– Ну-у! – возмутился Дейл.

– Поэтому я и предложила Рощу.

Дейл светился в предвкушении.

В этот миг к нам подступил понурый Бэк. Он потирал шею.

– Прости. Наговорил ерунды.

Дейл кивнул, а Джеремия, лучась улыбкой во все зубы, дружески хлопнул Бэка по спине. Тот рухнул ничком.

Мы расхохотались – и тут наш задор беспощадно срезало леденящим воплем из-за спины.

За мной стояла на коленях исступленного вида женщина и кричала громче полночной банши.

– Что с ней? – Я оцепенела от ужаса.

Опять вопль – острый и неподдельный, из таких глубин нутра, что голосовые связки вот-вот должны лопнуть, как перетянутые струны.

– Сыно-о-ок! – выла несчастная.

Волосы свалялись сальными клоками, словно она не один месяц прожила в лесу. Под глазами набрякли тяжелые мешки, растрескавшиеся губы дрожали.

– Мой сын! Кто мой сын?! – повторяла она, хватаясь за кого придется.

– Это миссис Джонсон. – За нами стояла трактирщица Розмари с сумрачным выражением. – Уже несколько дней кряду ищет своего сына. Кричит, что он стал забвенным, и обвиняет всех кругом, что не обращали на него внимания.

Джеремия сложил большой и указательный пальцы колечком и с закрытыми глазами приложил ко лбу.

– Да пребудет он узренным, – с придыханием произнес он.

– Миссис Джонсон? – недоумевал Перри. – Но ведь не было у нее никакого сына.

Взгляд Розмари наполнился неизъяснимой скорбью. Мне было жутко от происходящего, но почему, я сообразила не сразу – лишь благодаря тому, что Розмари ничего не ответила Перри. Осознание сначала просачивалось по капле – и затем нахлынуло волной.

Сердце стиснуло хваткой глубокого холодного ужаса. Я оглядела вопящую, ее тонкие руки и надломанные ногти, матово-серую кожу и гнездо волос на голове – перепутанные пряди рассудка.

Ее сын забыт? Как его звали? Мы дружили? Множились вопросы, на которые не найти ответа, – от этого меня пробирал холодок. Вдруг я правда его знала, а он просто канул в никуда?

Этот тягучий страх не описать словами. А вдруг и меня точно так же забудут?

Розмари посмотрела на нас и сказала, что могла, ободряюще, как сумела:

– Лучше идите себе, ребятки.

Заходящее солнце подмигивало нам через просветы в небе и меж домов, а облака губкой впитывали его брызги. Мы впятером шли по Ньюмонскому тракту.

Сцена с миссис Джонсон выбила всех из седла. Заразила гнетущей тоской, которую никто не смог бы объяснить. Нас одолевало то чутье, которым дети от природы распознают общее уныние и угадывают, когда нужно проявить уважение или скорбь. Мысль, что можно просто взять и исчезнуть, обрушилась на меня и остальных безликим ужасом и стала сродни черному пятну в глазу, которое никак не смыть.

Но вот все дальше оставался Вороний городок. Дейл отрешенно бренчал на лютне, и мрак постепенно рассеивался.

Я шла в хвосте, как будто не замечая, что Перри смещается все ближе ко мне. Моя рука повисла плетью: пальцы расслаблены, ладонь от волнения взмокла. Я не смела ей пошевелить. Впереди Бэк перешучивался с Джеремией и Дейлом.

Я лишь пискнула и сразу сжала губы, ощутив, как пальцы Перри сплетаются с моими. Он, видно, заметил, как я напряглась, и хотел убрать руку, но тут уже я придержала его и взволнованно заглянула в глаза.

Перри этого не ожидал и, краснея, отвел взгляд. Его рука – сильная, уверенная, нежная – сжала мою в ответ.

Я заметила, как Дейл впереди отвернулся от нас. Тронув струны, он запел громче:

Это была Песнь Верука, которую я уже слышала раз-два. Чем явнее с годами вырастала на горизонте акарская угроза, тем больше сочиняли подобных творений.

– Ну как, чувствуете что-нибудь? – поинтересовался Дейл.

Не очень-то. Мы все только развели руками – и вдруг Бэк встал как вкопанный.

– Тихо. – Он согнулся пополам, схватившись за голову, и натужно закряхтел: – Чувствую… чувствую…

Мы все оцепенели. Вдруг Бэк гротескно, по-шутовски взорвался:

– У-у-уши вя-я-ну-ут! – пропел он.

Все покатились со смеху. Даже Дейл. Он замахнулся на Бэка лютней и забегал за ним кругами вокруг хохочущего Джеремии.

Вскоре переполох улегся, и Дейл вернулся к разговору, с растравленной, но безрадостной улыбкой.