Я вспомнил эти имена. Оба вышеупомянутых вертухая регулярно были штрафованы за драки, но все их штрафы оплачивал наниматель, то бишь Аржан. В Красную Зону этих господ тоже не спешили ссылать – видать, Стражи тоже получали щедрые взносы в свой пенсионный фонд от хитрого торговца. Да, с такой «крышей» лучше не связываться – можно легко остаться инвалидом.

Я кивнул Бейбуту:

– Ну, богатей, бывай!

Аржан удивлённо вскинул брови:

– А ты чё, тоже монету нашёл?

Я усмехнулся:

– Сейчас обсудим.

Аржан погладил плохо выбритый подбородок:

– Точно надо Башню эту прошерстить! Заплачу вам пятьсот лиандров, если путь наверх покажете!

Друг довольно улыбнулся. День удался! Удастся ли мой день так же? Вот-вот я это узнаю.

* * *

Когда Бейбут ушёл, Аржан ещё немного нервно походил по комнате, а потом снова уселся на многострадальный табурет:

– Ну?

Я нахмурился, думая, как начать беседу. Сердце так громко билось, что казалось, будто его биение было слышно на всю комнату. Наконец, я решился:

– Мне нужны те, кто разбираются в очень опасном и особом товаре…

Аржан взглянул на меня исподлобья:

– Опасном? Оружии, что ли?

Я отрицательно покачал головой. Аржан злобно прошипел:

– Ты в игры со мной не играй, работяга! Я тут угадывать сидеть не буду. Выкладывай как есть или проваливай ко всем пустынным чертям!

Поколебавшись с минуту, я всё же решил, что Аржан дорожит своей репутацией, пусть и выглядит, как поехавший крышей псих:

– Тату-машинка. Я…

Аржан отшатнулся от меня, будто я достал взведённую гранату из-за пазухи. Его глаза испуганно забегали, будто бы ища Стражей в тенях вокруг. Схватив меня за грудки, он приблизил своё лицо к моему, прошипев вонючим шёпотом:

– Ты рехнулся, ублюдок! Ты шутишь, да? Скажи, что шутишь!

Я ответил, дрожа всем телом:

– Нет. Мне нужно найти того, кто знает, как привести её в рабочее состояние. Я готов любые деньги дать.

Аржан грубо толкнул меня обратно на диван, в ярости пнул стол, отчего тот опрокинулся, и отвернулся. Было видно, что торгаш напряжённо размышляет о чём-то. Наконец, он сказал, так и не повернувшись:

– Красная Зона. Говорят, там, в Чумном Переходе, живёт какой-то мастер в здании из кирпича. Но это легенды. Больше ничего не скажу. Вали отсюда! Я ничего не знал!

Не глядя на него, я быстро прошёл в прихожую, надел обувь и вышел прочь, в тёмную прохладу.

* * *

Мне не спалось. Хотелось курить. Казалось бы, вот он, ответ! Протяни руку – и он твой! Но в Красную Зону запрещалось проходить. Даже через Башню спуститься туда представлялось невозможным делом. Единственный способ попасть туда – нарушить закон. Но тогда назад пути уже не будет. Я с тоской подумал о моём друге Бейбуте. Его весёлое лицо было словно свежая, чистая вода в океане пыли и грязи вокруг. Наверняка он поделится со мной богатством, смогу взять выходные, пойти в хороший ресторан, увидеть свадьбу моего приятеля, нянчить его детишек, курить махорку каждый день, ходить на танцы с рабочими девицами, влюбляться, вкусно есть, видеть сны… Тысячи вещей мелькали у меня перед глазами, вещей, которые могли бы доставить мне радость. Но так ли это на самом деле?

Родители мои давно умерли. Отец погиб в Цехе № 26, придавленный автоматоном, а матушка скончалась от какой-то лёгочной болезни. Местные эскулапы так и не выяснили от какой. Из настоящих друзей у меня был здесь только Бейбут, любви тоже я не имел – так, мелкие интрижки на ночку-другую. А я ведь так мало всего видел! В отличие от Исследователей, имевших татуировку в виде стрелки, мой удел был нюхать ржавую пыль в цехе. Всегда завидовал им, вольным пташкам, которых посылали в глубь Великой Пустыни, в другие города, даже в Оазис. Где-то раз в год такой счастливчик появлялся тут, будоража умы каждого из нас, рабочих. В такие дни улицы были заполнены зеваками, которые во время перерыва кидались на Исследователя, словно мухи на дерьмо пустынной крысы, и жадно внимали его рассказам. А рассказывали эти легенды много всякого. Там и истории о дальних землях, где людям плевать на татуировки, и о мутантах всяких, и о вымерших от Пустынной Чумы городках… Я мечтательно вздохнул. Поднеся руку к лицу, я принялся с ненавистью разглядывать в полутьме проклятую шестерню на запястье, будто бы пытаясь выжечь её с кожи взглядом.

Наконец, не в силах больше ворочаться и мечтать, я вскочил с койки. Та недовольно заскрипела, будто бы проклиная меня. Пнув её, я пошёл на крохотную кухоньку, спотыкаясь в темноте. Щёлкнув зажигалкой, я поднёс её к бензиновой лампе. Та вспыхнула жёлтым светом, а я, щурясь, принялся шарить в ржавом прохладном ящике, который заменял мне холодильник. Невесть какой, конечно, но продукты здесь лежали на день дольше, чем просто на столе. Достав прохладную банку самодельной браги от местных умельцев, я открыл её и жадно принялся поглощать мерзкое содержимое. К горлу подкатывала тошнота, организм изо всех сил боролся против такого издевательства над собой, но я продолжал пить до тех пор, пока опьянение не ударило по голове, выметая оттуда тяжёлый груз мыслей.

Захмелев, я уснул прямо там, на тесной кухне, растянувшись на ржавом столе…

* * *

Проснулся я от мерзкого звона будильника. Сновидений в этот раз не было – их поглотила пьяная тьма. Голова страшно болела, зрение плыло. Я с трудом отлепил щёку от ржавой столешницы и, пошатываясь, пошёл к орущим часам. «Чёрт! Опоздал!» – подумал я, глядя на осуждающе остановившиеся напротив 7:27 стрелки. Времени приводить себя в порядок уже не было, а поэтому я быстро натянул одежду и бросился в цех.