Теперь тетя Беатрис ушла навсегда, оставив по себе лишь письма и загадочное наследство. Мне больше не услышать ее звонкого голоса, не посмеяться вместе над несуразными женихами и вздорными кумушками. Но ничто не помешает сохранить ее в сердце – навсегда юную, дерзкую, полную надежд.

Я последую за твоей мечтой, милая тетя. Доберусь до истины, чего бы мне это ни стоило. И буду жить так, как ты меня учила – без страха и упрека, наперекор всем бурям.

Мать, конечно, такого бы не одобрила. Она всегда была воплощением кротости и послушания – истинная леди, безупречная жена и мать. Всю жизнь провела в тени отца, с улыбкой снося его чудачества и вспышки гнева. Даже свои мечты похоронила в угоду приличиям.

Лишь однажды, совсем девчонкой, я застала ее плачущей над старыми письмами. На полу валялись пожелтевшие конверты, исписанные незнакомым летящим почерком. Увидев меня, мать поспешно вытерла слезы и прибрала разбросанные листы.

– Ничего, милая, – слабо улыбнулась она в ответ на немой вопрос. – Просто вспомнилось кое-что… из прошлого. Мечты, которым не суждено сбыться.

Я была слишком мала, чтобы расспросить подробнее. Но с тех пор не раз думала – а была ли мать счастлива? Или всю жизнь прожила с душевной раной, по капле истекая несбывшимися надеждами?

Глядя на истерзанные письма, я поклялась, что никогда не повторю ее судьбы. Лучше рискну всем, кинусь в неизвестность, но не дам похоронить себя заживо.

Облокотившись на поручни, я вдруг вспомнила скандал, который разразился в нашем доме за неделю до отъезда. Досточтимый лорд Уинтерли, мой (уже бывший) жених, застал меня за чтением крамольной французской книжки о свободной любви и тому подобной ереси. Какой поднялся крик! Лорд шипел и брызгал слюной, обвиняя в распущенности. Дескать, я недостойна носить его фамилию, а помолвка наша – чудовищная ошибка.

Я и не подумала спорить. Лишь отрезала, что охотно распрощаюсь и с его фамилией, и с ним самим. Лучше остаться старой девой, чем до гробовой доски терпеть такого напыщенного болвана. Лорд так опешил, что лишился дара речи. Но было уже поздно: я вылетела вон, оставив опостылевшего жениха наедине с его праведным гневом.

Дома тоже разверзся ад. Отец метал громы и молнии, грозился лишить наследства и упечь в монастырь. Я стояла перед ним, опустив голову и кусая губы. Нельзя показывать слабость, если решила восстать против всех и всяческих правил. Ничего, побушует и смирится – не в первый раз.

Возвращаться к лорду Уинтерли я не собиралась. Как и к другим незадачливым претендентам на мою руку, отваженным за последний год. Чего стоил только мистер Гилкрист, богатый, но невыносимо чопорный банкир! Стоило невзначай поинтересоваться его мнением о рабстве с точки зрения Священного Писания – беднягу чуть удар не хватил от святотатства.

А сэр Персиваль, молодой политик, помешанный на приличиях? Отчитал меня за яркое платье в церкви – дескать, негоже отвлекать прихожан от молитвы. Спорить я не стала, а в следующий раз явилась в скромнейшем сером одеянии… и кружевных панталонах, стратегически выглядывавших из-под подола. Сэр Персиваль впервые слова молитвы перепутал!

Капитан Лоуренс, гроза морей, повсюду таскал миниатюру покойной матушки, то и дело прослезившийся. Я лишь посочувствовала, что со свекровью, даже мертвой, ужиться непросто. И тут же подарила медальон с портретом тети Лавинии – для равновесия, так сказать. Бравый капитан сбежал в тот же вечер, не попрощавшись.

Дольше всех продержался француз месье Дюпон. Стойко сносил и колкости, и насмешки над акцентом, и пролитый на парик соус. Сдался, лишь застав меня в конюшне – в мужском костюме верхом на лошади. Причем задом наперед. Бедняга только и смог выдавить: "Sacre bleu!" – и ретировался.

Право, чего я только ни выдумывала, лишь бы избежать унылой участи примерной жены! Эти лондонские снобы понятия не имели, каково сдерживать смех, наблюдая их потуги. Но лорд Уинтерли переплюнул всех – потому и получил самую хлесткую отповедь.

Тут в спину будто кольнуло недоброе предчувствие. Я обернулась – и встретилась взглядом с высоким смуглым господином. Незнакомец сощуренными темными глазами разглядывал меня. На его губах змеилась наглая, чувственная усмешка.

Я вспыхнула. Да как он смеет раздевать глазами порядочную девицу?! Или в Италии все мужчины столь бесстыдны? Не дождавшись ответа на немой вопрос, я отвернулась, поправляя шляпку. Нечего поощрять дерзеца! Да и не за амурными приключениями я плыву в Венецию. Мне еще предстоит вступить в права наследства – и разобраться с тайнами, что оставила тетя Беатрис.

Сама мысль о ней вызвала горький комок в горле. Милая, взбалмошная тетушка! Сколько себя помню, она всегда была воплощением скандала в глазах чопорных родственников. Слишком яркая, острая на язык, независимая. Истинная бунтарка, сбежавшая из английских туманов на солнечные камни Венеции.

Теперь ее не стало. А меня ждет встреча с неизвестностью в чужом городе, в старинном палаццо, полном загадок. Какую тайну хотела доверить мне тётя? Этого я пока не ведала. Оставалось надеяться, что ответы ждут в Венеции.