Он для секретаря старается.

ПАПМАЙЕР

Для кого?

ФИДОРРА

Для Кунце.

ПАПМАЙЕР

Для этого кочегара? Для этого неуча?

ЦИДЕВАНГ

Юлиус хороший парень, Макс. Он и Кунце – это как солнце и луна, то есть Юлиус светит, а на Кунце падает лишь красноватый отблеск. Это разные вещи. Папмайеру. Кунце бесится, не знает, как выглядит котел, но орет с утра до вечера. Объявил стеклянщикам, которые не тянут план, что в их разгильдяйстве мы виноваты. Ты же знаешь, как он оскорбляет людей, псих ненормальный.

ФИДОРРА

Это и тебя касается, Юлиус.

ПАПМАЙЕР

А что он говорит обо мне?

ФИДОРРА

Ведь ты же у нас профсоюз.

ЦИДЕВАНГ

Пришел Эртель с анализами.

ЭРТЕЛЬ входит

Нет у меня анализов. Она говорит, пусть их Герберт заберет.

БИТТРИХ входит

Я сама их принесла, коллеги.

ПАПМАЙЕР

Покажи, Хильда. Состав воды неплохой. Прочность должна быть еще больше, хотя и здесь мы констатируем прогресс. Еще десять-двенадцать килограммов, коллеги. И принесите их мне, чтобы Мельц оставил меня в покое. А что касается Кунце…

КУНЦЕ входит

Шахтерской удачи, Юлиус.

ПАПМАЙЕР

Шахтерской удачи, Пауль.

КУНЦЕ

Следишь за качеством, а?

ПАПМАЙЕР

Да. А ты что делаешь?

КУНЦЕ

Значит, мы с тобой заодно, Юлиус.

ПАПМАЙЕР

Почему бы и нет? Идут к двери.

ФИДОРРА

В каком смысле – заодно?

КУНЦЕ

В том смысле, что вы гоните халтуру. Идут к двери.

ПАПМАЙЕР

Точно. Я только что потребовал улучшить результат на десять-двенадцать кило. Хотя таких плохих показателей, как летом, уже нет.

КУНЦЕ

И я о том же. А все потому, что вы, хреновые пекари, соблюдаете свой интерес вместо того, чтобы соблюдать госты.

ПАПМАЙЕР

Конечно, на наших старушках-машинах брикетов на Всемирную выставку не испечешь. Я уж не говорю о состоянии решет и скатов. Заторы, острые края, зазубрины. Как ни старайся, трещины все равно появятся.

КУНЦЕ

Учишь меня уму-разуму?

ПАПМАЙЕР

Я говорю то же, что и ты. Только как специалист.

КУНЦЕ

Специалист?

ПАПМАЙЕР

А кто?

КУНЦЕ

Слабак.

ПАПМАЙЕР

Невежда.

КУНЦЕ

Сперва учишь меня уму-разуму, потом обзываешь. Черт возьми, Папмайер, имей в виду, дело пахнет керосином, я могу и врезать.

ПАПМАЙЕР

Кажется, ты советуешь мне исчезнуть?

КУНЦЕ

Слишком поздно, к сожалению. Хочет ударить его, но все еще сдерживается.

ПАПМАЙЕР делает вид, что Кунце его ударил

Думаешь, испугал? Пойдем, выйдем. Уходит.

КУНЦЕ

Я ему шею сверну, аккурат между подбородком и плечом. Уходит.

ЦИДЕВАНГ

Недолго музыка играла.

Входит Кикуль с ящиком пива, в сопровождении

Фромма и Раушенбаха.

Выпьем за вечный конец этого краткого единодушия. Каждый берет себе бутылку. Все пьют. За вражду.

Прекрасная ночь. Улица

Кунце и Папмайер под фонарем.

КУНЦЕ

Отойди от фонаря, Папмайер, тошно смотреть на твою рожу, она меня бесит. Так и быть, извиняюсь.

ПАПМАЙЕР

Ладно, помирились. Рукопожатие.

КУНЦЕ

Я тебя терпеть не могу, а ты меня. Это нормально, с человеческой точки зрения, против чувства не попрешь. А пожали мы друг другу руки, так как нам стало стыдно перед партией, мы ее вроде как предали. Что мы такое, Папмайер? И что такое партия?

ПАПМАЙЕР

Я уже опоздал на один поезд. Продолжают диалог на ходу.

КУНЦЕ

Ночь и впрямь долгая. Но если не только говорить о единстве, но и действовать заодно, тогда эта долгая ночь – последняя ночь нашего раздора. Соревнование необходимо, сам понимаешь. Ты пойми, Папмайер, твоя смена должна стать застрельщицей соревнования.

ПАПМАЙЕР

Ты не против, Пауль?

КУНЦЕ

Я за.

ПАПМАЙЕР

Я уже прозевал один поезд. За сценой гудок паровоза. Даже два. Но я тебя не понимаю. Наша смена – самая тяжелая. Свет в доме.

КУНЦЕ

А партийная группа?

ПАПМАЙЕР

Она существует?

КУНЦЕ

Половина коллектива – партийные. А куда пес, полагаю я, туда и хвост.

ЖЕНА КУНЦЕ выходит из дома в ночной сорочке, с двумя стульями