Наблюдая за Мотей, Евпраксия вспомнила, что род девочки восходит к самим Вельяминовым. Вот они были бы ровней Кошкиным, но то дела прошлого, а Мотина семья едва сводит концы с концами.

Но если подумать, то Захарка сын не Кошкиных, а Овиных, и если Новгород войдет в Московское княжество, то породниться с Мотиной родней неплохая идея. Они там свои и молодому Овину будет обеспечена поддержка от Дорониных и Кошкиных, а это не мало!

Дуня вместе с подругой хлопотала по дому. Они собрали вещи, свернули постели, закрыли окна и проверили печь. Дом предстояло сдать новгородскому смотрителю. Когда он приехал принять дом, то все уже были готовы к выезду.

По пути к Овиным заехали на торг, порадовались, что торговля идет бойко и завтра домой поедет ещё одна не маленькая группа расторговавшихся мастеров. Передали новости о переезде.

Довольные увиденным, отправились к родне Евпраксии Елизаровны. Как раз часы пробили полдень, и боярыня велела свернуть к ближайшей площади. Скоморошье представление уже началось и поближе было не пробиться. Смотрели издалека.

— Хорошо у них получается, — одобрила Кошкина и показала на хохочущих новгородских боярышень. — Похоже, что девицам здесь интереснее, чем в палатах, — насмешливо закончила она.

— Нам бы туда ещё сходить, — попросила Дуня, — там Фиорованти.

— И что? — забеспокоилась Кошкина.

— Он славен строительством мостов, и не только. Князю такой розмысл пригодился бы.

— Завтра сходим, — помедлив, всё же решилась Кошкина, — пообщаемся с лепшими людьми Новгорода, — угрожающе закончила она.

Далее ехали без остановок. Захарий Григорьевич и его жена Авдотья Захарьевна встретили Евпраксию Елизаровну с девочками тепло, немного попеняли, что ранее не приехали, но вскоре сами убедились, какие неспокойные гостьи у них поселились.

После обеда во двор постучались скоморошьи ватажки. Не в полном составе, но двор заполонили, а если учесть, что скоро начнут возвращаться с торга мастера с телегами, то яблоку будет негде упасть.

Дуня не стала спрашивать, будут ли скоморохи завтра показывать сказку под названием «Просто так». Она выдала им новую «Про Дмитрия в Дивном царстве-государстве», взяв за основу мультфильм из будущего, где лентяй и неумеха Вовка попадает в сказочное тридевятое царство.

В переработанной сказке все должны будут увидеть трудолюбивого и ответственного царя, а Дмитрия она выставила бояричем нового поколения, не понимающегося, каким трудом каждому сословию достаются его блага и что каждый труд важен.

Сказка получилась не злой, но щелкающей по носу, и главное, что Дуня ни в чём не покривила душой.

Иван Васильевич умел воевать, править, просчитывать свои действия наперёд. Он интересовался работой розмыслов, подробно расспрашивал торговых гостей и составлял карты, а в первый день сенокоса обряжался в простую рубаху и выходил в поле работать. Так поступали многие бояре, причём участвовала в этом вся семья. Это было сродни обряду единения хозяина и земли.

Но были и те, кто считал зазорным, постыдным даже на день сменить «меч на орало». Дмитрий Борецкий был из тех, кто кичился своим положением. Он учился иноземным языкам, этикету, охоте и владению оружием. Даже любимую новгородцами торговлю он считал недостойной себя, но баловень мог позволить себе многое. Вот только люд новгородский помнил ещё совсем других бояр, да и Марфа была боярыней старой закалки.

Так что Дунина сказка очень понравилась скоморохам.

— Люди увидят то, что сами сказать не умеют. Хороший сказ, — решили старшие ватажек.

В такой суете вновь поздно легли спать, а утром надо было спешить в новгородские палаты.

Глава 18.

— Дунь, ну чего тут думать? Надевай всё! — забавно сморщив носик, посоветовала Матрена. — Много не мало!

— С ума сошла! Тяжело и безвкусно, — делая выбор в пользу броши, Дуня отложила массивное серебряное ожерелье: все равно под меховой опушкой верхней одежды его будет не видно.

— Правильно, Евдокия! — поддержала её Евпраксия Елизаровна. — Невместно девице рядится, как жёнке.

— Но тут другие традиции, — возразила Мотя и виновато опустила глаза.

— Традиции те же, — наставительно произнесла Кошкина, — жаль, что дурновкусие неистребимо, — со вздохом закончила она.

Матрёна покраснела и попыталась оправдаться:

— Я не…

— Брось, — намного мягче произнесла боярыня, — мы с Дуней поняли, что тебе понравились здешние девицы в ярких нарядах.

— Когда мы были в новгородских палатах, то я видела, что дЕвицы богато украшают себя серебром, и думала… — Мотя замолчала, а Кошкина пояснила:

— Те девы старше тебя, — наставительно произнесла Кошкина, — и они красовались перед иноземцами. Им кажется, что чем больше серебра на них, тем они привлекательнее.

— Боярышни? — воскликнула Мотя. — Зачем им иноземцы?

— То были купеческие дочери. Вырядились, как… — Кошкина не закончила, но по осуждению в голосе уже всё было понятно. — Боярышни же держались поодаль от иноземцев, но опять-таки те девы постарше тебя и им дозволено немного украсить себя, а вам надо меру соблюдать.