Чего добивается от несчастного Эдипа распорядитель его судьбы, Дельфийский оракул? Чего хочет сам Аполлон – один из наиболее почитаемых античных богов, покровитель искусств, предводитель муз, предсказатель будущего, бог-врачеватель, попечитель переселенцев, олицетворение мужской красоты? Неужто всего-навсего желает самоутвердиться на ниве прогнозирования?

Боги в древнегреческих мифах – вовсе не трансцендентные существа грядущих мировых религий. Они подвержены человеческим страстям, активно вмешиваются в жизнь людей, точнее – повседневно в ней участвуют, встревают в драки и пускаются в состязания, имеют от смертных детей, и сами между тем ведут междоусобные сражения с более древними хтоническими существами.

Прогрессор с Земли Антон, действующий под маской непобедимого Дона Руматы Эсторского, в зеркале арканарских мифов и сказаний тоже вполне может сойти за одного из богов-героев, смесь Прометея, Геракла и Штирлица в одном флаконе. В свою очередь, в повести «Волны гасят ветер» профессиональные прогрессоры из КОМКОНа сталкиваются с люденами – сверхсуществами, которые в их мире будущего тоже играют роль своего рода божеств, гуманоидов с летающих тарелок. Но можно ли об истинных мотивах Руматы, сотрудника Института экспериментальной истории, судить по запискам Дона Рэбы? А о задачах Института Чудаков – по плану спецоперации «Визит старой дамы»?

Древнегреческие боги подобны чародеям из страны Фаэри, которую исследовал Толкин в эссе «О волшебных сказках». Да, они способны творить вторичные и третичные миры, вполне себе материальные, для простых смертных неотличимые от их привычной реальности. Все эти миры, включая наш, для нас единственный – рядовые пьесы в репертуаре их режиссёрского театра. Но при этом они тоже божьи люди, смертные, как и мы – если разуметь под Богом трансцендентное существо мировых религий.

Приходится прибегать к мифологическим представлениям и сомнительным метафорам, потому что нашим ускользающим предметом является момент истины. А он еще не попал в поле систематических исследований социальной теории. Это не означает, что мы умаляем роль рационального знания. Как раз рациональные модели трансакций, институтов, их реинжиниринга современному обществу, как выяснится, необходимы позарез. Но центр проблемы не в том, каковы эти модели. Как побудить наше общество – сборище слепцов и безумцев, живущих по лекалам времён Эдипа, прислушиваться к зову Истины? Как обучить подобного сорта общество использованию рациональных знаний для социальных трансформаций? Предысторический младенец, оно не способно перерезать пуповину привычной картины мира, не желает отвлекаться от своих игрушек на раздумья о том, быть или не быть. Вот в чем вопрос.

Один из ключевых пунктов на пути Эдипа к трагическому моменту истины – его встреча со Сфинксом. Два мифа, архетипичных для европейского подсознания, две силовых линии культурного поля связались здесь в один загадочный узел. Задержимся на нём и мы.

Наш ближайший предмет – загадки сфинкса истории, преградой встающие перед обществом на протяжении вот уже двух столетий, их взаимосвязь и общий корень. Парадокс в том, что умами, проложившими фарватер обществознания, судьбоносная разгадка давно найдена и осмыслена. Но она, увы, так и не освоена обществом, продолжающим вслепую блуждать по краю бездны. Нового Эдипа не видно, а прочие лица, физические, юридические и иные, хотя внешне отчаянно суетятся, по существу дела бездействуют. Не отвечая на вызов сфинкса, они пытаются откосить и объехать его на кривой козе. В результате положение, и без того катастрофическое, дрейфует в сторону безнадёжного.

Двадцатый век, всё длящийся, несмотря на уверения календаря, оставил зиять тайны мировой истории, которые глобальная общественность тщетно пытается затереть, выдавить из памяти как вулканический нарыв. Среди заглавных – загадка советского опыта. Не находя к ней ключа, мы остаёмся запертыми в западне непреодолённой эдиповой трагедии.

Сфинкс давно сопровождает человека в его странствии в дебрях истории. Как и откуда он появился, а главное – зачем?

В статьях Википедии, трактующих тему антропоморфизма, всевозможные гибридные существа, сочетающие черты человека и животного, без разбору свалены в одну кучу.

Археологи Клаус Шмидт и Йорис Петерс [3] указали на важное различение:

Интересно, что антропозооморфы, т. е. существа с человеческим телом и головой животного, например, льва, бизона или козерога, присутствуют во многих археологических памятниках, в то время как сочетание тела животного с головой человека, например, как у сфинкса или кентавра, по-видимому, почти полностью отсутствует в доисторическом искусстве.

Зверочеловек, обращённый лицом к небу, недвусмысленно противопоставлен здесь приземлённым племенам человеко-зверей.

До недавнего времени древнейшими зверолюдьми считались сфинксы Древнего Египта. Из Месопотамии родом крылатые быки (иногда львы) шеду с человеческой головой шумеро-аккадской традиции. Культы и представления, сопряжённые с теми и другими, остаются для нас закрытыми.

Зверочеловеком был Энкиду – созданный Богиней-матерью шумеров соперник, соратник и спутник Гильгамеша, героя древнейшего эпоса.

Из греческой мифологии известны два рода зверолюдей. Это кентавр и Сфинга – существо с женской головой и грудью, туловищем льва, орлиными крыльями и хвостом быка. Драматическое взаимодействие между Сфингой и Эдипом заслуживает особого внимания.

Проницательность археолога Клауса Шмидта имеет глубокие корни.

Три десятилетия назад именно он принялся раскапывать Гёбеклитепе – «Пузатую гору» (по-армянски «Пупочный холм») вблизи турецко-сирийской границы. Тогда учёные и не подозревали, что предстоит целый ряд эпохальных открытий, неузнаваемо меняющих наши знания о древнем обществе.