Гитар гитара, расскажи про мои сны
вернуться

Ащеулов Сергей
Шрифт:

Эй, осень, здравствуй, коли уж пришла ко мне

Эй, осень, здравствуй! Коли уж пришла ко мне —Входи с добром в мою распахнутую душу.Да, ты сегодня правишь бал, ты на коне,В твоих руках бразды судьбы моей грядущей.Эй, осень, здравствуй! Много вёсен я знавал,Благоухающих черёмухой венчальной.Но ты такой мне закатила карнавал!Ну кто сказал, что осень может быть печальной?!Эй, осень, здравствуй! Золотится твой окрас,А я седой, виски как луни полевые.Как мимолётность я встречал тебя не раз,Как постоянность ты пришла ко мне впервые.Эй, осень, здравствуй! Я вас стольких повидал;Все в моей памяти – пусть многая им лета.Но быстро так свою нежданную не ждал,Её теперь храню надёжней амулета.Эй, осень, здравствуй! Я тебя боготворю,Люблю тебя и принимаю без остатка.Ты повторишь себя, а я не повторю.Запомнишь ли мой образ в виде отпечатка?

Что жизнь? Стезя?

В снегу пустырь.Рябина мёрзлая. За ней,За гранью падеры церквушка с куполами,Как поводырьНа минном поле судных днейДля тех, чей дух телесный скован кандалами.Опаслив шагИдущих сзади след во след.От ягод давленных он будто бы кровавый.Во мгле душа,Но уже виден силуэтИ лик серебряный с лазоревой оправой.Болят ступни,Их обдирает снежный наст,И кровь людская как водица в жилах стынет.Злой дух на нихНабросил дьявольскую снасть,Прельщая благами в заснеженной пустыне.Нужды вкусив,Но искушений не приняв,Непосрамлёнными брели простолюдины.Не попросивПощад и истину поняв,Что человек живуч не хлебушком единым.Сума пустаИ лопотина вся из дыр,Душа заблудшая и вера-голодранка.Но неспростаИх вёл незримый поводырьНа блеск церквей, как свет во тьме от сердца Данко.Что жизнь? Стезя,Где обитает плоть и дух.Поди пойми, кто из них щедр и кто убогий…Познать нельзяБез веры души этих двух.Но людям дать её не смогут даже боги.Где веру взять?Она приходит по путиОт прегрешений через тернии к восходу.Ни шагу вспять,До цели крест свой донестиИ обрести надежду, веру и свободу.Нутро насквозьПронзает холодом зимы.Приют закрыт, напрасны стуки в дверь и ставень.Шли на авось.Тот, кто не вырвался из тьмы,Был погребён, одетый в белый снежный саван.Роптал народНа время, пройденное зря,Что, мол, всему есть свой предел и чувство меры.Но шли вперёдТуда, где виделась заряНа куполах весны, предшественнице веры.

Под осеннюю рапсодию гитар

Закурю-ка я с устатку сигаретуИ, как водится, побалуюсь дымком.Куролесил-колесил по белу свету,А теперь пройдусь по осени пешком.На крыльцо открою сводчатые двери,Окажусь на миг в объятиях плюща.Знать, в судьбе моей сбывается поверье —Дарит осень жизнь мне с барского плеча.Она встретит позолотою убораИ серебряными нитями дождей.Всё в ней есть из джентльменского набора:Шляпа, зонт, кашне и виски для идей.Я по дворику без спешки прогуляюсь,Он взрослее стал, но всё ещё не стар.Виноват, что долго не был. Каюсь, каюсь…Под осеннюю рапсодию гитар.Сыплет с лиственниц янтарными песками,Чуть заметен по насыпанному след.Он ведёт меня, снимая с сердца камень,Мимо давних, забывающихся лет.Мимо старого развесистого клёна,По мозаике из солнечной листвы.Вдоль рябин от ягод красных раскалённых,Где в дни юности со мною были Вы.Перейду ковылью вытканное полеТам, где шепчется берёзовый лесок.В листопадах утону, как в водополье,Чтобы кровь сильней ударила в висок.Сто шагов; и я уже под сенью дуба,Здесь впечатана моя навеки боль.Здесь всё прошлое, всё личное сугубо:«Валя плюс Сергей равняется любовь».Ветерок меня за плечи обнимает,Для него полураспахнуто пальто.Он таких, как я, без слова понимает —Из друзей теперь не встретится никто.Закурю-ка я сегодня папиросу,Чиркну, пальцы обжигая огоньком.Видно, надобно судьбе моей без спросуПровести меня по осени пешком.

Талдинка, Родина моя!

Талдинка! Родина моя.Как по тебе скучаю я.Ведь там река Большая РечкаБыла видна уже с крылечка,И согра там до раскатухи.Согбенный храм из-за разрухиИ холм кладбищенский, на нёмМогила с братом и отцом.Там всё вокруг моё, родное,Поскотина и дно речное.Песок, как в детстве, пятки жжётИ Витька Фельдбуш по крапивеНа спор без трусиков идёт.Там жил Серёжка Ащеулов,И Вовка Фельдбуш, и Степанов,И Ходырев, и Митрофанов,Володька Бровкин, Пашка Вяткин,Герасимов Серёга с Витькой,И Юрка Дятлов с Некрученко,И Толмачёвы с Сириченко.Душко, Стаценко и Бабенко,Кравчук, Гурьянов, Назаренко,И Ошестов, и Вяткин, и Тесленко,И Жуковы, и Шмаль, и Паршуковы,И Саренковы, ну и Трубачевы,Раевские, Юшко и Бедарёвы.И Кашеваровы, а также Губарёвы,Даниловы, Демидовы, МусатовыЖеребкины, Агеевы, Долматовы,Каширские, Ивойловы и Хуторные,И многие ушедшие в миры иныеТалдинские друзья мои родные.Пою вам гимн рождённого Талдинкой бытияМои живущие и жившие друзья!

Берёзки белые, судьбы людской гадалки

Берёзки белые, судьбы людской гадалки,Вы были стройными, теперь дрова и палки,Палёный лес берестяной – свечей огарки.Вы были нужными – из вас ваяли парки,Теперь гробы из вас везут на катафалке.Вокруг безжизненность, то вороньё, то галки,Всё – пересуды, сплетни, драки, перепалки.А люди – нищие душой, больны и жалки,Слова и мысли их похожие на свалки.Одна надежда, что дрова в камине жарки.Их отблеск пламенный, во тьме их искры ярки,Как новогодние желанные подарки,Когда душа согрета после зимней чарки,А друг твой рубище отдал с плеча по-барски.Дарить тепло другим – не гнить в мирской хибарке,В любви потратить пыл горячий свой бунтарский.Не прозябать от жития в своём достатке,Делиться так, чтобы без горечи в остатке —Вот смысл горения души в смертельной схватке.

Спасите мою осень

Уныло дождик моросилСквозь сито голых веток,И я у осени спросил:«Куда девалось лето?»Улыбкой туч блеснул просвет,Прильнув к холодным стёклам.Сквозь них последовал ответ:«Оно на юге тёплом».Клин пролетавших журавлейМеня жалел, курлыча:«Взгрустни слегка, но слёз не лей,Таков земной обычай».За ними ветер ледянойГнал облаков сугробыИ уносил с листвой цветнойВсё злато высшей пробы.Остыла кровь, и замер сок,И ночь длиннее века.У хризантем короткий срок,Как жизнь у человека.Седая изморозь легла,Белея на виске.Так долго осень не моглаВисеть на волоске.Уже предзимний снег скрипел,Но вот мелькнула просинь.Я крикнуть всё же ей успел:«Спаси мне мою осень!Заполонили холодаТревог и опасений».А с неба голос: «Не беда,Ещё есть шанс осенний.Пока не соткан санный путь,Зимы ждать не пристало.А то, что стыло – ну и пусть —Душа бы не устала».Всё так, но что-то давит грудь,Глаза во власти теней.Хотелось время вспять вернуть —Ну, сколько можно терний!Дух слабый разум мой затмил —Я поступил безбожно,Зов предков к Богу устремил:«Дай лета, если можно.Дай “лета многая” всем нам,А мне немного лета,Чтобы мой парус по волнамПустился вокруг света.И в бесконечности бы плыл,На рифы невзирая.И летний юношеский пылСверкал в чертогах рая».«Исполнить просьбу – не вопрос,На то и Божья воля.Но с тех, кто в рай, особый спрос», —Изрёк Господь, глаголя.И, продолжая монолог,Он объяснил предметно,Что благовидный есть предлогДля тех, кому запретно.Не место праздно почиватьПод сенью райской кущиТому, кто будет грех скрывать,Кто алчный, льстивый, лгущий.Среди таких пропустят тех,Кто, верой обуянный,Искупит свой душевный грехМолитвой покаянной.Но эти тяготы не в счётВ сравнении с другими.Лишений много повлечётРазлука с дорогими.Родных, любимых, весь свой род —Покинуть их придётся.Оставить Родину; народВоспеть не доведётся.«О Боже! Не перечисляй, —Ведь всякая утратаТак тяжела. А доступ в райЕсть точка невозврата.Мне не под силу выбиратьМежду двумя мирами.Не для меня святая рать —Мой дух с народом в храме.Я каюсь, грех мой отпусти,Помилуй, не карая.Прости мне, Господи, прости —Мне расхотелось рая».Зима смеялась надо мной,Дарила снег искристый —Мол, прозимуешь, а веснойПродолжишь путь тернистый.Я принял искренний совет —В огне не сыщешь брода.На все семь бед – один ответ:Таков закон природы.

Алмазов огранки

Сердце и разум – алмазов огранки,Прочные будто, да есть в них и ранки.Есть в них единство, но спор их извечный.Сердце разумно ли? Разум сердечный?

Входящему во Храм

Повис вопрос о жизни и о правдеВ тиши, звенящей колокольной по утрам.Опомнитесь! Прошу вас, Бога ради —Снимите грех с души, входящие во Храм.

То, что осталось

А что осталось?Лишь молиться, не дыша?Но благ за вымысел Всевышний не воздаст.Кого касаласьСвоими ранами душа,Вовеки трепетное сердце не предаст.

Смех

Сначала просто полистали,Картинки, видимо, искали.Прочли. Потом перечиталиИ хохотали, хохотали, хохотали…Ах, как азартно веселились,Как будто бесы в них вселились.В избытке чувства с ног валились,Смеялись так, что уморились.Но отчего же столько смеха?Ужель смешна сия потеха?Кабы шутливая утехаНе воротилась в виде эха!Обитель эха суть простая —Души пространственность пустая.Смех, отразившись, нарастаяВлетел в неё, как свора, стая;Как лай, как карканье. Был хохот,Да превратился в скрежет, в грохот.Здесь неуместно ахать, охать;Злорадство – дьявольская похоть.А что душа? Она – потёмки,Загадки сплошь, головоломки.В ней стержень духа – стебель тонкий,Чуть что не так, и – бац! Обломки.В ней с ходу трудно разобраться,Понять, узнать её, хоть вкратцеИ подсмотреть, как папарацци,Над чем смеются эти братцы.Сквозь отражённый взгляд зеркальныйРисунок виден. Не наскальный,Не первобытный уникальный,А комикс грязный и скандальный.Под благовиднейшим предлогомШарж о бездомном и убогом,Карикатурный трёп над БогомИ злой сарказм под некрологом.Да кто они, что за натуры:Чтецы, столпы литературы,Творцы пера, карикатурыИли ваятели халтуры?Не пересмешники ли просто?Язвить им – как болезни роста?Подлей последнего прохвостаОни, как чирей, как короста.И режет слух их лексикон;Для них понятия закон.Без риска ставят испоконЧужую жизнь в игре на кон.И всё равно, где им родиться,Зачем своей страной гордиться.А значит, нечего стыдитьсяНа медный сребреник польститься.На мир смотреть, как на паяца,Над своей матушкой смеяться.Грехов, стыдобы не боятьсяИ изгаляться, изгаляться, изгаляться.Да это сразу было видно,Что всё недобро и ехидно,Для хохотавших очевидно.Им за державу не обидно.Они ей в верности не клялись,Над ней глумились и смеялись,Развязны были, не стеснялись,Вовсю иудам поклонялись.Все из идейного уклона,Внутри как пятая колоннаИз подрывного эшелона.Что, разве нет от них заслона?А что же там – в финале чтива?Быть может, масса позитива.Но кто-то вкрадчиво учтивоШепнул: «Глумиться некрасиво».Да разве так дают отпор им,Взывая голосом покорным.Чапай бы крикнул: «Все по коням!К чертям собачьим их погоним!»Блюсти приличия? Не спорим,Но так ли надо быть спокойным.Ведь из-за них все беды-войны.Они Отчизны недостойны.В вопросе нет единства мнений:Свобода слова – без гонений.А вера – культ богослужений.К обеим чувство уважений.Но всё ж, позвольте, есть пределы,Внутри души водоразделы.Шути так, чтобы не заделоНе оскорбляй, что бы ни делал.Уж сколь веков твердили миру:Когда чума – не место пиру.Но кто осудит нынче лируЗа юмор злостный, за сатиру.Здесь не нужна ума палата.Не нужно Понтия Пилата.За всё про всё одна расплата,Бог «неподвластен звону злата».Будь суд мирской – умыл бы руки,Придумал взять их на поруки,Не раскурив и мира трубки,Разжёг огонь кровавой рубки.Суд Божий, он повыше рангом.С небес ударил бумерангомПо негодяям фигурантам,А оскорблённым смазал ранки.И колокольный голос медныйПровозгласил вердикт победный.Мораль: не слушать больше бредней —Смеётся тот, чей смех последний.