Её взгляд скользнул по моей груди, задержавшись на восьмиконечных звездах на плечах и соборе, увенчанном луковичными куполами, на моей груди. Роза на моём бицепсе и линия черепов, идущая вдоль предплечья.

— Я родился в тюрьме, — тихо сказал я. — Сын наркозависимой проститутки. Моя мать умерла от осложнений, связанных с родами.

Екатерина прикрыла рот рукой.

— Я не знаю, кем был мой отец, и это, наверное, к лучшему. Тюремная система поместила меня в семью, которая нуждалась в деньгах. Ты, наверное, можешь себе представить, что в этом доме не было особой любви. Я уехал, как только стал достаточно взрослым, чтобы бегать по улицам, и вскоре снова угодил в тюрьму за воровство.

Она опустила руку, чтобы прошептать:

— Сколько тебе было лет?

— Это не имеет значения.

— Имеет.

— Восемь.

Слеза скатилась по её щеке.

— Боже мой.

— Остальная часть истории не имеет значения. Всё, что тебе нужно знать, это то, что я плохой человек. Вор и убийца.

— Но сейчас это не так. Ты покинул братство.

Я покачал головой.

— Жестокость — это часть меня, Катя. Я научился контролировать этого монстра. Мне нужен этот контроль, и эта потребность распространяется и на спальню. Ты заставляешь меня… — я покачал головой.

Она сглотнула.

— Что?

— Ты заставляешь меня бояться, что я потеряю самообладание.

Я прерывисто вздохнул. Даже сейчас мои пальцы сжимались от желания схватить её. Подмять её под себя и быстро кончить, мой член погрузился бы в её жар, а её шелковистые изгибы заполнили бы мои ладони.

Грязные руки, которые никогда не будут чистыми, сколько бы я их ни тёр.

— Ты не можешь здесь оставаться, — сказал я ей. — Я не уверен, что смогу снова не причинить тебе боль.

Она нахмурилась.

— Ты не причинил мне боли, Роман. Мне понравилось то, что мы сделали.

Она говорила почти беспечно. Как будто моя потребность оставить на ней свой след не имела большого значения. Как будто любые здоровые отношения могли возникнуть из-за такого отклонения. Одно дело участвовать в подобных действиях с добровольной партнёршей — опытной женщиной, которая получает удовольствие от подчинения. Но Екатерина не прошла проверку. Уязвимая.

— Тебе двадцать три года, и ты никогда не была с мужчиной. Ты не знаешь, что тебе нравится.

В её глазах вспыхнул гнев.

— Я знаю, что ты не просто пытался рассказать мне о моих сексуальных предпочтениях. Ты не представляешь, что я испытала.

— Разве нет? — я улыбнулся, прекрасно понимая, насколько жестоким выглядит это выражение, за которым нет ни капли юмора. Когда Екатерина нахмурилась ещё больше, я подошёл к ней и взял за подбородок. Прикасаться к ней было пыткой, но я это заслужил. И я заслужил то, что должно было произойти дальше, поэтому мне совсем не составило труда сказать: — Я присматривал за тобой с тех пор, как тебе исполнилось семнадцать. Держал других подальше от тебя. Я позаботился о том, чтобы ты была одна, потому что не мог вынести мысли о том, что кто-то другой прикоснётся к тебе. Всякий раз, когда кто-то был достаточно глуп, чтобы приблизиться, я убирал его с твоего поля зрения.

Она побледнела.

— Мальчик из моей учебной группы.

— Да.

— Что ты сделал? — прошептала она, явно боясь ответа.

— Я не убивал его, Катя.

Её облегчение было ощутимым. Она облизнула губы.

— Роман…

— Завтра Константин отвезёт тебя в мою городскую квартиру. — Я отпустил её, затем повернулся и подошёл к своей рубашке, валявшейся на полу.

— О чём ты говоришь? — спросила она у меня за спиной. — В какую квартиру?

Я подошёл к двери и повернулся к ней лицом.

— Это безопасно. Там ты будешь в безопасности.

В безопасности от меня.

— Не делай этого, — тихо сказала Екатерина. — Не убегай, потому что думаешь, что знаешь, что для меня лучше.

— Знаю, милая. Я обещал твоему отцу, что буду оберегать тебя, и я это сделаю. — Я открыл дверь. — А ты не будешь в безопасности, пока я рядом с тобой.

Она бросилась вперёд.

Я вышел и захлопнул дверь у неё перед носом. Она ударилась о неё, когда я прижал большой палец к кнопке интеллектуального замка.

— Роман! — Катерина постучала по дереву, и замок загорелся зеленым.

Константин ждал меня и оторвался от стены, когда что-то ударилось о дверь.

— Завтра утром первым делом отвези её в пентхаус, — сказал я ему.

— Будет сделано.

Раздался ещё один удар — судя по звуку, разбилась лампа. Неважно. Дверь была со стальным сердечником.

Выражение лица Константина, как всегда, оставалось непроницаемым. Он даже не взглянул на мою обнажённую грудь или рубашку, которую я придерживал сбоку.