– Не вижу в этом ничего плохого.

– Я тоже.

Люди ушли так далеко, что я перестал их слышать, ну и ладно. Такое чувство, что мне пришлось слушать диалог ненормальных, будто они не могут испытывать злость, страх или ненависть. Может, они под веществами, а может, просто оптимисты, но почему тогда даже они меня не заметили. Я забил на это. Я скидываю докуренную сигарету, которая проходит сквозь невидимую стену, и решаю, что, если я не могу пробраться через барьеры, значит, я их разрушу благодаря препаратам, либо умру от передозировки, меня устраивает любой исход. Я достаю из пиджака пачки катина и метамфетамина, которые посоветовала сохранить у себя Саша, и употребляю все сорок таблеток из обеих пачек, чтобы наверняка. Тело мякнет. Пытаясь удержаться на ногах, я срываюсь с крыши, попутно закрывая глаза.

Кровь стекает в щели между досками уже как три минуты, так что соседи снизу вскоре заметят, что у них на потолке образовалось пятно. Она говорила:

– Если лужа крови тёмная и очень большая, то следует посмотреть на шею…

Глубокая рана. Квартира четыреста шесть, трёхкомнатная, но без ремонта. Старьё. Она устарела ещё на стадии строительства. Труп посреди гостиной с порезанной шеей: я не стал тратить пули, всё же стоит экономить. Я обхожу квартиру, не то чтобы я пытался что-то найти, просто у меня есть время, около десяти минут, ну не хочется задерживаться здесь более. Не знаю, какие здесь потолки, но само здание потрёпано временем. Я захожу в какую-то комнату. Комната бабочек. Она была биологом? Это первая мысль, что пришла мне в голову, первая гипотеза, теория, идея, ассоциация. Бабочки, они мертвы, сухие, как в лепидоптерологических коллекциях. Она убила их, а я убил её. Всё справедливо. Хотя, по правде, некоторые бабочки просто искусственные. Циан, вишня, жёлтый – цвета бабочек. Как те шлюхи из «Лунтика». Да, точные копии. Их ещё и много, равное количество каждой. Комната не для эпилептика.

Я захожу в другую комнату, пытаюсь осмыслить происходящее. Она сказала:

– Осмысливая происходящее, ты понимаешь, как достигнуть цели…

Не хочу уходить с пустыми руками, не хочу уходить, просто убив. Это же бессмысленно.

Она же биолог – у неё должно быть хоть что-то… Да, это – глупая теория, а это значит, что сейчас утро. Я ищу катин, катинон, амфетамин. Что-то из этого, ну или что-то похожее.

Я нахожу только пепсин. Да, точно, пепсин – это то, что я и искал. Я знал, что он у неё есть, всё же не зря же у неё столько бабочек, может, она их ела. Так сказать, бабочки в животе. Да, это – глупая теория, однако первая уже подтвердилась, а значит, возможно, что и это – правда.

Всё же меня не отпускает эта палитра трёх цветов, что-то она мне напоминает. Я вновь вхожу в комнату с бабочками. Бабочки и лампа накаливания, вот что должно находиться в комнате по мнению психопата. Да, я с такой лёгкостью повесил на неё бирку, ну и что? Она не сможет возразить, а значит, всё в норме. Она говорила:

– Достаточно лишь понять себя, чтобы понять остальных…

Я ложусь в центр комнаты; лампа смотрит на меня; я закрываюсь рукой, чтобы свет не бил мне в глаза. Смотря на кучу цветов, можно ошибочно подумать, что запах будет сильным, пробивающим ноздри, но нет. Я ничего не чувствую, даже запах пластика. Первая мысль насчёт запаха в белой комнате… Ну, думаю, без запаха, просто немного влажно, не более. То же самое в комнате бабочек. Я лёжа осматриваю комнату, скрывая рукой лампу. Вижу те же цвета, что и ранее: циан, вишня, жёлтый.

Я вспомнил, это – цветы…

Цветы проросли сквозь холодную плитку, вот так сильно они хотят видеть солнечный свет. Что-то наподобие лилий. Циан, вишня, жёлтый. Саша сидит на ветке тонкого деревца, такого тонкого, что кажется, будто это кустарник. Она смотрит на меня, качая ножками. Она спрашивает:

– Ты принял всю пачку разом?

Я подтупливаю, пытаюсь очнуться, смотрю по сторонам. Я не понимаю, где мы. Место, похожее на пригород, а время то ли утро, то ли вечер. Я говорю:

– Как ты и советовала.

Она смотрит на меня оценивающим взглядом. Даже через слой зимней одежды видно, что я сильно похудел с того, как перестал жить в квартире. Она спрашивает:

– С тобой всё хорошо? Может, сходим поедим?

Не знаю, сколько дней я не ел, может, в пределах недели, а учитывая аноректики, не удивительно, что я похудел. Я киваю Саше. Она говорит, направляясь в сторону солнца:

– Тут неподалёку есть магазинчик – зайдём в него, купим булочек…

Она слишком радостная для происходящего, пролетает через дорогу, когда мне приходится смотреть по сторонам и переходить через поток. Везёт же некоторым.

Мы заходим в супермаркет, который работает большую часть суток. Саша, разинув рот, осматривает магазин. Она сказала:

– Поищи себе пару каких-нибудь булочек. Любых вообще. Я заплачу.

Она убирается в даль. Мне бы ещё потом найти её.

Я направляюсь к хлебному разделу. Часто можно встретить среди хлебов полку с булками. Я беру два круассана с клубничной начинкой. Теперь остаётся только найти Сашу. Я обхожу десяток отделов, в которых с большей вероятностью я найду Сашу. Её нигде нет. Теперь я обхожу все отделы, которые будут у меня на пути. Сашу я нашёл в отделе с живой рыбой; она смотрит на карася, который смотрит на неё, игнорируя своих собратьев. Не знаю, насколько долго это продолжается, однако даже без учёта прошедшего времени это всё равно выглядит тупо. Гляделки двух идиотов. Саша замечает меня; на её лице нет улыбки; она явно недовольна. Она говорит:

– Это было очень грубо.

Она смотрит то на меня, то на карася. Она не знает, на чём укоренить свой взгляд. Я говорю:

– Извини…

Добившись от меня извинений, она переключается на рыбу. Её взгляд полон сочувствия, когда мой пуст, не только потому что я не могу испытывать что-то другое, но и из-за не сочувствия к рыбам. Она спрашивает:

– Может, купим их и отпустим на волю?

Видимо, сейчас утро. Я говорю:

– Ладно, давай.

Мы берём два карася и идём на кассу. Саша оплачивает покупки, потому что у меня нет денег, а откуда они у Саши, я не представляю, она также покупает жидкость для розжига по моей прихоти. Мы идём к реке, ну, так по крайней мере сказала Саша. Она вся сочится радостью, ведь мы же идём заниматься благими делами, что-то подобное она сказала. Я не вижу в этом ничего такого: отпустим мы двух рыбок на волю, когда остальные умрут в духовках или на сковородах. Всё в итоге вернётся на круги своя.