Самолет приземлился в Чкаловске, а оттуда до Москвы ее домчала черная «Волга» с военными номерами.

Ей помогли в комендатуре с поиском Олега – и уже через минуту компьютер выдал всю нужную информацию о госпитале и отделении.

Она ворвалась в палату, где лежал он, которого она любила, кого искала вечность, кому принадлежала полностью, без остатка. Лежал с закрытыми глазами, весь в гипсах и растяжках, наследник Саши Бычкова, ее будущий муж Олег Протасов. Она терпеливо ждала пока он проснется, а сосед по палате, старый, дряхлый отставной генерал со сломанной шейкой бедра, глядел на нее – на спину, тонкий гибкий позвоночник под блузкой, голые мочки ушей – и чувствовал запах волос. Он вспоминал, что когда-то, пятнадцать лет назад, в Кабуле, просил ее выйти за него замуж. Старик понимал, что такое невозможно, как окончивший военную академию понимал, что время линейно, но вопреки наукам ясно знал, что это именно она! Она нашла того, кого любила – а вот он умирает… Он и умер к ночи.

По просьбе Гоголадзе Протасову выделили отдельную палату, где генерал и поженил их. Теперь на полных основаниях Ольга ухаживала за мужем. Обтирала его как младенца мокрыми полотенцами, роняла слезы на следы от пулевых ранений, кормила с ложечки и даже утку не позволяла выносить санитаркам – делала это сама…

А потом, когда он пошел на поправку, Ольга отвезла его в Киргизстан. Ей казалось, что вдалеке от суеты, где-то в прошлом, он полностью восстановится и они будут просто жить.

Так и случилось. Их приняли в крохотном оседлом ауле, жизнь в котором застыла как жук в янтаре миллионы лет назад.

Протасов, наполняясь силами, жаждал деятельности. Он, починив старинный трактор, распахал степь и бросил в нее зерно. Оно взошло нежными стеблями, но потом солнце убило посевы, высушив пшеницу, так и не дав ей стать новым зерном.

Он наладил кузню и научил молодых людей нехитрым вещам: как подковать лошадей подковами, сделанными собственными руками. Некоторые замахивались ковать сабли, но не было нужной рецептуры: какое железо использовать, что добавлять, при каких температурах плавить. Потому ковали гвозди, простые петли для дверей и казаны для плова…

Они быстро выучили киргизский язык, как если бы знали его, а сейчас вспомнили заново. Он почему-то в постели говорил именно на киргизском, а она, как всегда, молчала, рот был открыт для него всего, для немых криков, а он плыл в водопаде ее волшебных молекул и все более убеждался, что страсть может быть вечной, что она куда как сильнее любви… Они очень хотели ребенка, но его не случалось. Будто что-то не давало продолжить род специально, пытаясь отсрочить окончание периода страсти именно для нее, так как дитя забирает на долгие годы у женщины истинную страстность к возлюбленному, а значит, и его страсть высохнет и умрет до срока. Ольга его любила и была уверена, что он ее тоже любит. Она знала, что его юношеские выводы о страсти сильно преувеличены, а скорее совсем неправильны. Потому она не боялась появления ребенка, уверенная, что любовь останется навсегда, тогда как страсть и так угаснет со взрослением тела…

Олег уехал в Россию за пчелами, чтобы наладить в ауле пчелиное дело, а она без конца намывала дом, чтобы хоть на минуту забыть о муже… Она даже съездила в районный центр, в город Чолпон-Ата. Ходила по рынку, что-то покупала: приправы, чеснок, кусочек мяса… Остановилась выбрать Олегу рубашку – и увидела в метрах ста, возле бочки с разливным квасом, офицеров, пьющих из больших граненых кружек и о чем-то беседующих. Она узнала в них своего мужа Сашу Бычкова и его товарища Олега Протасова.

Позже она села в автобус, который довез ее до военной части, откуда она дошла до своего маленького домика, где принялась готовить рассольник и крутить пельмени для мужниного гостя, который должен явиться к обеду.

Она подарила Саше новую рубашку, которая подошла ему, будто шилась на его плечи. К обеду явился гость, прапорщик Олег, который давно не пробовал домашней еды. Ее рот был, как всегда, полуоткрыт, а гость жадно глотал пельмени, сдобренные молекулами женского тела чужой жены.

А Саше Бычкову в детстве неудачно вырезали аденоиды, и он навсегда потерял обоняние. Вкусовые рецепторы некоторое время функционировали, но и они вскоре угасли. Ноздри и мозг Олега были совершенно здоровыми, и гость чувствовал что-то мучительно сладкое в рассольнике, настолько необъяснимое, что он изредка взмахивал головой словно молодой ретивый конь…

Саша Бычков быстро привык к приобретенным недостаткам, а к старшим классам и вовсе позабыл о былых проблемах.

Он ел все, что стряпала жена, любил ее нежно – за заботу, за молчаливую покорность, за уют и чистоту в их маленьком доме, – но за пару лет истории их семьи ни одна из ее молекул не была распознана и расшифрована его мозгом. Он любил ее просто, незатейливо, а она даже не задумывалась о том, что в их интимной жизни происходит не совсем то, что могло бы сделать ее абсолютно счастливой. Она и сама думала, что счастлива, потому что пришла к нему тургеневской девушкой, чистой и непорочной, наполненной романтикой русской литературы. Ей не с кем было сравнить целостность ее мужа Саши, кроме как с героями книг, а он и внешне и внутренне был сравним с положительными персонажами. А еще Саша Бычков был похож на известного актера, сыгравшего в шедевре советского кино белогвардейца, которого застрелила баба-большевичка… Тогда Ольга, еще совсем юная и светлая, в первый и в последний раз плакала. Ей на мгновение показалось, что в этом фильме убили справедливость мира. Она не поверила в правдивость этой истории, позволила чужому художественному замыслу завладеть ее сердцем, а потому восстановила в себе уверенность, что мир – справедливое место, в котором люди в тенистых беседках шепчут о любви, немного страдают от легких недопониманий и мужчины сражаются на дуэлях за женщин, а не женщины стреляют возлюбленным в лицо… Имея в семье достаток, она прожила до двадцати с небольшим лет все в той же тургеневской ауре, окончив попутно литинститут, сочиняя стихи в духе прошлой эпохи, из-за чего интерес педагогов к ее способностям к третьему курсу угас, так как девушка не взрослела в своем творчестве, и не менялись ее взгляды на эту жизнь.

Потом, двадцать девятого апреля, перед самым Первомаем, ее родителей застрелили в собственной квартире. По пуле в голову и по пуле в сердце. Она чудом спаслась, выйдя за шампанским для маленького праздника… В квартире все было перевернуто, как при обыске в пятидесятые, будто искали что-то… Тогда таких убийств в СССР не было. И самое трагичное, что отец только накануне вернулся из длительной командировки по азиатским регионам и должен был следующим утром докладывать в министерстве о своих успешных геологоразведочных изысканиях…