Шрифт:
Нагоняя как можно больше жути, замогильным голосом:
– …И тут наш Главный герой понял, что германский плен – был просто «Артеком», или какой-нибудь всесоюзной здравницей по сравнению с польским. Побои и издевательства начались сразу же. Затем поездка в запертом вагоне для скотов, где даже «по большому» - ходить приходилось стоя. Вновь прибывших в Тухоли, как следует избили – многих до смерти, заставили раздеться догола и забив ими под завязку барак, оставили подыхать от голода и холода…
Проглотив комок в горле:
– …Впрочем, про польские зверства вы можете в любой момент почитать в любой советской центральной газете – там только про них и пишут.
Шолохов, мрачно:
– Мы уже читали, товарищ Сталин. Когда будет суд над польскими офицерами?
– Скоро.
Голос из зала:
– Эти мрази не заслуживают суда! Расстрел и немедленно!
Его поддержали многочисленные одобрительные выкрики, типа:
«Польским собакам – собачья смерть!».
Мы с Мехлисом довольно переглядываемся: пропаганда сработала «на ять». Сработает она и против «фиников» - тем тоже есть что предъявить. Ну и против германцев, это само собой.
Чтоб утих гул, пришлось повысить голос:
– Если мы будем нарушать свои же законы - мы будем ничуть не лучше польских собак, товарищи! Однако, продолжим по сюжету…
***
Наш Главный негерой остался жив лишь благодаря Миссии французского Красного креста, после визита которого - положение пленных хоть немного облегчилось. Однако всё равно: пытки, издевательства по любому поводу и без него и, страшная смертность от недостатка питания, переохлаждения и болезной.
Но вопреки всему, он выжил и в этом воплощении Ада на Земле…
Ведь дома жена его ждали и дети, про которых он всё чаще и чаще с тоской и любовью вспоминал:
«Старшому синові вже шістнадцять років виповнилося. А дочкам – дванадцять, дев'ять та шість. Молодша піди і не пам'ятає батька...»65.
И вот наконец закончилась подписанием Рижского мира Советско-польская война 1919-1920 годов, закончился и польский плен для нашего Главного героя. Вот он вернулся на батьківщину66, выходит на станции с тощим сидором и идёт по дороге в направлении к своему родному хутору.
Подходит, глядь - а хутора то и нет!
Одни поросшие бурьяном развалины да покосившиеся деревянные кресты на четырёх осевших могильных холмиках. Один большой и три маленьких.
С трудом он находит полусумасшедшего старика, который рассказал ему:
«Твоих, мадьяры ещё в восемнадцатом году убили: бабу повесили, трёх девок сильничали всем гуртом, апосля заперли в хате, да сожгли… Ох, и кричали они – умом тронуться можно…».
«За что спрашиваешь? Так хто ж его знает? Вроде как махновцы на том хуторе останавливались, а те за ними гонялись. А может и брешут! Лютовали германы в тот август дюже… Напоследок, видно».
«…Сын? Да не - тот втёк. Да кто ж его знает, где он…. Среди беспризорников поищи. Может жив ещё, а может и… Нет».
Сюжет подходит к финалу, но без «хэппи-энда»:
– И вот наш «Главный не герой» рыщет по всем городам в поисках единственного, что у него возможно ещё осталось в жизни – родного сына: «Нічого, нічого… Син живий - значить наш рід селянський не згинув. Піднімемо господарство, одружу його і буду вік свій доживати, нянча онуків…»67.
Долго его поиски были тщетны, но всё-таки нашёл он сына…
– Где вы думали? В колонии для малолетних преступников, в коей он сидел за участие в вооружённой банде, грабежи и убийства. Заведующий учреждением говорит: «От расстрела, парня спас только его возраст».
И вот он с трудом добившись свидания, заходит в комнату… Слёзы текут у него из глаз, раскрыв объятия он идёт к сидящему у окна и смотрящему через решётку «на волю» подростку:
«Привіт, синочку!».
Тот оборачивается и наш Главный герой наталкивается (аж замер на месте) на жёсткий, холодный взгляд ещё молодого - но уже опытного и «перспективного» в будущем волка:
«Курить что принёс? Нет? А чё тогда припёрся, то?».
Наш Главный негерой, приложив ладонь к сердцу:
«Синку! Ти що? Не впізнаєш мене? Це ж я – твій батько!»68.
С головы до ног окинув насмешливо-циничным взглядом, тот:
««Батько», говоришь? Ну и где ты был, «батько», когда германы убивали мою маму и младших сестёр?».
Пока наш Главный негерой очами хлопал, вспоминая «постельные сцены» с Борисом - происходившие в то самое время, когда убивали его жену и дочерей, сынок повелительно: