— Красиво танцуешь.

Она оборачивается. Так странно, оборачивается она, а вверх дном внутри встаёт всё у Илья. Взгляд скользит по тонким чертам её лица, по красиво складному телу, по карим и тёплым глазам. Смотрит, глаз отвести не может, и невольно улыбается самому себе.

Она отвечает что-то: но то ли Илья был так зачарован её карими глазами, то ли общий шум вокруг не давал ему услышать лепет её голоска. Но даже если бы Стрелецкий и услышал, то найти ответа быстро он бы не смог. Потому что был полностью поглощён ей. Музыка будто затихает, все танцующие исчезают, оставив их наедине. И это странное чувство растекаемся густым мёдом по груди, вниз, к рёбрам, заставляя Стрелецкого улыбаться, словно умалишенный.

Переход между песнями плавный, и народ на танцплощадке воет от предстоящей композиции. А девушка не может сдержать восхищённо вздоха, распахивает карие глаза. Свет софитов обжигает глаза Ильи, потому что он просто не может отвести взгляда — стоит и пялится, как какой-нибудь идиот.

Тихий хлопок тонет в череде звуков. И девушка откидывает голову назад, но Илья продолжает смотреть на неё. С потолка сыплются разноцветные конфетти, которые блестят в свете софитов. Они, словно падающие звёзды. Сбудется ли желание, которое он загадает? Блондинка вытягивает руку, чтобы поймать одну блестящую фольгу, чуть сжать их в пальцах и отпустить. Яркие блики мелькают перед глазами, заставляют его поморщиться, прикрыть глаза на секунду - его начинала одолевать головная боль. И в эту короткую секунду ему вспоминается недавний разговор с Кириллом.

— Свобода не в том, чтобы толкаться телами в узком ярко-освещённом пространстве под бит, — он упирался ногой в поребрик, чтобы придержать мотоцикл, неотрывно наблюдая за тем, как настроение друга переваливается от задорного и загадочного до упёртого и проницательного.

Кирилл знал Илью достаточно, чтобы одним только взглядом уличить его в десятках одиноких скитаний от бара до бара в попытке отыскать «то самое» настроение. Но Стрелецкий не собирался сдаваться без боя, даже в тот момент, когда его друг ехидно захохотал.

— Ещё скажи, что тебе это не нравится.

— Тогда ты отстанешь от меня?

— Нет, конечно, — беззлобно ответил Воронцов и пожал плечами, направляясь к своему мотоциклу. — Потому что я тебе не верю. Ты всегда был сумасшедшим на всю голову и никогда не отказывался от возможности расслабиться. Неужели что-то поменялось?

Проблема была в том, что внутри Ильи клокотало слишком много разнообразных чувств. В такие моменты особенно важно было выудить из потока что-то одно и сосредоточиться, чтобы неровный ритм эмоций не отразился на его собственном поведении. Но никогда ещё прежде ему не доводилось отказывать Кириллу, а потому Илья надел шлем, затянул ремни и одним движением опустил забрало. У него было около получаса, чтобы позволить себе расслабиться. Сжав в своих руках рычащего металлического зверя, позволить ветру впиваться в кожаную куртку ледяными когтями и дарить чувство нескрываемого восторга. Жажда адреналина ускоряла их обоих. Обгоняя машины, пересекая перекрёстки на свой страх и риск, игнорируя красные огоньки, они поддавались соблазну жить так, как будто завтрашнего дня уже не будет. И всю свою жизнь он прыгал от островка к островку, отчаянно, крепко, хватаясь за края, лишь бы не утонуть. И Кирилл всегда был рядом. Мчал на той же скорости, орал что-то, чтобы перекричать ветер и задорно вилял задницей мотоцикла, чтобы призвать к действию. Потому что без этого мир, казалось, может просто исчезнуть.

Обычно Илья не смотрел так пристально. Не ловил детали общей картины и не прилипал к ним своим жадным взглядом. В иные дни он не придал бы этому значения. Не увидел бы вскидывающуюся руку, переполненное эмоциями лицо и каплю истинного восторга, смешанного с чем-то ещё. Так сложно было вычленить этот изумруд из горы других самоцветов, протиснуться через потные тела и не потерять по дороге самообладание. Но так легко при этом оказалось коснуться пальцами волос, чтобы добраться до самого уха. Ему не показалось, незнакомка обладала истинно завораживающим шармом, от которого по спине бежали мурашки.

— Не хочешь познакомиться? — он улыбнулся, когда она отшатнулась, пристально изучая её приятные черты, и потянулся навстречу магнитом, когда она притянулась поближе, чтобы услышать то, что он непременно должен был повторить слово в слово.

— Pardon?

То, с какой невероятной грациозностью она приблизилась, с каким дрожащим ласковым тембром шепнула на французском, неосознанно изменило тот посыл, с которым он обратился к ней изначально.

— А ты научишь меня французскому поцелую, маленькая французская пташка? — срывается с его сухих губ.

Илья вытянул вторую руки, цепко хватая девушку за талию, сокращая последнее расстояние между ними и игриво покачнул бёдрами, напоминая об острой необходимости танцевать, пока песня не достигла своего завершающего акта. Яркая игривая улыбка озарила его лицо, и юноша с интересом опустил взгляд ниже её карих глаз, на мягкие губы, которые так хотелось поцеловать, вопреки всем правилам.

Феерия продолжается. Он опустил шершавые и сухие ладони на чужую талию, которую ту же крепко и волнительно сжал, повел пальцами вверх, очертив ребра тогда, когда большие пальцы игриво прошлись под девичьей грудью в ловкой и неуловимой ласке.

Она не отвечает ему, словно хочет остаться в его голове «таинственной французской пташкой». Завтра утром он будет думает, что она какая-нибудь иностранная туристка, наивно забредшая в чертоги этого Ада — иногда нам всем хочется создать вокруг себя «сказку» и «легенду». Так пусть сегодня будет этот день. Она пришла сюда в надежде на веселье, ровно, как и он. И веселье само нашло их. Веселье в виде прекрасных карих и серых глаз. Он просит показать ему французский поцелуй. И будь девушка потрезвее на пару шотов с текиллой, она бы сказала ему, какой он негодяй и как этот подкат устарел. Но незнакомка не трезва, и этот «дешёвый» подкат ей нравится, что вполне заметно по расплывшейся по губам улыбке.