, и теперь просто спала.

Находится рядом было невыносимо, поэтому я ушел в коридор, а в палате осталась Змея. На ней самой лица не было, она как коршун кружила над подругой, грозно встречая каждого, кто осмеливался подойти ближе.

Гребаный цирк, епть… Вся моя жизнь в последние месяцы – это гребаный цирк.

Я малодушно жалею, что привез Таисию в это логово. Мне хотелось утереть ей нос, хотелось, чтобы она поняла, чего стоили слова «подруги». Хотел, чтобы она увидела, ради кого шла грудью на амбразуру.

Думал, буду злорадствовать. Хохотать, как злобный демон, дождавшийся краха своих врагов, а вместо этого, чуть не сдох, когда увидел ее глаза. В них было такое… беспомощное, жалкое, растерянное, что я пожалел.

Надо было ограничиться фотографиями. Этого бы хватило. А вот так – слишком жестоко. Но мне хотелось устроить шоу для бывшей жены, и я его получил. По полной программе.