Бет прищурилась, глядя на Джеффа, словно пыталась вспомнить, кто он такой, но решила, что он не стоит ее усилий.

Он сказал:

— Я почти уверен, что это оказание давления на свидетеля.

К счастью, Бет, похоже, встревожилась. Она не знала, не юрист ли он. Вытерев руки о свитер, как бы отряхиваясь от нас, она ушла, не сказав ни слова.

Одному богу известно, почему мне в тот момент захотелось как-то оправдать Бет Доэрти — это ее-то, считавшую меня ничем не лучше Дэйна Рубры, — но я сказала:

— Возможно, она все еще близка с Китами.

— С подружками плейбоя она близка, это точно. Слушай, если хочешь, я могу написать что-нибудь из зала суда.

Джефф был готов влиться в толпу в галерее в десять утра, толпу, которая в первые несколько дней была битком набита журналистами и зеваками, но с тех пор несколько поредела.

Я пригласила Джеффа составить компанию мне и Фрэн на вечеринке в кампусе в тот вечер, и он усмехнулся.

— Мне сорок пять лет, но я в восторге от мысли, что могу свободно пить в кампусе Грэнби.

— Думаю, тебе разрешат на Выходных выпускников.

Он сказал:

— Вернусь, когда меня пригласят как платного лектора.

Когда я шла через вестибюль, знакомый подросток за стойкой регистрации громко спорил с двумя молодыми женщинами, державшими в руках видеоаппаратуру. На ней не было бирок; я догадывалась, что они были не из службы новостей. И выглядели ненамного старше школьниц. Подросток тараторил, что им нужно разрешение на съемку, что им нужно выйти на улицу, пока он не найдет менеджера. Я прошмыгнула в лифт и нажала кнопку несколько раз, чтобы скорее закрылись двери.

Эми Марч сообщила это Ольхе, а Ольха написал мне:

Каждое утро в тюрьме штата в Конкорде Омара будили в шесть и после быстрого холодного завтрака сажали в машину и везли час в Керн, где держали в ИВС до девяти, когда суд начинал работу.

Каждый день Эми обращалась к судебному приставу с просьбой принести Омару что-нибудь на обед, и каждый день с начала слушания судебный пристав ей отказывал.

(Я написала Ольхе: «Почему????», он прислал мне в ответ эмодзи «пожимаю плечами».) Слушания заканчивались каждый день около четырех, и к шести Омара возвращали в тюрьму, но к тому времени ужин в тюрьме уже заканчивался.

Таким образом, в течение целой недели, прошедшей с начала слушания, Омар питался одними завтраками. Порции были стандартными; добавки не полагалось.

По словам Ольхи, Эми беспокоилась не только о том, что Омар упадет в обморок в суде, но и о том, что его мутный, отсутствующий взгляд может вызвать у судьи превратное отношение. Каждый день она обращалась с этим вопросом к судебному приставу, и каждый день он ей отказывал.

Есть в Керне такой магазин женской одежды под названием «Дэлайлас», в котором я иногда подворовывала в 90-е. Теперь я решила как бы загладить вину, потратив там немного денег. В магазине все также пахло пачулями, и ассортимент, похоже, не изменился. Льняные платья, объемные свитера, украшения из бисера, сабо. Казалось, что и женщина с серебряной гривой за стойкой не менялась с тех самых пор.

Я выбрала несколько платьев, собираясь примерить их в крошечной кабинке за голубой занавеской, и как раз когда я пыталась натянуть на плечи одно мизерное платьице, у меня зазвонил телефон. Когда я наконец ответила, это был Гектор из команды защиты, который сообщил мне, что стало известно, что меня видели разговаривающей с другими свидетелями в отеле и, на всякий случай, не могла бы я, пожалуйста, избегать любых прямых контактов с другими свидетелями. До начала дачи показаний оставалось десять минут, и вот как он решил распорядиться своим временем.

— Но у меня даже нет полного списка свидетелей, — сказала я.

— Что ж, — сказал он, — лучше просто избегайте всех, о ком вы точно не знаете, что это не свидетели.

— Он добавил, что отель согласился готовить упакованные завтраки для тех, кто в них нуждается, и я могла забрать свой на стойке регистрации. — Это не значит, что вы должны прятаться в своем номере, — сказал он. — Просто соблюдайте осторожность.

Я поняла; речь шла не столько о фактической изоляции, сколько о том, что я выглядела как какая-то манипуляторша, сновавшая по городу, запугивая людей.

Я вышла из кабинки, решив купить вместо платья серьги, и столкнулась лицом к лицу с женщиной, в которой вчера узнала жену Робби Серено. Через руку у нее была перекинута пара рубашек, и вблизи она выглядела усталой. Какое-то неловкое мгновение мы стояли, разглядывая друг друга, а потом она протянула руку.

— Я знаю, кто вы, — сказала она. — А я — Джен Серено.

— О, я… да, здравствуйте.

— Мне ведь можно с вами поговорить? Я знаю, что Робби не положено разговаривать ни с кем из списка, и это… вы же знаете Робби, ему это нелегко. Но здесь Майк, а я всегда любила Майка. Он был у нас на свадьбе! Мне так нравятся все, кого я знаю из Грэнби.