Но истинное средоточие порока оказалось, конечно же, на втором ярусе зала, где за ажурной галереей прятались многочисленные двери опочивален – альковов, будуаров, тайных комнаток для утех. То и дело оттуда выглядывали разгоряченные девицы, маня к себе клиентов призывными жестами, взмахами рук и выразительно поводя бедрами.

Когда одна из дверей распахнулась, на миг явив моему потрясенному взгляду огромную разобранную постель, сбитые простыни и несколько сплетенных в экстазе тел, я почувствовала, как гусиная кожа пробежала по моей спине. К щекам прилил невыносимый жар, словно сам адский огонь коснулся моего лица. Нет, нет, я не должна была подглядывать за непотребствами! Это грех!

О Боже, куда же я попала? – лихорадочно неслось в голове, пока ошеломленный взгляд против воли приковывал все новые и новые постыдные детали. Вот из-под рояля выглянули дамские ножки в чулках, вот в приоткрытой двери мелькнуло оголенное женское плечо, вот красотка многозначительно погладила набалдашник трости своего кавалера…

Сердце бешено колотилось, грозя выскочить из корсета, дыхание срывалось. Паника затапливала сознание. Нет, не могло быть! Моя любимая тетя не имела никакого отношения к подобному разврату! Это какая-то чудовищная ошибка!

– Святая Мадонна! – ахнула за моей спиной Ханна. Ее лицо было бледно как мел, губы дрожали. – Куда же мы попали?

Но я не могла выдавить ни звука. Дурнота подкатила к горлу, в ушах нарастал звон. И вдруг…среди толпы я заметила устремленный прямо на меня наглый мужской взгляд.

В кресле напротив вальяжно развалился смуглый красавец с дьявольской усмешкой и шальным блеском в янтарных глазах. Темные волосы незнакомца, выгоревшие у корней, были художественно растрепаны, а в ухе поблескивал крупный бриллиант чистой воды.

Его наряд был воплощением дерзкого бесстыдства и презрения к приличиям. Темно-синий сюртук распахнут на груди, являя взору неприлично большой треугольник загорелой кожи в вырезе белоснежной рубашки. Несколько пуговиц расстегнуты, будто владелец нарочно хотел подразнить, шокировать публику своей раскрепощенностью.

Концы шейного платка свободно свисали на грудь, не стянутые даже подобием узла. Эта вопиющая небрежность казалась насмешкой над светскими франтами, тщательно драпирующими свои галстуки. Лишь скрепляющая булавка с крупным рубином удерживала концы ткани от окончательного падения, да и то будто в любой миг готова была сорваться, утянутая тяжестью греха.

Каждый штрих его облика дышал вызовом, опасностью, порочным шармом хищника, привыкшего получать желаемое. Одним своим видом он попирал законы добродетели, искушая и призывая отринуть мораль, забыться в вихре порока и страсти.

Взгляд незнакомца, полный опасного лукавства, дерзкой насмешки и вызова, выбивал почву из-под ног. Такие глаза бывают у падших ангелов, высокомерных аристократов, прожженных циников. Или безнравственных ловеласов…

Поймав мой потрясенный взгляд негодяй нахально подмигнул и выразительно похлопал ладонью по колену. О, я прекрасно поняла недвусмысленный призыв этого жеста! Он приглашал меня, невинную мисс Эштон, присоединиться к вакханалии! Какая дерзость!

Задохнувшись от унижения и гнева, я отшатнулась назад, прочь от этого логова порока, от чудовищных картин, от наглеца, посмевшего глумиться над моей честью. Но даже сквозь обуревавшие меня страх, стыд и смятение я успела заметить в темных глазах незнакомца какую-то загадочную, отчаянную тоску…

Не помня себя от смятения, я вылетела из зала, таща за собой перепуганную Ханну. В висках стучало, перед глазами все плыло. Дрожащими руками я распахнула тяжелую дверь – и с облегчением вывалилась в ночную прохладу.

– Скорее, скорее прочь отсюда! – всхлипнула я, увлекая за собой Ханну по темной улочке. До боли впиваясь пальцами в её запястье.

Мы неслись вперед, не разбирая дороги, спотыкаясь о булыжники мостовой. За спиной удалялся жуткий дом с замершей на пороге фигурой мужчины. Даже не оглядываясь, я чувствовала, как провожает меня ехидный взгляд его янтарных глаз.

Боже, Боже, за что ты покарал меня? Где я так грешна, что угодила в этот ад? – беззвучно твердила я, глотая слезы на бегу. Неужели это расплата за мою гордыню и высокомерие? За то, как я обращалась с женихами, отвергая их одного за другим, насмехаясь над их чувствами?

Мы петляли узкими улочками, ныряли в подворотни, стремясь убраться подальше от зловещего палаццо. Венеция дышала в лицо влажным холодом. Редкие фонари тускло мерцали, будто плавая в густом тумане. Безлюдные переулки казались зловещими, полными неведомых угроз.

Внезапно я осознала, что понятия не имею, где мы находимся и куда идти дальше. В панике я заметалась по сторонам, пытаясь сориентироваться. Ханна испуганно жалась ко мне, комкая в пальцах край моего рукава.

– Миледи, что же нам делать? – пролепетала она дрожащим голосом. – Куда теперь?