Семён к дому, принадлежащему Тимофею Сергееву, вышел не сразу. Как только он понял, что буквально на его глазах была скрадена Дунька, то обследовал место похищения.

Направление, куда повезли боярышню, определил сразу, а вот след… с этим было сложнее. И всё же круг поисков сузился с целого города на определенную часть.

А потом настало время расспросов и выяснилось, что на интересующих его улицах в числе прочих живут люди Селифантова и Борецкой. Семён сосредоточился на них, начал расспрашивать местных — и часть подозреваемых сократилась в разы.

К сожалению, расспросы заняли много времени и день подошёл к концу, так что поиски пришлось остановить. Зато на рассвете Семён начал обход заинтересовавших его домов и возле одного из них вновь натолкнулся на знакомый след: подсохшая грязь в лучшем виде сохранила искомый отпечаток подковы с запомнившимся Семёну завалом на правую сторону.

Волк хотел немедля учинить обыск дома, но сопровождавший его Матвей Соловей остановил, напомнив, что они не в Москве.

Послали за посадником Овиным и под его доглядом осмотрели двор. А когда ничего не нашли и хозяева дома подняли крик на всю улицу, то поиск боярышни чуть не сорвался.

И тут дядька Гаврилы Златова, присоединившийся к поискам боярышни в надежде узнать что-то и про своего боярича, услышал имя предыдущего хозяина дома. Услышал — и расталкивая всех, вылез вперёд, во всеуслышание крича, что давно знает Тимошку Сергеева.

— Иуда он! Предал и отдал на растерзание татям всю семью Носиковых. Ни баб, ни детишек не пожалел!

Начавший собираться у ворот народ вспомнил погибших Носиковых. Новость о причастности к их гибели Тимошки взбудоражила людей, а когда они узнали, что им же похищена сказочница, то многие вызвались помочь искать.

Боярин Овин стоял истуканом, переживая свалившиеся на него за последнее время беды и никак не реагируя на обращения с желанием помочь. Он казался себе щепкой, носимой по волнам неспокойного моря и стыдился, что не может ничего исправить. Матвей тоже растерялся, понимая, что, не зная города и окрестностей, не сумеет организовать народ, а Семёну лишние люди были только помехой.

— Опиши Тимошку Сергеева! — потребовал боярич, едва ли не рыча от досады. Кабы знать заранее, что две пропажи связаны, то не пришлось бы терять время.

— Обыкновенный, — волнуясь, заговорил Бориска и понимая, что его слова звучат глупо, заторопился объяснить: — Смотришь на него — и кажется, что человек человеком, а душа у него гнилая!

Желваки на лице Семёна сдвинулись, а нос словно бы заострился при напряженных ноздрях, но более он ничем не выдал своё раздражение и начал задавать наводящие вопросы.

Из выжатого из дядьки Гаврилы описания получалось, что старосте Селифантову служит тот самый Тимофей Сергеев, который ранее хозяйствовал у Носиковых.

— Жил себе спокойно здесь убивец, ни о чём не тужил, — развернувшись к людям, зло высказался Борис, когда Семён оставил его и начать по-новой осматривать двор. — А я всё про него расскажу!

Пока дядька боярича Златова клялся и божился перед новгородцами, что именно Тимошка извёл Носиковых и посылал татей вдогонку его хозяину, Семён пытался найти хоть какую-то зацепку.

Боярин Овин сжал губы в нитку, увидев, что московский сыскарь вновь рыщет, но ничего не сказал.

Волк обводил двор взглядом и приметил здоровенную бабу, угрюмо следящую за происходящим. В отличие от новых хозяев дома она не выглядела напуганной, а была в ней какая-то… злая насмешливость. Он подошел к ней, а баба отвернула от него лицо, изображая смущение и даже опустила глаза. Семён невольно ощерился, нутром почувствовав фальшь.

— Говори, куда боярышню дела! — зарычал он и надвинулся, норовя прижать её стене.

Баба расправила плечи, выставила грудь и отпихнув легковесного боярича, ожгла ярым взглядом и зашипела:

— Не жмись ко мне, а то схвачу и косточки посчитаю!

Не ожидавший отпора Семён, бестолково моргнул — и тут же поднёс к её носу кулак с зажатой плёткой.

— Видишь? — угрожающе спросил он.

— Вижу, — с хрипотцой ответила она.

— Попотчевать?

— А за что? — ничуть не испугалась жёнка.

— За боярышню скраденную, — теряя терпение, теперь уже зашипел он.

— Почём мне знать, что за дела были у хозяина? — намного тише буркнула она. — Мне никто не докладывает, скрадена она или в гости зашла.

— Значит, была здесь боярышня?! — воскликнул прислушивающийся боярин Овин и не сумел скрыть облегченного вздоха. Теперь никто не обвинит его в подстрекательстве к смуте.

Баба пожала плечами и попробовала уйти, но Семён резко подался вперёд и жёстко впечатал её в стену: