Больной вопрос

Аннотация

Москва XXII века – какая она? А если вокруг магический мир, в котором более или менее мирно сосуществуют компьютеры и амулеты, электронная почта и магические вестники, порталы и дирижабли? Самые тяжёлые болезни лечат целители-эльфы, самые крупные банки во всём мире, и в Царстве Русь в том числе, принадлежат гномам, а Хранителями библиотек вообще становятся непонятные существа…

Частный детектив Алексей Верещагин живёт и работает в этой магической Москве. У него есть дом, сыновья, любимая работа, друзья, домовые… Всё есть.

Вот только уже две недели, как нет покоя, потому что однажды утром у Алекса заболел зуб.

Вот только в стоматологическом кабинете вместо доброго доктора обнаружился свежий труп.

Вот только новый клиент не может ждать, пока детектив решит свой больной вопрос.

И покатилось расследование, захватывая с собой, словно снежный ком, всё новые и новые происшествия, обстоятельства и улики.

ГЛАВА 1 «И хуже может стать. Пока мы стонем: «Вытерпеть нет силы», Ещё на деле в силах мы терпеть». Шекспир, Король Лир У частного детектива Алексея Верещагина заболел зуб. – Да ну, чушь какая-то! – простонал Алекс, держась за щёку. – Как может заболеть зуб у человека, который ежегодно проходит осмотр – самый дорогой, магический? – Вообще-то в прошлом году ты этот осмотр пропустил, – безжалостно сказал Стас. – Ты работал над делом, и отложить никак было невозможно. – Угу, – добавил Серж. – И в позапрошлом году тоже, помнится, тебя выдернули уже из приёмной доктора Марджашвили. Так что всё закономерно, дорогой папа. – Хотя мы, разумеется, тебе сострадаем. И близнецы переглянулись с чувством безграничного превосходства. – Мы пошли заниматься, папочка, нам завтра рано утром в универ! Чмокнув отца в щёку со здоровой стороны, Стас и Серж покинули столовую. Верещагин остался наедине с больным зубом. Ненадолго. С подоконника сказали: – Ты, хозяин, доктору-то позвони, пока время ещё рабочее. Алекс глянул на часы: половина восьмого. Ну да, придётся звонить Саше, то есть, доктору Александру Георгиевичу Марджашвили, и просить милости. Экран коммуникатора долго оставался синим, играла музыка, но приходилось быть терпеливым. Верещагин и терпел, и дождался. На экране появилась физиономия столь необходимого врача, и его бас прогремел: – Да быть не может! Русский Холмс сам разыскивает скоромного зубодёра? Алекс поморщился. – Саша, спасай. Прошу прощения за зубодёра и все прочие обиды, готов искупить и покаяться. – Зуб болит? – безо всякого сочувствия спросил доктор. – Ужасно! – вырвалось у бедняги сыщика. – Какой? – Справа внизу. Не знаю, шестой, седьмой? Сможешь меня завтра принять? – Не-а, – ответил Александр. – Нет меня в Москве, и буду только через месяц. Стажировка в городе Люнденвике. Отличное место, знаешь ли, а эль какой! И в доказательство он приподнял кружку, наполовину уже опустошённую. – Тьфу ты… А что ж мне делать? То есть, я рад за тебя, и всякое такое, но зуб-то болит… – У нас в клинике из тех, кого я мог бы рекомендовать, сейчас осталось двое врачей, но, насколько мне известно, там полная запись. На ближайшую неделю точно, – заговорил Марджашвили уже серьёзно. – Дай подумать… Он положил коммуникатор на стол и заговорил с кем-то по соседству. Слов слышно не было, но Алекс различил несколько мужских голосов и пару женских. «Ну да, – начал он анализировать по привычке. – Не один же он на стажировку в Бритвальд отправился, значит, в пабе вместе с группой…». Но тут проклятый зуб стрельнул особенно болезненно, и Верещагин снова тихонько простонал. – Значит, так, – вернулся к разговору Александр. – Там у тебя рядышком, в Пушкарёвом переулке, есть частный стоматологический кабинет. В нём принимает доктор Черняев, Олег Евгеньевич. Позвони прямо сейчас и запишись. Они обычно с двенадцати начинают, и до вечера на месте. – Понял. На кого-то сослаться? Фоном проговорил что-то женский голос, и Марджашвили рассмеялся. – Она говорит, что лучше не надо. У Черняева медсестрой жена работает, может получиться неудобно. Всё, удачи! И экран погас. Верещагин вздохнул и начал искать номер коммуникатора доктора в Пушкарёвом переулке, а найдя, стал звонить. Ответили ему сразу: на экране появилась красивая брюнетка и приятным голосом сказала: – Стоматология, добрый вечер. – Добрый вечер. Вы сегодня до какого часа работаете? – спросил Алекс и затаил дыхание. – До восьми, – женщина сочувственно улыбнулась. – Осталось десять минут, и у доктора пациент. – А завтра? – А вот завтра как раз есть время в начале приёма, на одиннадцать утра. Годится? – Ну, хуже, чем было бы сегодня, но всё-таки хорошо, – он выдавил из себя улыбку, опасаясь, что она получится жалкой. – Тогда я готова вас записать! Алекс продиктовал свои данные и номер коммуникатора и распрощался. Отложив коммуникатор, тягостно вздохнул: зуб слегка утих, но не было никакой гарантии, что надолго. – Аркадий! – позвал он. – Тут я, – ворчливо ответили с подоконника. – Ты ужинать будешь, хозяин? – Думать об этом страшно! Мальчишек покорми… – Уже сделано. – Вот и хорошо. А скажи мне, Аркадий, нет ли в вашем загашнике какого средства, чтобы зубную боль прекратить? Аркадий Феофилактович, домовой, хмыкнул негромко. – Ты и сам знаешь, что надо к доктору идти. Но могу супругу попросить, на ночь она тебе боль утихомирит. Только… – Да, Аркадий. Да! – Только имей в виду, хозяин, что средство это одноразовое, и действовать будет до утра. Двенадцать часов, не более! Разумеется, Верещагин согласился на всё, в очередной раз подумав о том, какое счастье, что когда-то в их доме поселился Аркадий Феофилактович. Он закрыл глаза и откинулся на спинку кресла: домовушка Мелания Афанасьевна не слишком любила показываться на глаза кому-нибудь, даже хозяину. По паркету протопали ножки. Скрипнуло соседнее кресло, и больной щеки коснулась тёплая ладонь. – Ну, вот и всё. До утра проспишь спокойно! – прошелестел голосок, и ощущение чьего-то присутствия пропало. Верещагин открыл глаза. Зуб не болел вовсе, даже воспоминаний об этом унизительном ощущении не осталось, и Алексей приободрился. – А жизнь-то налаживается! – почти пропел он и потёр ладони. – Мелания, спасибо! – Ужин сюда принести? – спросила домовушка. – Ну, если близнецы поели, то можно и сюда… После ужина – блинчиков с сёмгой и сметаной и чая с яблочным пирогом – Алекс понял, что глаза у него закрываются, и надо ложиться спать, пока снова не началось. Заглянул к сыновьям, пожелал им спокойной ночи и ушёл к себе. Заснул он в пяти сантиметрах над подушкой… Через какое-то время погас свет и в комнатах близнецов, и всё затихло. Пока все спят, надо рассказать о доме, где живут наши герои, да и о них самих. Двухэтажный особнячок красного кирпича стоял на углу переулков Селивёрстова и Костянского, и с давних времён был разделён на два апартамента; Верещагины, начиная с Алексеева прадеда, купившего когда-то дом у прежнего владельца, занимали второй этаж, а первый сдавали. Арендаторы менялись, жили и работали разные люди, но вот уже года три там обосновалась небольшая контора со странным названием «Бюро расставаний»*). Владельцы её, Андрей и Елена, иной раз работали вместе с Алексеем; разные бывали заказы и у них, и у него. Но на сей раз речь у нас пойдёт не о «Бюро», поэтому вернёмся на второй этаж. Здесь жили Алексей и двое его сыновей, близнецы Станислав и Сергей, им недавно исполнилось восемнадцать, и они вот уже два месяца учились в московском университете. Правда, несмотря на абсолютную похожесть, факультеты близнецы выбрали разные: Стас поступил на юридический, а Серж – на химфак, с дальним прицелом на криминалистику. Бывшая жена Алекса, мать близнецов, погибла пять лет назад; впрочем, от детей и мужа она уехала намного раньше.**) Мальчишки её практически и не помнили. Ну, и разумеется, нельзя не упомянуть двоих домовых, уже появившихся в этом повествовании, Аркадия Феофилактовича и его жену Меланию Афанасьевну. Правду скажем, вряд ли бы жизнь Алекса так уж легка, если бы не Аркадий… _________ *) Эта история рассказывается в романе «Бюро расставаний» **) Романы «Труп в доме напротив» и «Тайна Симеона Метафраста» Утро началось в четверть девятого. Включился больной зуб, как иной раз включается отбойный молоток под окном спальни, неотвратимо и неизбежно. – Ладно, – пробормотал Верещагин. – Осталось потерпеть два с половиной часа, это ерунда. Никакого расследования у него в работе сейчас не было, да и какое расследование, когда такие мерзкие ощущения? Но занять себя на время до похода к врачу было нужно, и Алекс решил разобраться в архиве. Конечно, он ничего не собирался выбрасывать, шутка ли, за пятнадцать лет дел накопилось! Но совсем не все папки были подписаны, и при необходимости найти нужную было бы совсем непросто. – Аркадий! – позвал он негромко. – Здесь я, – откликнулся домовой, как всегда, с подоконника. – Открой мне кладовую, пожалуйста. – А зачем? Нешто тебе окорока захотелось, или яблочка погрызть? – негодяй явственно хихикнул. – Завтрак сейчас Меланья принесёт, только кивни. – Завтракать я не буду, не могу. Чаю вот выпил бы, без сахара только. А кладовую всё-таки открой, старые дела мне нужны. – Понял, – и домовой исчез. За разбором папок время прошло как-то незаметно. Алекс так увлёкся, что чуть было не пропустил момент, когда нужно было выходить. Спасибо всё тому же Аркадию, что напомнил вовремя. Идти до Пушкарёва переулка было семь минут: по Селивёрствову до Сретенки, по ней два квартала и повернуть направо. Без трёх минут одиннадцать Верещагин стоял возле двери, возле которой блестела табличка «Стоматология доктора Черняева». Рядом висел колокольчик. Алекс дёрнул за шнурок, и где-то внутри раздался мелодичный звон. Подождав с минуту, он подёргал ещё раз, и всё повторилось. – Хм, уже одиннадцать… Ладно, может, они там чем-то заняты, а дверь уже открыли? И Алекс нажал на ручку. Совсем небольшой тамбур ожидаемо заканчивался новой дверью, на сей раз из матового стекла. По которому золотом была выведена надпись «Стоматология» и чуть ниже нарисован зуб, испускающий лучи во все стороны. – Богато, – хмыкнул Верещагин, оценив неземную красоту, и толкнул и эту дверь. Дальше была приёмная – довольно просторная, с новеньким изогнутым рабочим столом для секретаря или медсестры; со стеклянными шкафами, на полках которых стояли какие-то флакончики, коробочки, контейнеры и жутковатые модели челюстей; с удобными креслами для ожидающих страдальцев. Но всё это Алекс едва заметил, потому что сразу понял отчего ему не открывали. Темноволосая женщина сидела, уронив голову на стол, и по поверхности этого стола расплывалась лужи крови. Негромко выругавшись, Верещагин вытащил из кармана коммуникатор и набрал хорошо знакомый номер. ГЛАВА 2 Бегут часы и в злейшее ненастье. Шекспир, «Макбет» Через полчаса в стоматологической клинике кипела работа. Увы, ни доктор Черняев, ни его медсестра принять участие в этой работе уже не могли: самого доктора прибывшие оперативники из следственного отдела городской стражи по Устретенской слободе не обнаружили вовсе, ни в лечебном зале, ни в небольшой кладовой. Ну, а медсестра и была той самой черноволосой женщиной, которую Алекс увидел в приёмной. Сейчас Верещагин сидел в одном удобных кресел и ждал начальства, как и велели ему стражники. Начальство и прибыло – открылась входная дверь, и в тамбуре прозвучал громкий голос. – Криминалисты здесь? И почему по сей момент мышей не ловят? – Что бы я с теми мышами делал? – пробурчал молодой человек в белом комбинезоне, возившийся с телом медсестры. – Ты, майор, ноги обработай, чтобы отпечатков не оставлять, а то вон тут один уже прошёлся! Алекс посмотрел на дверь: ну конечно, Никонов… Кого ж ещё ждать, как не начальника следственного отдела, ежели в его районе убийство обнаружено? – Привет, Глеб, – сказал он. – Не думай, я от двери далеко не ходил, вот как сел в кресло, так и сижу. Глеб Никонов, уже два года как получивший не только должность, но и майорское звание, расплылся в улыбке. – Батюшки, да кого ж это я вижу? Да неужели это наше детективное светило, Шерлок Холмс московской выделки, сам лично господин Верещагин? Второй криминалист, девушка, выглядевшая в белом комбинезоне тоненькой и голенастой, словно кузнечик, покосилась на Алекса и улыбнулась. Впрочем, ему было не до девушек: треклятый зуб, замолчавший было, снова напомнил о себе. – Давай ты меня опросишь и отпустишь, а? – попросил он. – Давай. А куда ты так торопишься? И как вообще тут оказался? Тяжко вздохнул, Верещагин рассказал всё с начала… Выслушав, Никонов покрутил головой. – Да, вот это и называется – не повезло. Тогда так: сейчас ты иди и лечись… – Так надо ещё найти, куда именно идти. Черняева-то мне рекомендовали. – Погоди минутку… – Глеб вытащил коммуникатор и набрал номер; когда на экране появилась красивая зеленоглазая женщина в белой шапочке на рыжих кудрях, в его голосе появились вдруг воркующие нотки. – Драгоценная Мария Ксаверьевна! Не уделите ли мне минуту вашего времени? – Здравствуйте, господин майор! Слушаю вас внимательно, но недолго, – улыбнулась красавица. Никонов заговорил серьёзно. – Мария Ксаверьевна, тут вот приятель мой хороший, у него большая и срочная неприятность с зубами. Не могли бы вы посмотреть и помочь? – Ну-у… Если ваш приятель будет у меня не позднее, чем через полчаса, то сразу и посмотрю. Если не успеет – только завтра в четыре. Адрес помните? – Милютинский переулок, дом одиннадцать, – отрапортовал Глеб. – Правильно. Жду. Экран погас, и Верещагин быстро закивал. – Всё понял, уже бегу. Фамилия её как? Никонов хмыкнул – Недзвецкая её фамилия. Польские чары тебя не оставляют. Но особо не старайся, Машенька давно и прочно замужем. – Спасибо, Глеб. Если хочешь, приходи ужинать, там и поговорим обо всём, – сказал Алекс уже на выходе. Дверь за ним захлопнулась, и майор пробормотал себе под нос: – Интересно, это была угроза или доброе пожелание? Ладно, покойники ждать не любят. Что у нас, ребята? *** До нужного ему дома в Милютинском переулке Алекс добежал за десять минут. Тут его посетило некоторое ощущение deja vu: неширокий московский переулок с двухэтажными особнячками, деревянная дверь, возле которой блестящая табличка «Стоматология»… Он тряхнул головой, чтобы избавиться от лишних мыслей, отдышался и вошёл в точно такой же тамбур. В приёмной возле стола секретаря стояла прекрасная рыжеволосая Мария Ксаверьевна и о чём-то беседовала с медсестрой. Она посмотрела на вошедшего и улыбнулась. – Прекрасно! Вы дошли даже быстрее, так что у нас с вами будет на двенадцать минут больше. – На общение с вами я готов потратить двенадцать лет и даже столетий! – шутливо ответил Алекс, но треклятый зуб снова подвёл его, заболел в эту самую минуту. Пациент совсем некуртуазно схватился за щёку и охнул. – Ай-ай-ай! Так, паспорт у вас с собой? Давайте его Танечке, она пока заполнит карту, а мы с вами пойдём и посмотрим, что там у вас происходит… Через два часа совершенно счастливый Верещагин шёл по Мясницкой улице в сторону Бульварного кольца и что-то немелодично мурлыкал себе под нос. Зуб не болел. Более того, доктор Недзвецкая пообещала, что болеть больше и не будет, если только завершить лечение. Новая встреча была назначена через неделю, и это время можно было провести, как угодно, не переходя на строго ограниченное меню из манной каши и картофельного пюре. Увидев нездешней красоты стены чайного магазина Перлова, он решил, что надо купить хорошего кофе. Конечно, Аркадий будет ворчать, что покупать надо зелёные зёрна, а уж он-то знает, как этот самый кофе жарить… Ну, и пускай поворчит – за годы совместной жизни Алекс научился относиться философски к некоторым особенностям характера домового. Войдя в магазин, он долго и придирчиво обнюхивал разные сорта, открывая крышки на изящных стеклянных банках, потом советовался с продавщицей, но наконец сам себе кивнул глубокомысленно и попросил взвесить по двести граммов «Копи Лювак», «Блэк Маунтин» и, для сравнения, свежеобжаренную «Арабику». Забрав бумажные пакеты, он вышел и наткнулся на человека, стоящего перед дверью магазина и глядящего на фасад. – Влад? – изумлённо спросил Верещагин. – Ты не в Бритвальде? Ну да, перед ним стоял Владимир Суржиков, тот самый актёр, который несколько лет назад был помощником частного детектива… – Алекс, ты? – Суржиков схватил его за плечи. – Вот Тьма, а я как раз думал, звонить тебе или прямо так и зайти? – Ну и зашёл бы, считай, домой, не в чужую квартиру! Какое-то время они обменивались бессвязными вопросами, пока, наконец, Алексу не надоело, что их толкают проходящие по узкому тротуару. – Так, – сказал он, снова хлопая Влада по плечу. – Пошли. Время обедать, как раз Аркадий нас и покормит, и о новостях поговорим. Рассказывай, почему ты не в Люнденвике, ты ж там в сериале снимался? – В сериале перерыв в съёмках до конца января, в театре начнут репетиции новой постановки через неделю после Перелома года, – ответил Суржиков. – А я подумал-подумал, и решил в Москву съездить. – Ну и правильно! А что ставить будут, классику, как ты любишь? – Классику, такую махровую, что даже не знаю, как зритель примет, – засмеялся Влад. – «Зависеть от каприза Барона старого, от печени маркиза, От тех и от других? О нет! Благодарю! Ты слышишь? Ни за что! Тебе я говорю!» – Что-то знакомое… – нахмурился Верещагин. – Нет. не вспомню! Отвык я от цитат без тебя. – «Сирано», друг мой. Эдмон Ростан. – И что, ты играешь Сирано? – Ну что ты, мой удел теперь – возрастные роли. Граф де Гиш, король Лир, Клавдий… За болтовнёй они неспешным шагом пересекли площадь Мясницкие ворота и свернули в Уланский переулок. Суржиков рассказывал о жизни в Люнденвике, о детективном сериале, в котором снимается вот уже третий сезон в главное роли сыщика городской стражи, о театре… Алекс слушал и вспоминал. Влад слегка похудел, сбрил усы и приобрёл некую выправку, был похож теперь на отставного военного. – А где ты жить собираешься? – Да не знаю пока. С одной стороны, мне Илларион Певцов*) квартиру свою на Петровке оставил в наследство. С другой… После его смерти я уехал почти сразу, сорок дней отметили и уехал. В квартире той всё осталось, как при Илларионе Николаевиче, никто не разбирался. Я только на охрану её поставил и всё. _______________ *) Об Илларионе Певцове и расследовании в театре рассказывается в романе «Тайна Симеона Метафраста» – Старые афиши и программки, засаленный халат, картины на стенах и надколотая чашка в буфете, – кивнул Алекс. – Пыль и тлен. Ну, вот и разберёшься, пока здесь будешь. А так вообще комната твоя свободна, так что если хочешь – живи. Суржиков остановился и внимательно посмотрел на друга. – Не помешаю? – С ума сошёл? – Тогда ладно, спасибо. – Ты вещи где оставил? – Да гостиница какая-то на Мясницкой, оплатил номер на пару ночей и бросил чемодан. – Вот после обеда и сходим, – кивнул Алекс. – Можно бы и сейчас вернуться, но есть охота! Я со вчера с зубом маялся, поверишь, завтракать не смог. – Не поверю, – заржал Влад. – Ты – и не смог? Аркадий Феофилактович, увидев, кто стоит на пороге, всплеснул руками и воскликнул: – Батюшки-светы, Владимир Иванович! А похудел, а помолодел как! Хозяин, что ж ты не предупредил, я бы парадный обед подал! У нас даже пирогов нету! – Не горюй, Аркадий, – Верещагин с трудом сдерживал смех. – Владимир Иванович у нас жить будет, месяца два – так точно. Успеет и пирогов твоих снова попробовать, и прочих яств. – Да? Точно? – спросил домовой недоверчиво. – Точно, – кивнул Суржиков. – Тогда я комнату приберу, а вы идите руки мыть и за стол, Меланья подаст. И домовой исчез. – Меланья – это кто? – прошептал Влад. – Жена Аркадия, – так же тихо пояснил Алекс. – Пошли. Она дама суровая, к обеду опаздывать нельзя. Когда были съедены и борщ с пампушками, и отбивные, и даже последний маринованный огурчик исчез, перемолотый отличными зубами Суржикова, хозяин дома откинулся на спинку стула и сказал: – Ну вот, а ты хотел в гостиницу… С подоконника тихонько фыркнули. ГЛАВА 3 Нет, мы не первые в людском роду, Кто жаждал блага и попал в беду. Шекспир, «Король Лир» К вечеру все дела были переделаны. Комната, где когда-то жил Суржиков, сверкала чистотой и пахла свежестью, в вазе стояли хризантемы, а на столике у кровати лежала недочитанная три года назад книга. Близнецы, вернувшись из университета, завопили: – О, дядя Володя! Вы нам нужны! – Зачем? – слегка оторопел он, а Алекс хмыкнул. Он-то знал, что его сыновья не остаются далеко ни от одной стороны жизни универа. – У нас в студенческом театре собрались ставить {ту самую пьесу}*), нужны рекомендации и комментарии! ____________ *) Шекспировский «Макбет» считается среди актёров «проклятой» пьесой, даже произнести название или процитировать текст вне спектакля или репетиции – значит навлечь на себя невезение. Поэтому на всякий случай «Макбета» называют «шотландская пьеса» или «та самая пьеса Барда». – Да? – спросил Суржиков осторожно. – И кого вы играете? – Ведьм, конечно, – с чувством глубокого удовлетворения ответил Серж. – «Зло есть добро, добро есть зло?» – «Летим, вскочив на помело!» – Но их, вроде бы, должно быть три? – Ой, ну будет третьей кто-то из девчонок, натаскаем! – махнул рукой Стас. – Ладно, нам заниматься надо. Пап, мы ужинать не будем. у нас встреча в клубе. Они исчезли в комнате Сержа. Алекс поймал взгляд Суржикова и молча развел руками. От входной двери можно было почуять запах пирогов и ещё чего-то трудно определимого, но очень вкусного. Собственно, пришедший в начале девятого Глеб Никонов в первую очередь эти ароматы и услышал, и выдохнул, расслабился, даже прислонился на секунду к оштукатуренной стене. Потом сам себе кивнул и поднялся по лестнице. – Ну, наконец-то, – ворчанием встретил его Аркадий Феофилактович. – А вот простынет ужин, что делать будешь? – В твоих руках, Аркадий, даже кусок кирпича превратится в божественное блюдо! – Никонов снова потянул носом. – Пироги, да? И вы меня ждали? – Да как же тебя не ждать, ежели хозяин предупредил? Давай, руки мой и за стол! Увидев Суржикова, Глеб отреагировал довольно вяло: всё его существо было устремлено вперёд, в столовую, где звенело столовое серебро и исходили паром тарелки с едой. Когда же съедены были и баранина с гречневой кашей, и чай с пирогами, он наконец очнулся. – Влад, а ты откуда взялся? Я имею в виду – на минуточку, или снова тут будешь жить и работать? – Скорее на минуточку, – ответил Суржиков лаконично. – Каникулы в съёмках и в театре. – Ясно. Ну что, голуби мои, поговорим об убийстве в Пушкарёвом переулке? – Рассказывай, – кивнул Алекс. – В лечебном зале был второй труп, самого доктора Черняева? – А вот и нет, – ответил Глеб, и вволю насладился изумлением слушателей. – Не было там ни трупа, ни самого доктора. – Куда ж он делся? – Тебе как рассказывать, коротко или по порядку? Тогда слушай. Значит, пришли они в свою мини-клинику за час до начала приёма, в десять утра. Что-то там доделывали, писали-считали, амулеты проверяли, и вдруг медсестра – кстати, звали её Рузанна – обнаружила, что обезболивающий амулет не работает. А без него, сами понимаете… – Да уж, – прочувствованно подтвердил Верещагин. – Ну вот. Черняев решил, пока время есть, дойти до ближайшего артефактора, на Мясницкой как раз есть небольшая, но весьма авторитетная лавочка. И пошёл. Вот только когда он переходил бульвар, попал под экипаж. – Да ладно! – не поверил Суржиков. – Это ещё постараться надо. – Значит, он и постарался. Он говорит, задумался, а может, на красотку какую-нибудь засмотрелся, неизвестно. Но – попал. И, поскольку очень неудачно ударился головой о край тротуара, потерял сознание. Пришёл в себя в скорой. – Ты с ним говорил? – спросил Алекс. – И с ним, и с врачом в Склифе, куда его привезли, – кивнул Никонов. – По временя всё совпадает. – А как ты на него вышел? – Да очень просто: Черняев пришёл в себя, и, когда коллеги-травматологи выпустили его из своих цепких лапок, кинулся звонить жене. Ну, а попал на меня… – Он всё ещё в Склифе? – До завтра его оставили. Если никаких показаний не будет, завтра выпишут. Алекс медленно кивнул. – Странная история. – Да ладно, какая история с убийством не кажется странной? Если не говорить о ссоре на кухне между мужем и женой? – хохотнул Глеб. – Да и то… Для нормального разумного существа любое убийство – странно. – И что говорит доктор по поводу смерти жены? – спросил Владимир. – Как водится, горюет и недоумевает. Не может даже предположить, что послужило причиной. Поговорить с ним толком мне медики не дали, так что завтра я его встречу из Склифа, отвезу домой и побеседую всласть. Ты со мной? – он требовательно посмотрел на Алекса. – Если начальство твоё возражать не станет, то с тобой. – Я согласовал заранее твоё участие. – Отлично, – обрадовался Суржиков. – А я в театр съезжу, да и займусь квартирой. В порядок её приведу и вообще, подумаю, что с ней делать. – тут он зевнул и смутился. – Извините, ребята. Что-то вдруг силы кончились. Вообще странно – обычно в это время я только на сцену выхожу… – Не начинай рассуждать, – со смешком перебил его Алекс. – Иди и ложись, раз силы кончились. А то знаю я тебя, станешь философствовать, потом тебя потянет из Ростана или из Шекспира цитировать, и всё, сон улетел до трёх ночи. – И пойду. Спокойной ночи всем, Аркадий, спасибо за ужин. Когда за ним закрылась дверь, Верещагин встал. – Пойдём-ка беседовать в кабинет. Мало ли, записать что-то придётся… В кабинете Алекс первым делом полез в бар и достал бутылку с тускло-золотой этикеткой; благородно-коричневая жидкость внутри маслянисто плеснулась, и Глеб сглотнул слюну. – Келимас? – Подымай выше, коньяк, да ещё и пятидесятилетней выдержки! С предпоследнего дела клиент подарил. Не вскрывал, как чувствовал, что пригодится для стимуляции мыслительного процесса. – Тоже, что ли, податься в частные сыщики, – пробормотал майор, заворожённо наблюдая, как медленно течёт в бокал тёмное золото. Верещагин ничего не ответил, только хмыкнул. После первого глотка они помолчали, вслушиваясь в ощущения, потом Никонов кивнул и отставил бокал. – Давай ты мне подробно расскажешь всё в деталях – как ты попал на приём к Черняеву… – На приём-то я как раз и не попал, – перебил его Алекс. – Значит, зуб заболел вчера во второй половине дня… Выслушав рассказ, Глеб покачал головой. – Случайность, значит? – В какой-то степени. Я бы мог просто открыть справочник и посмотреть, кто из стоматологов ко мне поближе находится. И скорее всего, попал бы на достаточно приличного врача: чтобы открыть свой офис на Сретенке, надо хорошо работать. – Между твоим звонком и твоим приходом в приёмную прошло примерно часов двенадцать? – Чуть больше. Пятнадцать. И у меня получается, что убийца торопился. Ясно же было, что, если приём начинается с одиннадцати, первый свидетель примерно в это время и появится. Почему было не дождаться окончания работы и не поймать обоих на месте? – Согласен. Но вообще вопросов пока много, а ответов – ноль. Зеро, – и для убедительности Никонов сложил нолик из большого и указательного пальца. – Пиши давай. Алекс выложил на стол магическое перо. – Первое: хотели убить обоих, или целью был кто-то один, а второго просто должны были убрать, как ненужного свидетеля? – Согласен, – кивнул Никонов. – Второе: было ли убийство спонтанным или запланированным? Куда делось орудие убийства? – Кстати, ты не рассказал мне о причинах смерти, – вспомнил Алекс. – Классический удар тупым предметом. Проломлена височная кость, смерть практически мгновенная. – Височная… Значит, особо сильно бить и не нужно было. – Это ты думаешь о том, могла ли это быть женщина? Могла, – Глеб снова пригубил коньяк и замер, наслаждаясь. – Ну вот тебе первая версия: любовница Черняева пришла поговорить с женой, не желает ли мадам слегка подвинуться? Мадам не пожелала, и любовница, разнервничавшись, тяпнула ту по голове первой попавшей штукой с рабочего стола. Пепельницей, например. Или вот такой фигнёй, – и Верещагин приподнял стоявший у него на столе сувенирный календарь на каменной подставке. – Что криминалисты говорят о следах орудия? – На вот, почитай протокол осмотра места происшествия. Криминалисты отчёт завтра утром отдадут, но думаю, вряд ли об орудии убийства скажут больше. Алекс взял две сколотых страницы, исписанных чётким ровным почерком, и стал читать. «Место происшествия представляет собой приёмную – комнату медсестры, размером шесть на четыре метра, высота потолка три метра пятьдесят сантиметров. Стены выкрашены в светло-зелёный цвет. Одно окно, выходящее в Пушкарёв переулок, плотно закрыто на две щеколды и магический замок. Следов взлома не имеется. Подоконник покрыт небольшим слоем пыли…» Тут он взглянул на Никонова. – То есть, убийца вошёл через дверь? – Рассуждая логически, с чего бы ему лезть через окно? – хмыкнул Глеб. – В рабочее дневное время? Переулок, конечно, тихий, но какие-то прохожие не-нет, да шастают. – Ну да, ну да… Так, кресла для посетителей, шкаф с образцами, это ерунда… Ага, вот. «У стены слева от входной двери два кресла, журнальный столик со стопкой журналов, ещё два кресла. Далее по часовой стрелке в углу комнаты полностью стеклянный шкаф с образцами. В дальней стене закрытая дверь белого цвета, за ней ещё один шкаф белого цвета. Далее в стене находится сейф, в нормальном положении закрытый картиной с изображением букета в вазе. В момент осмотра картина сдвинута, сейф приоткрыт. Внутри него лежат несколько папок с историями болезни, две коробки с инструментами, на коробках наклейка «Завод особо точных медицинских инструментов имени Джозефа Гудмана», а также шкатулка из металла цвета меди с резьбой и вставками из поделочного камня (предположительно, нефрит)» И снова он оторвался от чтения. – Сейфа я не видел. – Не до того было, я думаю. Да и потом, глубина шкафа – около пятидесяти сантиметров, боковые стенки непрозрачные, а дверца сейфа не настежь была распахнута. С того места, где ты сел, и не мог разглядеть. – Тоже верно, – Верещагин нахмурился. – Слушай, а в лечебном зале есть сейф? – Нет. Там всё стерильно, ну, или около того. Во всяком случае, ничего лишнего – кресло пыточное, лампы, собственно агрегат и тому подобное. – Но должен же быть и главный сейф, ведь так? В кабинете врача. Там, где письменный стол, документы, компьютер и так далее? – Совершенно верно, – Глеб вытянул новый листок и передал Верещагину. – Вот протокол осмотра кабинета. Там порядок не нарушен, сейф закрыт. Мы его не вскрывали, только свои печати поставили, а завтра в присутствии хозяина и отворим. Алекс просмотрел и этот документ, и отложил его. – Дай-ка я досмотрю протокол по приёмной, всё-таки просидел я там какое-то время. Может, что замечу. Та-ак, на чём я остановился? Ах да, шкатулка… «Параллельно дальней стене расположен рабочий стол, изогнутый в форме буквы «Г». На короткой стороне буквы – компьютер, справа органайзер для бумаг с пятью полками. За столом рабочее кресло, обитое кожей зелёного цвета. Тело женщины в кресле, лицом к столу. Голова и руки лежат на столе, под головой и вокруг пятно полузастывшей крови размером приблизительно шестьдесят на тридцать сантиметров. В луже крови карандаш и листок бумаги, полностью промокший». – Что на листке, удалось прочитать? – Работаем, – пожал плечами Глеб. – Кровь была полузастывшей, да, это верно, я помню. Получается, что с убийцей я разминулся буквально на десять-пятнадцать минут? – Получается, так. «На покойной надет накрахмаленный белый халат. Рукава и ткань на груди обильно пропитаны кровью. Волосы уложены в пучок и также пропитаны кровью. В области височной кости обнаружена единственная глубокая рана с нарушением целостности кости, направленная сверху вниз». – Тупое орудие, просто как по учебнику, – добавил Никонов. – Что-то небольшое, но довольно тяжелое, и предмета этого при обыске в комнате не было. – Ну, тут-то просто: завтра попросим Черняева описать, что стояло на столе у медсестры, скорее всего, орудием убийства послужил какой-то из этих предметов. – Ты думаешь, что убийство не было запланированным? – А Тьма его знает. Если вернуться к первой высказанной версии, то есть, любовница пришла разбираться с женой, так запланировано вообще ничего не было, только скандал с битьём посуды. Только сомневаюсь я что-то… Как давно они женаты? – Два с лишним года, почти три, – ответил Глеб, покопавшись в бумагах. – Ну вот. Конечно, возможно, что жена надоела и за такой короткий срок, всякое бывает, но всё же – слишком мало прошло времени. Какие ещё версии? Недовольный пациент? Махинации с материалами или амулетами? Впрочем, это опять же после разговора с вдовцом выяснится, и то не сразу. – Ну, есть ведь варианты и более экзотические. Наследство, которым кто-то не хочет делиться, например. Или родственники, на которых хотят таким образом воздействовать. – Родственники, да… – Алекс остановил магическое перо. – Помнишь, была у меня история, когда я девушку пропавшую разыскивал? Никонов сдвинул брови. – Екатерина… Баталова, так? – Баташова. Там у отца её хотели фабрику отнять, девчонку сперва запугивали, а потом похитили… Тоже ведь вариант. – Да, помню. В подвале старой школы её держали, если бы не парень с собаками, и не отыскали бы. – Но-но! – шутливо возмутился Алекс. – А кто парня с собаками увидел и к делу привлёк? Я! Вот то-то! Кстати, школу собачью они теперь с Екатериной вместе держат… Ладно, не о том речь. Что мы знаем о родителях Рузанны? – Родители, скорее всего, тут ни при чём. Во-первых, они живут в Ереване, во-вторых, оба пенсионеры. Подробностей не знаю, но это направление, скорее всего, пустое. – Скорее всего, но не обязательно. Ещё дети у них есть? Никонов махнул рукой. – Ещё шестеро. И завтра собираются прибыть в Москву. – Их можно понять… Друзья помолчали, потом Алекс спросил: – А шкатулка, которая в сейфе, что в ней? И сразу второй вопрос – она может быть из тех краёв, из Армении? – Шкатулка заперта на магический замок. Вернее, даже не так: на ней не видно ни замочной скважины, ни вообще того места, где она должна открываться. Щели нет, понимаешь? – Значит, и это до завтра, – он остановил магическое перо и захлопнул блокнот. – Тогда давай заканчивать этот разговор, после беседы с доктором Черняевым будет хоть что-то понятно. Может быть. ГЛАВА 4 А самый злобный враг людской - Самонадеянный покой. Шекспир, «Макбет» Если хочешь рассмешить богов, расскажи им о своих планах. Это знают все, но никто не перестаёт их строить, эти самые планы. Для Алекса утро началось не с чашки кофе, и даже не с зубной щётки. Началось оно с разбудившего его сигнала коммуникатора, и даже ещё не открыв глаз, детектив понял: всё придётся менять. Включать экран он предусмотрительно не стал. – Господин Верещагин? – поинтересовался приятный женский голос. – Слушаю вас. – Добрый день. С вами говорит секретарь мэтра Алариена. Мэтр хотел бы увидеться с вами как можно скорее, вам будет удобно назначить встречу на полдень? – Добрый… день. Я должен уточнить своё расписание на сегодня. Могу я связаться с вами чуть позже? – Да, разумеется. Мы будем ждать. Отключив коммуникатор, Алекс откинулся на подушку и со стоном закрыл глаза. – Что ж спать-то так хочется? – спросил он у мироздания. Оно, само собой, не ответило. Верещагин взглянул на часы и возмутился. – Три минуты десятого! Какого Тёмного звонить в такую рань? Мгновением позже под окном бодро включился отбойный молоток. Владимир Суржиков проснулся рано, ещё затемно. Впрочем, в Москве в начале ноября, кажется, когда ни проснись, всё окажется затемно… Он повалялся несколько тягучих минут, когда можно никуда не бежать, ни о чём не беспокоиться, ничего не планировать, только наслаждаться блаженной пустотой в голове. Потом со вздохом поднялся и стал делать гимнастику. За завтраком Алекс морщил лоб, бурчал что-то под нос и сам с собой разговаривал. Суржиков наблюдал за ним с некоей толикой сочувствия. Потом поинтересовался: – Проблемы? – Похоже, что клиент новый прорезался, а я обещал Глебу, что схожу с ним побеседовать с доктором Черняевым. Да и, честно говоря, – тут он оживился, даже отложил в сторону бутерброд с ветчиной и огурцом, – меня чем-то задела эта история. Вроде бы я тут и ни при чём, но и мимо пройти не могу. – Ну так в чём проблема? Давай я встречусь с возможным клиентом, – предложил Суржиков неожиданно для себя самого. – Всё тщательно запишу, а ты уже будешь решать, станешь заниматься этим делом или нет. Верещагин похмыкал. – Ты ж думал квартирой заняться? – Ну займусь часом позже. Или двумя. Или вообще завтра. – Тоже верно. Вообще хороший вариант, спасибо тебе. Кстати, у меня даже визитки твои сохранились, Тьма его знает, почему не выкинул. Суржиков улыбнулся. – Ты не поверишь, я тоже не выкинул. Возил с собой в Люнденвик и снова в Москву. – Отлично! Вот прямо сейчас и позвоню этому самом мэтру Алариену, и договорюсь о встрече. А ты будь другом, глянь в Сети, кто он такой и с чем его едят. Мэтр Алариен оказался известным и весьма популярным целителем, и ждал помощника частного детектива в полдень в своих апартаментах в Малом Гнездниковском переулке. Договорившись о встрече, Алекс отключил коммуникатор и покачал головой. – Скорее всего, дохлый номер. – Почему? – Потому что у секретарши даже ресница ни одна не дрогнула при известии, что приду не я, а помощник. Значит, или они уже к кому-то обращались, и их послали, или дело нерешаемое и полная безнадёга. Ну, посмотрим. Расценки наши ты помнишь? – Тысяча в день плюс расходы? – Уже полторы, – со смешком поправил его Верещагин. – Известность моя как частного сыщика растёт, а с нею и цены. В Склифе они были к половине одиннадцатого. Да и что там идти-то? Пересечь Сухаревскую площадь, по буднему утреннему времени не слишком многолюдную, перейти Садовое кольцо, и вот оно, величественное здание, с полукруглым парадным двором и прекрасной колоннадой. Как водится в любой стране мира, входить нужно было вовсе даже и не в парадную дверь, которую на памяти Алекса никто и не открывал ни разу. Они прошли по Первой Мещанской и свернули направо, во двор. Доктор Черняев стоял в коридоре возле двери с надписью «Заведующий отделением» и разговаривал с высоким и очень худым мужчиной в хирургической зелёной робе. Никонов подошёл к ним и поздоровался. – Олег Евгеньевич, вы готовы? – Да, благодарю, – он повернулся к хирургу, с которым разговаривал. – Большое спасибо, коллега, всё отлично, ничего не болит. – Если болезненные ощущения будут повторяться, прошу ко мне, – кивнув, врач ушёл широкими шагами. До Песчаной, где жили супруги Черняевы, доехали довольно быстро: не прошло и получаса, как Олег Евгеньевич вместе с сыщиками подошёл к обитой тёмно-малиновой кожей двери на втором этаже четырёхэтажного дома, прячущегося от уличного шума за несколькими рядами деревьев. Черняев вытащил из кармана куртки ключи и потянулся отпереть верхний замок. – А ну-ка стоп, – скомандовал вдруг Никонов. – Алекс, гляди. – Дверь не заперта, только прикрыта, – кивнул Верещагин. Майор достал из кармана перчатку, натянул её и осторожно толкнул створку; она отворилась беззвучно. В квартире было темно и тихо. – Стойте здесь, я пойду проверю, – прошептал Глеб и шагнул за порог. Ждали они молча. Прошло не так и много времени, минуты три-четыре, показавшиеся обоим вечностью, когда Никонов выглянул на лестничную площадку и кивнул. – Чисто, можно заходить. Олег Евгеньевич, прошу вас пройти по комнатам и проверить, всё ли в порядке, хотя бы на первый взгляд. Доктор Черняев, за всё время не сказавший и нескольких слов, кивнул и пошёл по коридору. – Какая тут планировка, ты разобрался? – спросил Алекс. – Хозяин прошёл в кухню, – ответил Никонов. – Дальше по коридору гостиная, кабинет, спальня, ванная и туалет и пустая комната, там ничего, кроме кровати и тумбочки. – Это комната для гостей, – сказал подошедший Черняев. – Мы её почти не обставляли, как-то не было необходимости, – он поморщился. – Первый год мы с Роз к себе даже никого и не звали, нам было вполне достаточно друг друга. Я посмотрел, Глеб Александрович, вроде всё на месте. – Сейф в квартире есть? – Да. даже два, в спальне и в кабинете. – Давайте проверим оба. Спальня казалась полутёмной даже после того, как доктор отодвинул тяжёлые зелёные шторы. – Мы решили, что здесь вполне может быть окно на северную сторону, – сказал он каким-то извиняющимся тоном. – Летом, когда появятся листья на этих липах, тут вообще будет как в старом пруду. Сейф в этой комнате прятался в полу, под ковриком справа от кровати. Черняев отодвинул его, в какой-то хитрой последовательности нажал на плашки паркета и откинул несколько штук, составлявших квадрат. – Так по виду – закрыт. – Проверьте, – повторил Глеб. – Магический замок не тронут, механический… – доктор нажал восемь кнопок и повернул ручку. – Механический тоже закрыт. Внутри всё на месте. В сейфе лежали замшевые мешочки с монетами, две папки с документами и деревянная шкатулка, крышку которой Черняев тут же и поднял. В неярком свете из окна сверкнули несколько довольно крупных камней. – Драгоценности Роз, – пояснил он. – Всё на месте, нет только кольца, которое она надела вчера утром. Он глубоко вздохнул и отставил шкатулку. – Бумаги все здесь, какие были? Черняев послушно перебрал документы в папках и мрачно ответил: – Все. – Тогда закрывайте, мы ждём вас в коридоре. Проверим второй сейф. – Там только рабочие материалы, – раздался голос хозяина квартиры за их спинами. Долго ждать его им не пришлось. Молчаливой цепочкой – доктор, за ним Глеб, следом Алекс – они перешли в кабинет – большой, светлый, с двумя окнами. Книжные шкафы от пола до потолка, солидный письменный стол с резными дверцами, компьютер последней модели, кресло, обитое зелёной кожей… – Хорошо тут у вас, – кивнул Никонов одобрительно. – Когда стану начальником городской стражи Москвы, непременно обзаведусь таким же столом. Что тут изображено? – Герб, – ответил Алекс, присевший на корточки и разглядывавший резьбу. – Леопард на задних лапах и дракон, четырёхлучевая звезда и… не могу разобрать, что в нижней левой четверти щита? – Чаша, – ответил Черняев. – Чаша со змеёй. Собственно, за символику я и выбрал этот стол у антиквара. – Понятно. А сейф?.. Вместо ответа доктор отодвинул картину – довольно приличный пейзаж, изображавший деревья и клумбы в пятнах солнечного света. – Что в нём? – Я же говорю, рабочие материалы. Прежде всего, редкие и дорогостоящие артефакты. Ну, а кроме этого, золото и небольшое количество мелких бриллиантов. Знаете, в некоторых кругах модно в передний зуб имплантировать бриллиант, чтобы он сверкал. Сыщики кивнули и содрогнулись. – Проверьте, пожалуйста, закрыты ли замки и всё ли на месте? – попросил Глеб. Повторилась процедура с отпиранием магического и механического замков. Вот только на сей раз с губ хозяина дома сорвались совсем другие слова… Стальная коробка была абсолютно пуста. – Та-ак, – Никонов посерьёзнел. – Олег Евгеньевич, пожалуйста, отойдите оттуда, и вообще по возможности больше ни за что не хватайтесь. Посидите пока на кухне, вот, Алекс составит вам компанию, а я вызову бригаду. Черняев подошёл к окну, посмотрел на двор и со вздохом спросил: – Кофе хотите? Если, конечно, можно воспользоваться этим всем, – он обвёл рукой просторную кухню, битком набитую всякими предметами, оборудованием, амулетами и бог знает, чем ещё. – Сейчас спрошу. Сварить кофе майор разрешил, и даже попросил и на него самого сделать. Хозяин дома подал тонкие фарфоровые чашки, сахар в серебряной сахарнице, сливки. Один из приборов загудел едва слышно, и вокруг поплыл запах того самого напитка, который одни разумные считают единственно достойным средством поддержания сил и настроения, а другие – бессмысленной горечью. – Вы сможете составить список того, что было в сейфе? – спросил Алекс. – Конечно. Собственно, его даже составлять не надо, он у меня есть в столе в кабинете, и копия – на работе. Ох, Тьма, надо ж ещё обзвонить пациентов, кто записан на ближайшие три-четыре дня, и перенести приём… И медсестру новую искать… – взгляд его блуждал, и слова срывались с губ словно неосознанно. – Брошу всё, продам практику, откажусь от членства в сети клиник и уеду куда-нибудь на Север. За слова «сеть клиник» Верещагин зацепился и стал аккуратно расспрашивать. Собственно, чего-то подобного он и ожидал, особенно если вспомнить одинаково оформленные приёмные и кабинеты в Пушкарёвом и в Милютинском переулке. Ну, и доктор Черняев слегка оживился, отвечая на вопросы, и рассказал, что, оказывается, его кабинет, как и ещё несколько десятков по всей Москве, объединены некоей организацией. Владелец этой самой сети оплачивают содержание помещения, оборудование, при необходимости – работу адвоката (тут Алекс хмыкнул про себя), закупает особо редкие и дорогостоящие амулеты, врачи же совместно проводят особо сложные операции и пишут статьи для профессиональных журналов. Ну, и вообще. Расшифровывать это самое «вообще» Олег Евгеньевич не стал, а сыщик сделал вид, что ничего такого и не слышал. Галочку на этом месте поставим, и дальше пошли. – Слушайте, а вот бриллианты… – при этих словах Алекс постарался выглядеть понаивнее. – Неужели там были прямо такие крупные камни? Настоящие ювелирные? – Ну что вы, – в голосе Черняева прозвучала снисходительность. – Поставить в передний зуб серьёзный крупный бриллиант невозможно. Да и ни к чему. Довольно небольшого, совсем крохотного камушка, чтобы сверкал, и всё. Так что тот десяток или полтора, что хранились в сейфе, не стоили бы таких усилий. Вот амулеты – другое дело. – Так-так, – подбодрил его Алекс. – Вот как вы себе представляете, каким было бы идеальное лечение зуба? Вспомнив все испытанные им совсем недавно ощущения, Верещагин выпалил: – Мгновенное и безболезненное. Доктор хмыкнул. – С этим – в сказки. И то, если вы заметили, ни в одной из них не рассказывается, что у героя выбитые зубы вырастали сами собой. – Помнится, из зубов дракона росли воины, – припомнил Алекс. – Да, миф о Кадме. Это несколько не то, согласитесь, дракону-то уже было всё равно! Но вот вырастить зуб заново на месте выпавшего или удалённого – это настоящая задача, до сего момента не решённая. Имейте в виду, мгновенное лечение – это тоже сказки. А вот безболезненное!.. Обезболивающие амулеты на данный момент весьма и весьма ценны, даже если не брать в расчёт стоимость их составляющих. – И у вас в домашнем сейфе такие были? – Одиннадцать штук, рассчитанных на разное время действия. Мне казалось, что хранить их дома безопаснее. Тут доктор Черняев замолчал и снова уставился в пространство. Из глубины квартиры давно уже доносились голоса – приехавшая бригада криминалистов искала следы, оставленные незваными гостями. Наконец голоса стали громче, потом стихли, и входная дверь захлопнулась. Через мгновение в кухню вошёл Никонов. В два больших глотка он выпил из чашки остывший кофе и повернулся к хозяину квартиры. – Олег Евгеньевич… – Да-да, список того, что было в сейфе я сейчас принесу, – встрепенулся тот. – И ещё, пожалуйста, перечень клиентов, записанных на вчерашний день. – Это в рабочих записях. Я могу попасть в кабинет? – Немного попозже, пожалуйста, пока там ещё идёт работа криминалистов. Вы когда предполагаете начать работать? – Не раньше следующей недели, – твёрдо ответил Черняев. – Понятно, – покивал Глеб. – Скажите, а на вчерашний вечер у вас были какие-то планы? – Н-нет… – Олег Евгеньевич замялся. – То есть, Рузанна хотела пойти в гости, нас звали к её подруге. Но я не люблю её мужа, он… вульгарен. И считает, что шутки о стоматологах невероятно смешны. – Да, понимаю вас. И всё-таки напишите для меня адрес и номер коммуникатора этой самой подруги, и других близких вашей жены. Не одна ж у неё была подруга? – О нет! Роз была весьма общительна. Это я, скорее, мизантроп. Скажите… – Черняев замялся. – А когда мне выдадут тело? Нужно же организовывать похороны. – Пока это невозможно, – Никонов покачал головой. – Я предупрежу вас заранее, но два-три дня ещё нам понадобится. Когда прибывают родные Рузанны Эдуардовны? – Сегодня вечером. Я заказал для них номера в «Метрополе». – Понятно, – Глеб поднялся. – Тогда – список, и мы вас оставим. Отдыхайте, приходите в себя. Может быть, к вам кого-то пригласить – друзей, родных? Олег Евгеньевич молча мотнул головой. – Часам к четырём сможете подъехать туда, на Пушкарёв? Нужно, чтобы вы посмотрели, что там пропало. – Подъеду, – ответил Черняев вяло. – Замок дверной поменяйте, – добавил Алекс. – У вас есть мастер? – Да, конечно… Они вышли во двор и дружно выдохнули. – Этот ещё держится, слава всем богам, – покачал головой Никонов. – Иной раз такое бывает… – Он ещё не осознал, по-моему, – ответил Алекс. – Вот только начинает понимать. И я ему, честно говоря, очень не завидую. ГЛАВА 5 «Тот, чья натура низости чужда, Чужой беде сочувствует всегда. Лишь тем вовеки жалость недоступна, Чьё сердце подло, алчно и преступно». Кристофер Марло, «Геро и Леандр» В Малом Гнездниковском переулке мэтр Алариен занимал целый особняк в два этажа с мезонином, упрятанный от городского шума за несколькими старыми липами и зеленеющими среди ноябрьских сумерек стройными елями. Ограда из прихотливо изогнутых кованых прутьев преграждала путь незваным гостям. Возле закрытой калитки одиноко болтался шнурок звонка с деревянной грушей на конце. Тихонько фыркнув под нос, Суржиков потянул за этот несъедобный фрукт. – Слушаю вас, – раздался голос. – Мне назначена встреча на полдень. – Проходите, прошу вас. Мелодично щёлкнул замок, Влад толкнул калитку и вошёл. К крыльцу вела вымощенная каменными плитками дорожка, само же крыльцо, окаймлённое сдвоенными колоннами, охраняли металлические чудовища. С сомнением покосившись на них, он решил считать, что справа мантикора, а слева – грифон. Входная дверь распахнулась, едва гость подошёл к ней. На пороге стоял человечек, изрядно напоминавший обезьянку: небольшой рос, длинный руки, сморщенное печальное лицо с чёрными блестящими глазами и большим, чуть приплюснутым носом… – Добрый день! Господин Суржиков? – спросил он. Влад кивнул. – Прошу вас, следуйте за мной, – предложил встречавший, и повёл к прихотливо изогнутой мраморной лестнице. Суржиков последовал за ним, пробормотав про себя «Движенье – благо, неподвижность – скорбь». Откуда была цитата, он и сам не помнил, но к случаю подходила вполне. *) __________ *Кристофер Марло, «Мальтийский еврей» Анфилада белых комнат закончилась возле высоких дверей, расписанных серебряными единорогами. – Проходите, прошу вас, – со вздохом сказал человечек, распахнув дверь и приглашающе повел рукой. Суржиков шагнул через порог. Это уже была приёмная, совершенно классического вида: письменный стол с компьютером, полки с папками, вешалка для одежды. За столом сидела столь же классического вида секретарша, сухопарая дама средних лет. Её волосы с густой проседью были безжалостно стянуты в узел, брови над серыми глазами нахмурились, а суровый взгляд ощупал Влада с головы до ног. Ему показалось даже, что его взвесили и оценили, и цена была не слишком высокой. – Проходите, прошу вас, мэтр Алариен ждёт. Кабинет целителя ему понравился: и дальняя стена кабинета не терялась в туманной дымке, и письменный стол не был такого размера, чтобы с одного конца до другого за листом бумаги пришлось экспедицию снаряжать… Нормальный рабочий стол – антикварный, разумеется, с резьбой и кожаной столешницей, но кто ж от такого откажется? Зелёную кожу украшала единственная фигурка, серебряный единорог. Хозяин кабинета за столом не сидел, он вышел навстречу гостю и отвесил вежливый поклон. Суржиков ответил таким же; он отлично знал, что рукопожатие у эльфов считается дурным тоном, а мэтр Алариен был, несомненно, эльфом. И, судя по длинным серебряным волосам и тонким чертам лица, из высших. – Добрый день, – поздоровался мэтр. – Прошу вас, господин Суржиков, присаживайтесь, – и показал на диван и кресла, стоящие в глубине комнаты, возле эркера. – Кофе, чай? – Спасибо, если можно – просто воды. Эльф не стал трясти колокольчик или нажимать на какую-нибудь кнопку, а, словно простой смертный хомо, подошёл к двери, приоткрыл её и сказал: – Клавдия Петровна, пожалуйста. принесите мне кофе, а господину Суржикову – воды. Вернулся к дивану, сел и тяжело вздохнул. – Знаете, ни разу в жизни не оказывался в такой ситуации. И очень бы не хотелось обращаться в городскую стражу, потому что это может вызвать весьма неприятные последствия. – Я сразу должен предупредить, мэтр, что господин Верещагин и я, как его помощник, никогда и ни при каких обстоятельствах не идём против закона, – твёрдо ответил Влад. – Разумеется! Тут дело в другом… Суржиков вытащил блокнот. – Что же, начинаем работать. Рассказывайте, пожалуйста. – У меня пропали мои рабочие записи, – сказал мэтр Алариен. – Нет, дело не только в этом… – Начните, пожалуйста, с самого начала. Вы, как мы поняли, целитель? – Да. – И в какой области специализируетесь? – Психиатрия, психология, психотерапия. Мысленно Суржиков присвистнул: мало что он не любил так, как промывателей мозгов. Но, может быть. с мэтром Алариеном дело обстоит иначе? – Вы маг-менталист? – Нет, только эмпат, причём слабый. По шкале Бен-Бецалеля мой резерв не выше пятнадцати. Впрочем, это не помешало мне учиться и в Заветной дубраве*), и потом в университете Монакума. ________ *) Заветная дубрава – одно из эльфийских княжеств, граничащее с Царством Русь. – Итак, пропали ваши рабочие записи, то есть, сведения о пациентах. За какое время? – Почти десять лет, все годы работы в Москве, – ответил Алариен с тяжким вздохом. – Более ранние, из Монакума и Гамбурга, остались на месте. – Это ж тонна бумаги! – Записи были на высокоёмких кристаллах. Собственно, я и не повёз их с собой, потому что портальные переходы очень плохо влияют на сохранность, был у меня уже случай… – Стоп-стоп! Получается, вы отсутствовали здесь, в доме, какое-то время, и исчезновение кристаллов с записями обнаружили по возвращении? – Вы совершенно правы, – мэтр потёр лоб – Я плохо рассказываю, простите. Мы отсутствовали чуть больше трёх месяцев… – Мы – это кто? – терпеливо уточнил Суржиков. – Вы, ваш секретарь Клавдия Петровна, кто-то ещё? – Мой камердинер Антуан, он открывал вам дверь. Здесь оставались Саша Котенев, мой управляющий, и кухарка госпожа Карен. Они получили отпуск и собирались уехать, Саша – в путешествие по Лацию, а госпожа Карен к родственникам в Дойчланд. – Хорошо, это я понял. Когда вы вернулись? – В пятницу на прошлой неделе. Двадцать второго ноября. Брови Суржикова поползли вверх. – В пятницу? А сегодня вторник. Прошло три дня. За это время ваши записи могли уйти на другой край света, хоть в Империю Чинь. Мы с вами потеряли столько времени! – Это означает, что за дело вы не берётесь? – голос мэтра был холоден, словно лёд. – Пока нет. Но сам я дать ответ не могу: я должен доложить Алексею Верещагину, и окончательное решение примет он. – И если господин Верещагин скажет «да», заниматься расследованием тоже будет он? Тут Суржиков на мгновение задумался, потом ответил с осторожностью: – Скорее всего, вашим делом займусь я. Думаю, ответ будет сегодня к вечеру. – Но… вы же сами только что говорили о потерянном времени? – «Бегут часы и в злейшее ненастье», – пожал Влад плечами. В ответ Алариен улыбнулся и ответил: – «Вымышленный страх Всегда сильней, чем подлинный, пугает». Признаться, это одна из моих любимых пьес… *) ___________ *) Цитаты из «Макбета» – Итак, – Суржиков встал, – мне докладывать патрону? – Безусловно. Минуту, я дам вам мой прямой номер коммуникатора, – мэтр подошёл к столу и достал из ящика серебряную шкатулку с карточками. – Вот, прошу вас. Они распрощались, и Суржиков вышел в Малый Гнездниковский. Перед его мысленным взором вертелись серебряные единороги, прелестные девушки и почему-то толстые тетради в потрёпанных коричневых переплётах… Взгляд его, поблуждав по доходным домам переулка, упёрся в весёленькую разноцветную вывеску на другой стороне: «Кафе Ромашка». – Ромашка – это хорошо, – пробормотал Владимир, переходя дорогу. – Ромашка – это успокаивает, а мне сейчас ничего другого не надо, только успокоиться! В кафе было пусто. Усевшись за столик, он заказал травяной чай и какое-то пирожное, даже не посмотрев на яркую картинку в меню, уткнулся в свой блокнот и стал записывать по пунктам. «Почему ждали три дня? Кто такой Антуан, как давно работает, какие были взаимоотношения с помощником? Те же вопросы по госпоже Карен. Были ли в записях названы имена пациентов? Диагнозы?» Тут перед ним появилась чашка, расписанная ягодами земляники, наполненная горячим, исходящим паром напитком, и тарелочка с чем-то воздушным и непонятным. Потом на столе встали чайник с такой же земляничной росписью, сахарница и розетка с мёдом. Суржиков поднял глаза на официантку: огненно-рыжая девушка, вся в веснушках, улыбалась ему. – Мёд вы не заказывали, – сказала она. – Но, по-моему, он к этому чаю очень подходит, вот попробуйте. Не понравится – можете не платить. Он благодарно улыбнулся в ответ. – Мне уже нравится. Спасибо! Скажите, а что это вы мне такое принесли? – он показал на воздушное нечто, усыпанное ягодами. – Десерт «Плавающие острова», – бойко ответила рыжая девица. – Меренга по лацийскому*) рецепту, нежный сливочный крем и ягоды земляники и малины. Любимый десерт его величества Луи, короля Галлии. ______ *) Итальянская (здесь – лацийская) меренга готовится по особой технологии: горячий сироп из воды и сахара вливают во взбиваемые белки. Такой тип меренги считается самым стабильным (хорошо держит форму, самая гладкая поверхность). Кроме того, такая меренга самая безопасная – белки подвергаются термической обработке горячим сиропом. – Отлично, – пробормотал Суржиков и с опаской потрогал ложечкой белоснежный остров. – Чем это я хуже короля Луи? – Ничем! Они с официанткой обменялись взглядами и дружно рассмеялись. Домой, в Селивёрстов переулок, Влад нёс не только блокнот с заметками, но ещё и большую картонную коробку, в которой важно лежали в чашечках из тонкого пергамента «Плавающие острова». ГЛАВА 6 «Эй, смотри: хандра хуже холеры, одна убивает только тело, другая убивает душу». Из письма Пушкина Плетнёву 22 июля 1831 г. В четыре часа пополудни Никонов и Верещагин, сытые и довольные, поскольку успели перекусить превосходным борщом от домовушки Мелании, подходили ко входу в стоматологический кабинет в Пушкарёвом переулке. Глеб дезактивировал магическую печать на двери, сорвал жёлтую ленту и первым вошёл внутрь. В приёмной, как и в других комнатах, всё было в беспорядке: после обыска, разумеется, никто и не думал расставлять по местам слепки челюстей, коробки с инструментами и раскладывать по стопкам бумаги. Это осталось на долю доктора Черняева и той медсестры, которую он наймёт в ближайшее время. «Или не наймёт…» – подумал Алекс, глядя на донельзя унылое лицо доктора, только вошедшего и оглядывавшего разгром и разор. – Ещё раз здравствуйте, доктор, – Глеб вышел в приёмную, отряхивая руки. – Как вы? – Ничего, – пожал тот плечами. – Более или менее соответственно моменту. Мы здесь надолго? А то мне ехать в аэропорт, встречать родню Рузанны. – Когда они прилетают? – «Ашхен Аланская»*) прибывает в девять вечера, но добраться же ещё надо. ______ *) Дирижабли в этом мире называют именами древних цариц. Ашхен (III-IV вв.) – царица Армении, супруга Трдата III Великого и мать Хосрова III Котака. – У вас есть экипаж? – Да, я заказал, – Черняев хмыкнул. – Три экипажа пришлось заказывать, они же всей семьёй прилетают, двенадцать взрослых плюс дети, трое, кажется. Вот впервые почувствовал облегчение от того, что я сам одинок. – Вот как? – Да, родители были помешаны на горах, альпинизме, там и погибли при восхождении, я только успел первый курс закончить. Бабушки-дедушки отсутствовали, братьев и сестёр тоже не появилось… Зато посмотрел на огромную семью Рузанны, и подумал, что во всём есть свои плюсы. Доктор криво улыбнулся, и Никонов подумал, что не так всё просто, видимо, в истории семьи Черняевых. Хорошо бы это проверить, не забыть бы только. – Ну, я думаю, мы с вами управимся к сроку, – он выудил откуда-то с подоконника стопку чистой бумаги, расчистил на столе место и положил туда листок и магическое перо. – Я попрошу вас нарисовать примерную схему каждого помещения и обозначить, что где стояло. Сможете? – Попробую, – доктор снова пожал плечами. – Что где стояло… я так понимаю, вас не мебель интересует? Она-то более или менее осталась на своих местах. – Да, нам нужны мелкие детали. Ну, например, на вот этом столе – компьютер, органайзер для бумаг с пятью полками, карандаши и блокнот… Что-то ещё было? – На этом столе… – нахмурился Черняев. – Ну да, здесь стояла ещё статуэтка Асклепия, Роз получила её в качестве приза на каких-то соревнованиях ещё в годы учёбы, и таскала за собой всюду. – Большая? – спросил Верещагин? – Да нет, настольная. Сантиметров двадцать пять примерно. – Бронза? – Керамика какая-то. Фарфор, фаянс – не знаю. Стоящий Асклепий керамический, деревянный посох из можжевельника, позолоченная змея его обвивает, и подставка, по-моему, из зеленоватого оникса. Ну, или что-то похожее. Да она, я думаю, где-то здесь должны быть, просто небольшая, вот и завалилась куда-то. – Да, наверное, – согласился Никонов, переглянувшись с Алексом. – Найдётся. Ну, пишите, мы не станем вам мешать, пока осмотрим ещё раз рабочий кабинет. Они прошли через приёмную и закрыли за собой дверь, после чего Верещагин сказал: – Орудие убийства. Никакого вопроса в его голосе не звучало. – Похоже на то, – согласился Глеб. – Надо отправить запросы по антикварным магазинам, вдруг да случится чудо? – Ты думаешь, убийца такой идиот, чтобы обтереть статуэтку от крови и тут же поволочь сдавать антиквару? – скепсис в голосе Алекса можно было черпать ложками. – Да ну, такой эталонной глупости не бывает. – Бывает или нет, а запрос я отправлю. Хотя бы для того, чтобы исключить эту вероятность из рассмотрения… – Мне вот другое интересно: сочетание керамики, камня, металла и дерева, да ещё и не простого дерева, а можжевельника – не артефакт ли это был? А в таком случае появляются очень интересные вопросы… – Сейчас спросим у доктора, – Никонов приоткрыл дверь, – Олег Евгеньевич, вопрос о статуэтке. Вот мой коллега предположил, что это был некий амулет или артефакт, вы не в курсе? – Нет, простите. Как-то не было повода спросить, стоит и стоит. Все рабочие артефакты я сам приобретаю и знаю наперечёт, а если это какой-нибудь «амулет свежести» или ещё что-то из женского вооружения, то мне и неинтересно. – Вот так! – Глеб повернулся к коллеге. – И мы не сможем это установить, поскольку этого самого Асклепия у нас в наличии нет, а значит, и обращаться к артефакторам не с чем. – Ну-у… Если Рузанна получила статуэтку в качестве приза на соревнованиях в годы учёбы, следовательно, можем найти того, кто её вручал. – Вот и займись. – Не могу, – ответил Верещагин с глубокой печалью в голосе. – Любой из тех, к кому я обращусь за ответами на вопросы, может меня послать. И будет в полном праве, потому что отвечать на вопросы частного сыщика никто не обязан. – Вымогатель… Да готово уже для тебя временное удостоверение! Зайди к нам в отделение, в отдел кадров, и забери. – Я закончил, – появился из дверей Черняев. – Вот схемы. Сыщики склонились над листами, где довольно чётко были изображены приёмная, лечебный зал, кабинет, кладовая… – Получается, что нет на месте только этой самой статуэтки Асклепия? – поднял глаза Никонов. – Её я обозначил красным, вот здесь, – палец Черняева с наманикюренным ногтем ткнулся в картинку. – Ещё, как мне кажется, из кладовой пропало несколько упаковок с препаратами, но это надо сверять по записям. Рузанна бы и так сказала, – и он замолчал, словно горло перехватило. – Спасибо, Олег Евгеньевич. Вы займётесь этой сверкой? – Да, конечно, – доктор посмотрел на часы и кивнул. – Да, сделаю список, но только уже завтра. Сейчас мне нужно ехать, встречать членов семьи. Встретить, разместить в отеле, поужинать с ними… А! – и он махнул рукой. – Последний вопрос: в этом сейфе, у вашей жены, лежала шкатулка, – Никонов прочёл вслух из протокола. – Из металла цвета меди с резьбой и вставками из поделочного камня, предположительно, нефрит. Мы не смогли обнаружить, как она открывается. Черняев хмыкнул. – Это, можно считать, её приданое. Рузанна привезла эту шкатулку с собой из Еревана и складывала в неё важные документы, которые могут понадобиться в ближайшее время. – А почему же всё это хранилось на работе? – Не могу вам сказать, просто не знаю. Мне известно лишь, что это артефактная вещь, довольно старая, ей лет двести. Она хранилась в семье и передавалась по женской линии, от бабушки к внучке. Открыть её могла только хозяйка. – То есть, привязка к крови или ауре, – кивнул Никонов. – Понятно. – Или к тому и другому, – добавил Верещагин. Доктор Черняев попрощался и вышел, а Алекс добавил, глядя на закрывшуюся за ним дверь. – Интересно, что же такое добропорядочная женщина хранила в шкатулке, которую муж не мог открыть? *** Рузанна Черняева, в девичестве Асканян, заканчивала медсестринскую школу при Первом медицинском институте. Школа эта по праву считалась одной из лучших, если не самой лучшей в Царстве Русь, и Верещагин ехал туда даже с некоторым трепетом. Располагалась школа на обширной территории, принадлежащей институту, и занимала старинный четырёхэтажный корпус в глубине парка. В хорошую погоду прогулка от главных ворот, где остановился экипаж, доставила бы Алексу немалое удовольствие, но… Стоило ему покинуть кожаные сиденья экипажа, как пошёл мелкий холодный дождь, от которого не защищал ни зонт, ни кожаная куртка; ноги моментально промокли, как и джинсы до колен, и оставалось только тихо злиться. В довершение неприятностей ярко-красный кленовый лист влепился Алексу прямо в физиономию. Пришлось останавливаться и отклеивать его. Тихий девичий смешок удовольствия не добавил. Оторвав листок, Верещагин зло посмотрел на трёх очаровательных барышень в разноцветных ярких куртках, из-под которых видны были белые халаты. – Вы что-то ищете? – спросила брюнетка с длинными косами, свёрнутыми в баранки над ушами. – Медсестринскую школу. – Давайте мы вас проводим, мы как раз туда идём. – У нас были занятия в хирургии, – добавила её подруга с раскосыми глазами, очаровательным румянцем и чёрной чёлкой. – И как? – спросил Верещагин, исключительно чтобы поддержать разговор. – Ой, здорово! Они шли по аллеям минут семь, и всё это время девчонки болтали о только что прошедшем занятии. Уже дойдя до корпуса красного кирпича, выстроенного ещё в конце XIX века по проекту архитектора Чичагова, брюнетка с косами-баранками вдруг остановилась посреди фразы, нахмурилась и спросила: – А вы вообще к кому и зачем? – Мне нужно узнать некоторые сведения об одной из выпускниц этой школы, – ответил Алекс. – Зачем? Он пожал плечами и вытащил визитную карточку. Девушка взяла картонный белый прямоугольник с таким видом, словно ей протягивали не то бомбу, не то тухлую рыбу, и прочитала: «Алексей Верещагин. Частные расследования. Приём по предварительной договорённости». – Ну-ка, дай посмотреть! – вытянула из её пальцев карточку третья девушка, блондинка с короткой стрижкой и яркими серыми глазами. – Частный детектив, ого! Правда? – и три пары глаз уставились на Алекса. – Истинная. Надеюсь, что никогда вам не понадоблюсь. Так куда мне идти за информацией? – Следуйте за мной! – сурово сказала брюнетка и потянула за тяжёлую дверь. Канцелярия находилась на первом этаже в самом дальнем конце коридора, да ещё и за поворотом и двумя коротенькими лестницами, вверх и вниз. Алекс признал самокритично, что без троих сопровождающих он бы эту дверь искал очень долго. Поблагодарив девушек, он вошёл в большую комнату, затенённую кроной огромного старого клёна, и поздоровался. – Добрый день! – нестройно ответил хор голосов. Квартет, если быть более точными. Потому что в канцелярии сидели за столами четыре женщины, пятый же стол, стоявший у окна, был полностью закрыт горами папок. – Что вас интересует? – спросила самая старшая из обитательниц этого бумажного рая, дама с седыми плотно уложенными кудрями, в агатовых бусах. И снова Алекс вытащил документ, правда, на сей раз не визитку, а временное удостоверение сотрудника следственно-розыскной службы городской стражи по Устретенской слободе. Сотрудницы канцелярии, столпившиеся за спиной своей предводительницы, внимательно удостоверение изучили, после чего так же дружно воззрились на посетителя. Впрочем, Рузанну Асканян они вспомнили, и её личное дело нашли довольно быстро. – Боже мой, как жалко девочку, – покачала головой дама в бусах, меланхолично перелистывая страницы. – Она ведь была так талантлива! Могла бы со временем занять пост главной медсестры крупной больницы или даже госпиталя! И так непростительно отнеслась к своим способностям… Так, вам нужны сведения о полученных Рузанной Асканян призах, – голос её снова зазвучал по-деловому. – Статуэтка Асклепия, так… Вот! Смотрите. – «Статуэтка бога врачевания Асклепия (Эскулапа). Художник – П. Иванцов, мастер-артефактор – Гильдия артефакторов Москвы», – прочитал Алекс. – Значит, всё-таки с магической начинкой… И какие свойства в неё заложены, как бы узнать? – Ну так в Гильдии! – самая младшая из богинь канцелярии посмотрела на него, словно на умственно отсталого. – Да, действительно, – пробормотал он. – А копию мне сделаете? Получив копию документа, он распрощался с дамами и снова вышел под дождь. *** До Гончарной набережной, где располагалось здание Гильдии артефакторов, экипаж довёз Верещагина быстро. Даже слишком быстро: он размышлял над делом, и пока что не видел даже просвета, даже контура искомого. Что было причиной убийства? Да что угодно! Деятельность Черняева, его личная жизнь или его прошлое; личная жизнь, прошлое или нынешний день Рузанны; даже вероятность ошибки исключить было нельзя. – Ну ладно, – сказал он себе строго. – Можно подумать, хоть одно дело начиналось с ясности. Работай. Шаг за шагом всё и выяснится. Водитель покосился на странного пассажира, разговаривающего с самим собой, но промолчал. Минут через пять экипаж свернул в узенький Гончарный переулок и остановился возле простой деревянной двери. К двери вели три каменных ступеньки, а возле неё благородным матовым блеском отливала латунная табличка: «Гильдия артефакторов». Почти напротив в точно таком же трёхэтажном доме, только не оливковом, а бледно-жёлтом, размещались оружейники, чуть подальше лекари и целители, а за поворотом – ткачи и вязальщицы. Алекс открыл дверь, и его почти вынесло наружу шумом, стуком, звоном и перекрывавшим все звуки густым и громким басом. – Ты что, Щеглов, не заметил, что вот здесь и здесь на ковре складки? – распекал бас кого-то невидимого. – Или решил, что и так сойдёт? А ежели мастер Ван Дер Гакль споткнётся и упадет на этой лестнице, на чью голову позор падёт, а? Ты здесь хозяйством заведуешь или груши околачиваешь? – Да я всё исправил уже, мастер, – отвечал ему другой голос, более молодой и отчего-то унылый. – Всё готово, осталось только цветы расставить! – Так что ж ты мне тут зубы заговариваешь, а? Ну-ка брысь в приёмную, всё проверить и ждать! А я сейчас перекушу, да и поеду встречать… Алекс пошёл на звук баса, и это оказалось очень удобно: глава Гильдии то и дело приостанавливался, чтобы кого-то отругать или похвалить, и через несколько минут, уже на третьем этаже, Верещагину удалось его догнать. – Иван Ксенофонтович! – окликнул он. Мастер развернулся всей могучей фигурой; широкоплечий, с огромной головой и длинными руками, ростом под два метра – рядом с ним Верещагин сам себе казался кем-то совсем уж мелким. – А, сыщик! – прогудел глава Гильдии. – Давненько ты к нам не наведывался. – Два года, Иван Ксенофонтович, – улыбнулся Алекс. Как раз два года назад гильдейские старейшины наняли детектива, чтобы разобраться в неприятных происшествиях: в их музее, где хранилось немало редкостей, обнаружились пропажи. Разобрались, разумеется. Верещагин получил тогда не только удвоенный гонорар, но ещё и приглашение заходить и заказывать амулеты для работы напрямую. – Что это у вас тут творится? Прямо не почтенная Гильдия, а кипящий котёл, университет во время вступительных экзаменов. – А! – мастер махнул рукой. – Большого гостя ждём. Мастер Ван Дер Гакль из Христиании сегодня должен прилететь. Ну, а я воспользовался случаем, чтобы навести шороху, а то расслабились ребятки мои, решили, что могут на лаврах почивать. А мы лавровые листики-то ощиплем, и в суп, – он ухмыльнулся и безо всякого переходя спросил: – Ты по делу, небось? – По делу, – кивнул Алекс. – Надо мне узнать детали насчёт одного амулета. – Ну так не вопрос! Идём, ты со мной чаю выпьешь с пирогами, а ребятки пошустрят пока. Что за амулет-то, показывай! – Не могу, Иван Ксенофонтович, нет его у меня в руках. Пропал. Есть только описание и история. – Ну, это уже немало. Пошли! Он развернулся и затопал по коридору дальше. Ответ на свои вопросы Алекс получил через полчаса, даже не допив вторую чашку чаю. Вот только ясности этот ответ не добавил. Статуэтка Асклепия была амулетом двоякого действия: можно было включить режим, называемый «очистка мозгов». Он позволял сосредоточиться на важном и заняться только чем-то одним, но с исключительной эффективностью, для подготовки к экзаменам, например. Правда, в таком режиме амулет мог служить не дольше трёх часов. после чего требовал перезарядки. Другой вариант назывался «мозговой штурм», и был как бы обратной стороной монеты: подталкивал к новым и новым ассоциациям, давал думать одновременно о разном. Был он ещё более энергозатратным, и в этой варианте амулета хватало на час с небольшим. – Ну, честно говоря, в таком режиме и мозги через час отключатся, – добавил в порыве самокритичности автор этой разработки, средних лет мужчина с удивительно обыкновенной фамилией Сидоров, похожий больше на бухгалтера, чем на вдохновенного мастера. – А много вы таких амулетов сделали? – спросил Алекс. – Около десятка, спрос оказался невелик, – пожал плечами Сидоров. – Маги чаще всего умеют сами настраиваться на нужный режим работы, а не-магу никаких денег не хватит заряжать. А для подарков студентам дороговато выходит, вот только одну партию и заказали. – Понятно… Распрощавшись с Иваном Ксенофонтовичем, Верещагин вышел на набережную Москвы-реки; от неё тянуло сыростью, ветер морщил серо-стальную поверхность воды и бросал в лицо брызги. Поёжившись, сыщик замахал рукой медленно проезжавшему экипажу и укрылся от непогоды, попросив отвезти его в родной Селивёрстов переулок. ГЛАВА 7 «Куда девался прежний жар? Да вы грустней пустой бутылки!» «Сирано де Бержерак», Эдмон Ростан За ужином вновь собрались пятеро мужчин: Алекс и его сыновья, Суржиков и Глеб. Стас и Серж очень быстро съели всё, поданное на стол домовушкой, после чего один из близнецов повернулся к актёру: – Дядя Володя, вы нам обещали консультацию по роли! – И от слов своих не отказываюсь. – Завтра сможете? – Не знаю пока, – он взглянул на Алекса, тот едва заметно покачал головой. – Давай так: я утром тебе скажу, когда смогу. – Так завтра утром мы в восемь уйдём, у нас первая пара в девять начинается у обоих! – Значит, оставлю записку вот тут, в столовой, – и Суржиков похлопал ладонью по столу. – Ладно! – Стас поднялся из-за стола. – Большое спасибо, всё было очень вкусно! Гречневая каша с грибами – это вообще нечто особенное! Надо будет летом обязательно съездить куда-нибудь в лес, а то что это, своих грибов нету. Правда, пап? И. пока Алекс обдумывал, что ответить, близнецы испарились, словно их тут и не было. – Ужин и правда получился потрясающий, – сказал Глеб. – А чаю дадут? – Чай в кабинете пить будем, не всё ж нам коньяк глушить, – Верещагин поднялся из-за стола. – Аркадий, подашь? – С мёдом? Или с вареньем? – спросили с подоконника? – И с печеньем тоже, – хмыкнул прожорливый стражник. – Я сегодня не обедал, и, кажется, не завтракал. Когда на блюде с печеньем осталась едва половина, Алекс взглянул на Суржикова и спросил: – Начнёшь? Что там мэтр Алариен, и будем ли мы браться за этот заказ? – Даже и не знаю, – Влад с сомнением покачал головой. – С одной стороны, он искренне обеспокоен исчезновением архива с записями. С другой… – и он замолчал так надолго, что Никонов не выдержал. – Ау-у! Там вообще была другая сторона? Или он подобен ленте Мёбиуса, этот мэтр? – Да-да. Конечно, была, – мотнул головой Суржиков. – Я просто пытаюсь сформулировать свои впечатления. Алариен не говорил всей правды, но это и понятно, кто ж в таком разговоре до донышка раскрывается? Но… Даже мне, занимающемуся сыском без году неделя, понятно, что без своего человека в доме до такого архива не добраться. Неужели опытный психиатр и психолог, эмпат к тому же, за годы общения со своими людьми не увидел двойного дна? Никонов поинтересовался: – Ты считаешь, он неискренен? – Угу. Мне кажется, что он где-то врёт, – не задумавшись, ответил Суржиков. – Только не пойму, в чём. Он точно переживает из-за записей, но вот всё остальное… Не верю! – Станиславский ты наш, – умилился Алекс. – Давай так: свяжись с ним и назначь встречу на завтра, на вторую половину дня. Я съезжу с тобой вместе, посмотрю и послушаю. А там… будем сверлить по месту. Прихвачу бланк договора, чтобы сразу подписать, если мы решим, что берёмся. Принято? – Как скажешь, шеф! – молодцевато сказал Влад. – «Лучше опасаться Без меры, чем без меры доверять. От бед спасает только осторожность». *) ___________ *) «Король Лир», Шекспир – Отлично! А теперь займёмся нашими стоматологами. – Я тогда пошёл? – привстал Суржиков. – Чего тут вам отсвечивать? – Нет уж, сиди! – категорически возразил Глеб. – Мало ли, какая умная мысль придёт в твою набитую классикой головушку? Итак, Алекс, что у нас по статуэтке? – Была серия из десяти штук, – начал рассказ Верещагин. – Делались Гильдией артефакторов по заказу первого медицинского института, предполагалось дарить особо выдающимся студентам. Наша девушка получила восьмую статуэтку из десяти. Список остальных я запросил, но пока не прислали. Правду говоря, и запрос был отправлен часов в шесть вечера, когда я домой вернулся, так что отвечать, скорее всего, было уже некому. – Ты прав, конечно, этот след надо отработать, – кивнул Никонов. – Но вряд ли Асклепий окажется не только возможным орудием убийства, но и его причиной, такое бывает только в литературе. «Шесть Наполеонов» и тому подобное… – Слушай, а между собой эти амулеты не соединялись? – спросил Суржиков. – Цепь из них нельзя было составить? Алекс задумался, потом покачал головой. – Не знаю, не спросил. Но это-то несложно, позвоню с утра автору разработки и узнаю. Ты прав, действительно, нужно исключить и такой вариант. Глеб, а у тебя что? – У меня… – он порылся в сумке и достал папку с бумагами. – Протокол вскрытия и ответы от криминалистов. Преимущественно всё с частицей «не». Не возбуждайтесь особо, это копии. Вскрытие показало, что причиной смерти был удар по голове с повреждением мозга. Женщина была здорова, беременность на третьем месяце, – тут он глянул на Алекса жёстко. – Проговоришься Черняеву или её родственникам – убью. – С ума сошёл? – обиделся Верещагин. – Вот уж чем никогда не страдал, так это болтливостью! – Ладно, не сердись… лучше я предупрежу, чем с языка сорвётся. Так, значит, дальше… Отпечатков пальцев тьма, особенно в приёмной и на стоматологическом кресле, но свежих – только убитая и её муж. За двумя ма-аленькими исключениями, – он замолчал, триумфально дожидаясь вопросов. – Ну? – оправдал ожидания Влад. – Во-первых, на сейфе. – На каком? – На том, что в приёмной. – То есть, за спиной у убитой фактически… – Да, именно так. И на входной двери тот же набор, даже не набор, а, я бы сказал, вся пятерня отпечаталась. А кроме этого, на внутренней стороне входной двери, на ручке – отпечатки четырёх пальцев левой руки, совершенно другие. И те, и другие мужские, но пятерня такая… крупная, широкая, с короткими пальцами. В отличие от второго посетителя. – Так, – Верещагин нахмурился. – А в кабинете? – В кабинете – только Черняев. И ещё слепки ауры могут быть интересны… Он передал протокол магического исследования места происшествия Алексу, и тот углубился в чтение. Впрочем, текста было немного, чуть больше страницы, и дочитал он быстро, после чего поднял глаза на Никонова. – Значит, преступников было двое? – Получается так. Двое, оба чистокровные хомо. Пришли по отдельности, первый – через десять минут после ухода Черняева, и пробыл буквально пять – шесть минут, второй появился вскоре после его ухода и оставался на месте одиннадцать минут. Собственно, он ушёл за двенадцать-тринадцать минут до твоего появления. – Вряд ли это было рассчитано, – сказал задумчиво Суржиков. – То есть, что Алекс придёт к одиннадцати, записано в рабочем журнале, но ведь он мог прибежать и пораньше! Там же указано, что острая боль… А Черняев попросту должен был оказаться на месте, его отсутствие – чистой воды случайность. Могли и на доктора охотиться, а женщина – ненужный свидетель. – Могли, – не стал спорить Никонов. – В жизни Рузанны Асканян мы пока не нашли никаких тёмных мест, где могли бы спрятаться причины для убийства. Да и после замужества она, по словам соседей, вела весьма простой образ жизни: на работу – с мужем, развлекаться – с мужем. Иногда встречалась с подругами, но это происходило раз в месяц, а то и реже. – Ты Черняева предупредил, чтобы он был поаккуратнее? – Предупредил. Не уверен, что он услышал, он вообще не очень в себе, поэтому я отправил парня за ним присмотреть, и местной страже передал распоряжение свыше – поставить у квартиры охрану. – Что не в себе, это понятно, – Алекс вздохнул. – Уж на что я с Еленой давно разъехался, а когда её тело обнаружили, тоже не веселился *) ___________ *) События из романа «Труп в доме напротив» – Скажи мне, Глеб, а когда она в последний раз встречалась с подругами? – спросил вдруг Суржиков. Хмыкнув, майор полез в записи, долго перелистывал, наконец ткнул пальцем в страницу. – Вот! В пятницу на прошлой неделе. А вчера у нас был… Понедельник? – Понедельник. Значит, прошли три дня, из них два – выходные… – Ты думаешь, что-то на этой встрече пошло не так? – Алекс нахмурился. – Сколько их там было? Никонов снова заглянул в документы. – Четверо. Рузанна – пятая. Надо всех опросить, но я ещё не успел. – Давай мы завтра в первой половине дня этим и займёмся, – предложил Верещагин. – С подругами я сам справлюсь, а ты по своему делу пробегись. Вечером встретимся, – Глеб захлопнул папку и потянулся. – Всё, граждане, я на выход, а вы спать. Время к полуночи, до нового дня осталось совсем недолго… Когда за ним захлопнулась дверь, Суржиков спросил: – Тебе ведь доктора Черняева рекомендовали? – Да. – Хороший знакомый? – Не вполне. Я-то звонил своему врачу, а он на учёбе в Бритвальде. И как раз я попал, когда он с коллегами выпивал в пабе, вот одна из этих коллег и посоветовала пойти к Черняеву, мол, совсем рядом, и руки хорошие. – Одна… Дама, значит? – Ну да. Саша, врач мой, даже пошутил, что ссылаться на рекомендацию не надо, а то медсестрой у Олега Евгеньевича жена работает, нехорошо получится. – Получается, знакомы они были чуть лучше, чем просто коллеги, – проговорил Суржиков медленно. – Чуть ближе. – Ты считаешь, она была его любовницей? – А почему нет? Женат он недавно, до этого, думаю, монахом не жил… Интересно было бы её расспросить о предыдущей жизни доктора. – Боюсь, поездку в Люнденвик городская стража нам не оплатит, – хмыкнул Алекс. – Идём-ка спать, в самом деле, завтра наш ждут эльфийские заморочки и всякие другие дела. Они разошлись по своим комнатам, но Влад ещё долго ворочался, обдумывая историю убийства Рузанны, её учёбу, работу и мужа. Отчего-то муж этот заочно Суржикову совсем не нравился. Изредка мысли его перескакивали на пропавшие записи мэтра Алариена, и тогда рисовались картинки вовсе уж фантастические. Так он и уснул, посреди рассуждения о необходимости подробного выяснения жизненного пути доктора Черняева, и снились ему зловещие убийцы (все как один в костюмах Макбета, тана Кавдорского, и его леди) и их признания. В половине четвёртого он проснулся резко, словно его толкнули. Вокруг было тихо, только где-то далеко, в районе Сухаревской площади сварливым голосом лаяла собака. Но это же явно не могло разбудить? Нет, конечно… Тогда что? Суржиков стал перебирать в памяти всё, что случилось за сегодняшний день: эльфа и его пропавший архив, возвращение домой и ужин, совещание в кабинете… Нет, не то. «Ужин! Ах, Тьма! Я же записку мальчикам не оставил!» – вспомнил он внезапно, и даже застонал от неудобства. – Что случилось, ты здоров ли? – откуда-то сверху, словно с потолка, спросил немного сонный голос домовушки Мелании. – Всё в порядке, спасибо! Спи, извини, что побеспокоил, – вполголоса ответил Влад, нашаривая тапочки. Как был, в пижаме, он прошёл к небольшому письменному столу, стоявшему в его комнате, зажёг крохотный голубовато-белый магический фонарик и при его свете быстро написал карандашом: «Смогу завтра вечером или в пятницу с утра. В.С.» Отнёс записку в столовую, положил на стол, вернулся в комнату и, забравшись под одеяло, мгновенно вырубился до утра безо всяких сновидений. ГЛАВА 8 «Какой тоской душа ни сражена, Быть стойким заставляют времена». Шекспир, Король Лир Взять дело мэтра Алариена Алекс согласился. Причём Влад так и не понял, на чём основывалось это решение. Детектив посмотрел на кабинет, поразглядывал единорога, похмыкал, задал самому мэтру два совершенно необязательных вопроса, вроде «А сколько у вас было пациентов за время работы в Москве?» и «Ваш управляющий, Александр, он вообще москвич или приехал откуда-то? И вам его порекомендовали, или он по объявлению пришёл?», после чего достал бланк договора и сказал: – Мы возьмёмся за это расследование. Давайте подпишем договор, после чего я бы хотел осмотреть место, где хранились кристаллы с записями. И ещё – кристаллы, вы сказали, были повышенной ёмкости. Вот нам бы увидеть образчик такого кристалла. И ещё узнать бы, где вы их заказывали. – Заказывал в Гильдии артефакторов… – Московской? – Не совсем так. Первые два, на пробу, я купил в Христиании. А потом уже, когда понял, что они вполне годятся, обратился в Гильдию здесь, они и сделали ещё два десятка. Сейчас осталось пять штук. Даже не знаю, понадобятся ли, не дай бог, всплывёт архив – я работать даже в Папуа-Новой Гвинее не смогу… А хранились… Пойдёмте, с пациентами я обычно разговариваю не здесь. Он подошёл к книжным шкафам, занимавшим всю левую стену комнаты, и нажал на одну из книг. Средний шкаф сдвинулся вперёд и вбок, открывая взгляду обычную дверь. Мэтр распахнул её и сказал: – Прошу! «Вот где им мозги-то прочищают!..» – промелькнуло в голове у Влада. Комната была небольшой, метров двадцать, и окно в ней было во всю стену. Как и окно кабинета, оно выходило в сад. Мебели в этой комнате, можно считать, никакой и не было: кресло, зафиксированное в полулежачем положении, ещё одно кресло – кожаное, с высокой спинкой, и круглый столик перед ним. Столешница была деревянной, и, присмотревшись, сыщики разглядели на ней мозаику-маркетри*), изображён был опять же единорог. ________ *) Маркетри (от французского marqueter – «видоизменять») – это разновидность инкрустации, техника отделки поверхностей путем наклеивания декоративных элементов из шпона (тонкой фанеры) на деревянную основу. Маркетри широко используется для художественного оформления предметов мебели и декора в виде красивых узоров, орнаментов или рисунков. – Ну вот, прошу вас, – Алариен обвёл рукой всю обстановку. – Здесь проходит первый этап работы с пациентом, он или она рассказывает мне о своих проблемах, я задаю вопросы. Всё это записывается на кристалл. – Скажите, мэтр, а пациенты в курсе того, что ведётся запись? – спросил Алекс. – Конечно! Я не имею права её вести без согласия пациента. – Понятно. И где хранились кристаллы? – Вот здесь, – мэтр провёл рукой по поверхности столика, быстро нажал на несколько плашек в рисунке и покрутил столешницу. В ней раскрылся ящичек размером с толстый том ин-кварто*). Был он совершенно пуст. ________ *) Ин-кварто (лат. in quarto «в четвёртую часть листа», «в четвёртку» от лат. quartus «четвёртый») – полиграфический термин, обозначающий размер страницы в одну четверть типографского листа, краткие обозначения – 4° и 4to. На одном листе при этом помещается 4 листа (8 страниц) книги. Размеры страницы составляют 24,15 x 30,5 см. – Поня-атно, – протянул Алекс, разглядывая опустевший тайник. – Ну что же, давайте подпишем договор. Договор был подписан моментально, после чего Верещагин сказал: – Нам нужно поговорить с вашими домашними. И с теми, кто с вами ездил, и с теми, кто не поехал. Ах да, вот ещё какой вопрос: какие обязанности выполняет ваш управляющий? – Обязанности? Ну, в общем-то все, какие не берёт на себя секретарь или камердинер. А когда Клавдия Петровна отсутствует, так и секретарские тоже. Но обычно на нём были все хозяйственные дела – он нанимал слуг на временную работу, вызывал бытового мага, чтобы прочистить трубы или отремонтировать замки, заказывал для меня ложу в опере или билеты на поезд… Словом, всё. Не занимался он только целительскими вопросами и гардеробом. – С гардеробом понятно, а целительскими почему? Алариен пожал плечами. – А зачем? Саша не маг и не медик, у него образование, кажется, среднее техническое. Для того, чтобы назначить встречи, расшифровать записи или написать письма, есть Клавдия Петровна. Да и вообще, врачебную тайну никто не отменял, чем меньше участников в этом процессе, тем лучше. – Понятно. Ну что же, сейчас Владимир Иванович продолжит эту беседу, а я поговорю с вашими домашними. – С кого вы хотите начать? – Камердинер… – Антуан. – Да, Антуан. Он ведь с вами уезжал? Вот с него и начну. Пригласите его сюда для начала, пожалуйста, и попросите быть по возможности откровенным. Долго ждать не пришлось. Дверь отворилась, впуская коренастого, какого-то скукожившегося человека в чёрном. – Добрдень… – пробурчал он. – Господин Антуан, – начал Верещагин. Камердинер перебил его: – Просто Антуан, без господина. – Хорошо, просто Антуан, – согласился Алекс. – Вот только где бы нам побеседовать? Найдётся какая-то комната в доме, где нам не помещают? – Да у меня можно и поговорить. Антуан вышел, не дожидаясь, пока его хозяин кивнёт. Суржиков дождался, пока за спиной Алекса закроется дверь, и повернулся к эльфу. – Итак, мэтр, начнём работать… За какой точно период точно пропали записи? Жил Антуан в мансарде, и это было всё, по чему можно было догадаться, что он не родственник и не гость, а слуга. Комната была большой и светлой, на полу лежал отличный большой ковёр, а мебель стояла такая, что Верещагин невольно стал прикидывать, не спросить ли потом, по окончании расследования, где её покупали. Камердинер жестом предложил ему сесть в кресло возле журнального столика, сам сел напротив и уставился на сыщика. – Вы в курсе, по какому поводу ваш хозяин нас пригласил? – А чего ж не быть в курсе-то? – пожал плечами Антуан. – Мэтр, как приехал, пошёл новые записи в тайник класть, ну, и увидал, что там пусто. За сердце схватился… – Вы при этом присутствовали? – Нет, меня Клавдия позвала, – насупился мужчина. – Я в ту комнату, где он с пациентами разговаривает, не хожу, нечего мне там делать. – А Александр где был? – По-моему, пошёл котёл проверять, горячая вода плохо шла. – Значит, мэтр вместе с вами и секретарём вернулся в Москву в пятницу, двадцать второго ноября, так? Расскажите, пожалуйста, что происходило в доме эти три дня… *** Мэтр Алариен отчего-то нервничал, не мог сосредоточиться ни на вопросах, ни на ответах. Несколько раз вставал и подходил к окну, выглядывал в него и смотрел на безлюдный, заливаемый дождём переулок. Наконец Суржиков сдался. – Мэтр, у меня такое впечатление, что вам не до меня. Давайте сделаем так: я напишу свои вопросы на листе бумаги и оставлю вам, а сам пойду и поговорю с кухаркой. Госпожа Карен, так? – Да, верно. Вы совершенно правы, – целитель потёр лоб. – Отчего-то мне неспокойно. – У вас сивиллы в роду не встречались? – Боги миловали, – усмехнулся Алариен. – Просто тянет где-то на сердце. Но это ерунда, пройдёт. Прошу вас, садитесь за стол, вот бумага и магическое перо, и пишите вопросы. А я покину вас на полчаса, помедитирую, может быть, поможет. Он вышел в ту самую комнату, где разговаривал с клиентами. Проводив его взглядом до двери, Суржиков сел за стол, отметив удобство кресла, положил перед собой лист бумаги и магическое перо, откинулся на спинку и начал диктовать. В Малом Гнездниковском переулке детективы провели почти целый день. Домой они попали, когда уже начинало смеркаться. Небо, вроде бы посветлевшее после окончания дождя, снова посинело, начало наливаться влагой; к тому же похолодало изрядно. Алекс, потянув носом, сказал: – А ведь подморозит к ночи, и будет сплошной каток. Надо попросить Аркадия, чтобы какой-нибудь согревающий суп сварил, фасолевый, что ли. – Тыквенный, – проговорил Влад непослушными от холода губами. Его лёгкая куртка, отлично подходящая для люнденвикского туманного ноября, в московском предзимье совсем не спасала. – Тыквенный, – согласился Алекс, покосившись на него. *** Мужская компания, собравшаяся этим вечером за ужином в столовой старого двухэтажного дома, была на редкость молчалива. Молчал хозяин дома, обдумывая разговоры с целителем и его окружением. Молчал Суржиков, благодарно глотавший огненный суп и чувствовавший с каждой ложкой, как отогревается изнутри. Тихо сидели близнецы, по виду которых можно было точно сказать: сегодня им будет не до репетиций «Макбета», так они умотались. Не говорил ничего и майор Никонов, голодный и уставший до крайности. И даже с подоконника не раздавалось ни единого звука. Аркадий Феофилактович, домовой, приписанный к дому на углу Селивёрстова и Костянского переулков, с умилением наблюдал, как насыщаются едоки. Наконец исчез с блюда последний пирожок с капустой, и самовар отправился на кухню вместе с грязной посудой. Близнецы синхронно зевнули, и Стас посмотрел на Суржикова. – Дядя Володя, простите, но мы сегодня просто отрубаемся, очень день был трудный. По пять пар, да ещё собрание с кураторами курса, а там такие ведьмы были, что Шекспиру и не снились. – Идите спать, дети, – ухмыльнулся Влад. – А взрослые люди пойдут в кабинет и ещё немножко поработают. ГЛАВА 9 Чем труднее добиться успеха, тем решительнее надо приниматься за дело. Бомарше, «Севильский цирюльник, или Тщетная предосторожность» – Ну что, начну я? – спросил Суржиков, устроившись в кресле, и продолжил, не дожидаясь ответа. – Начну с госпожи Карен, кухарки. С ней всё просто: при мэтре Алариене она живёт последние двадцать с лишним лет, нанял он её в Монакуме, откуда и перебрался в Москву. Целитель стал очень популярен, и дом его разросся – до переезда из Гамбурга в Монакум всем хозяйством занимался Антуан. в новом доме уборкой стали заниматься приглашённые специалисты, а для готовки нашли госпожу Карен. Причём Алариен не довольствовался тем, что она умела: трижды он отправлял кухарку на поварские курсы, так что теперь она обладательница двух серебряных и одного золотого диплома каких-то престижных кулинарных школ. Одиннадцать лет назад они перебрались в Москву… – Почему? – перебил его Никонов. – Потому что в Монакуме от мэтра потребовали вступить в Гильдию или прекратить деятельность. – Хм… Иначе говоря, к нему шло страждущих больше, чем к гильдейским врачам? – Ну, вслух это сказано не было, но подразумевалось, – хмыкнул Влад. – А в Москве правила иные, тут в Гильдию вступают по личному желанию, а для практики нужна лицензия, выданная Минздравом, и подтверждённый диплом. Здесь после переезда Алариен нанял управляющего и секретаря. Вернее, сначала у него работала личная помощница, выполнявшая обе эти функции, некая госпожа Мацуо, но три года назад она уехала домой в Киото. – Была ссора? – Нет. По словам Карен, у помощницы заболел отец, и её призвали ухаживать за ним. Тогда-то и появился Александр Котенев. Опять же, по словам кухарки, он был неимоверно точен, исполнителен, вежлив и внимателен. – Сущее совершенство, – пробормотал Алекс, ощутив не то зависть, не то ревность. – Ну, а что-то ещё госпожа Карен рассказала? О том, что происходило в доме после отъезда мэтра, например? – Кое-что рассказала, да… Тут Суржиков выдержал хорошую театральную паузу, рассчитывая сорвать аплодисменты, или хотя бы получить толику восторга. И получил, Верещагин не подвёл. – Как это тебе удалось? Мне она показалась совершенно твердокаменной тёткой. Влад потёр нос в притворном смущении. – Ну, видишь ли, я рискнул процитировать – к месту, не просто так! – старую-престарую пьесу Авксентия Цагарели, «Ханума». Там есть такая фраза «Когда в клетке двое – это уже не клетка, а гнездо». Ну, и не промахнулся. Оказывается, в юности это был любимый спектакль госпожи Карен. Она растаяла. Ну, а дальше дело пошло… – Ты по делу говори, – прервал Никонов эту минутку самолюбования. – Она ж не сразу уехала, так? – Так. По её словам, мэтр отбыл двадцатого августа, а она взяла билет на «Прекрасную Уту» на двадцать восьмое. – И что госпожа Карен делала в Москве, оставшись в одиночестве? – Опять же по её словам – занялась собой, стрижка, маникюр и всякое такое. Встретилась с парой приятельниц, у кухарок существует что-то вроде клуба, который они посещают в свой выходной, вот подруги оттуда. Прошлась по магазинам, чтобы купить подарки. В общем, ничего необычного. – А когда отбыл Котенев? Влад хмыкнул. – С ним получилось смешно. Госпожа Карен сообщила, что ни в какой Лаций он не поехал, сказал, билеты очень дорогие, и жить там негде. Так что на момент отправления «Прекрасной Уты» Александр Котенев оставался в особняке в Малом Гнездниковском. Сразу скажу, что с ним самим мне поговорить не удалось, господин управляющий блистательно отсутствовал. Вроде бы отправился нанимать бригаду для ремонта подсобных помещений. – Так себе причина, – поморщился Алекс. – Да уж какая есть… – Погоди, так что получается, – вмешался в рассказ молчавший до этого момента Никонов. – Два с лишним месяца дом стоял пустым, не был законсервирован или оставлен на охрану? – Этот вопрос я задал самому мэтру, – ответил Суржиков. – Магическая защита стояла на всех комнатах второго этажа. Ну, и механические замки, разумеется. – И ни то, ни другое не является препятствием для тех, кто пожелает попользоваться твоим имуществом, – пробурчал майор. – Что-то пропало, кроме архива? – Нет, – Суржиков замялся. – Правда, госпожа Карен жаловалась, что какие-то тарелки переставлены и чашки повёрнуты ручками не в ту сторону, но это тот же Котенев мог там похозяйничать. А на втором этаже всё в полной сохранности. – А магические замки не тронуты? – Мэтр задержался на пару дней в Оренбурге, там у дирижабля была остановка. А секретарша и Антуан отправились вперёд. подготовить всё к его возвращению. Секретарше Алариен дал отпирающий амулет, чтобы пройти в кабинет, в приёмную и так далее. Так что все следы затёрты… – Что же, придётся завтра всё-таки найти Котенева… Тут Суржиков перебил Алекса. – Я передал ему через госпожу Карен, чтобы завтра он сидел безвылазно дома и дожидался меня, так что с самого утра туда отправлюсь. – Отлично. С этим решено. А скажи мне, мэтр назвал имена пациентов, которые упоминались в записях? – Не-а, – помотал головой Суржиков. – На этот вопрос мэтр не ответил… – Ты его задал? – прищурился Алекс. – Да уж связать простейшую логическую цепочку и я могу, – с некоторой обидой отвечал актёр. – Задал, конечно. Но Алариен сообщил, что назвать имена тех, о ком есть записи в архиве, сможет только после получения от них разрешения. Никонов пожал плечами. – Бабушка моя называла это «паньски вытребеньки». Мы ж не спрашиваем, что и отчего у них болит, нас интересует – чьи враги таким способом хотят подобраться? – Мэтр прав, – сказал Алекс. – В большом бизнесе, как и в высшем свете, узнать, чем болен противник или конкурент – уже полдела. И даже сведений только о том, что он почему-то обращался к целителю, уже может быть достаточно для падения акций или чего-то в этом роде. Ладно, с этим разберёмся. Влад, от самого мэтра что-то удалось узнать? – От мэтра… – Суржиков тяжело вздохнул. – «Когда говорит человек в докторской мантии и шапочке, всякая галиматья становится ученостью, а всякая глупость – разумной речью» *). На мои вопросы он отвечал рассеянно, всё время отвлекался и задумывался о чём-то. Тогда я предложил ему письменный опросник, ну хоть что-то! – тут он посмотрел на Алекса, дождался одобрительного кивка и вытащил из кармана помятый листок. – Вот мои вопросы и его ответы. *) «Мнимый больной», Мольер Майор городской стражи и частный детектив склонились над страничкой. Почерк у Алариена был чёткий, и у Алекса промелькнула мысль, что это-то как раз и показывает всю глубину разницы между целителями и врачами; известное дело, настоящий докторский почерк могут разобрать только настоящие фармацевты! Тут он тряхнул головой и сосредоточился на документе. «За какой период пропали записи? – за последние пять лет. А за остальные годы? – Они хранятся в банковской ячейке, поскольку бывают нужны гораздо реже, да и не так срочно. В записях упоминаются полные имена пациентов? – Нет, только личные имена и первая буква фамилии. Как давно у вас работает Антуан? – Пятьдесят два года, почти всю жизнь. Как давно работает госпожа Карен? – Двадцать лет, через месяц будет двадцать один. А Клавдия Петровна? – Восемь лет. Каковы взаимоотношения между служащими? – Хорошие, ровные. Саша не лез в дела Антуана, а камердинер заботился о его вещах так же, как и о хозяйских. Госпожа Карен могла по просьбе кого-то из служащих приготовить его или её любимые блюда, а это уже показатель. Почему ждали три дня прежде, чем пригласить сыщиков? – По известным вам причинам обращаться в городскую стражу не хотелось, а найти частного сыщика, которому можно доверять, тоже не так просто. Один из пациентов порекомендовал господина Верещагина, день ушёл на проверку сведений о нём. Так и получилось, что ушло три дня. Но в любом случае, после кражи миновало не день и не два, время всяко упущено. В основном с какими заболеваниями, какими направлениями медицины и целительства вы работаете? – Ну, я же уже отвечал на этот вопрос! В первую очередь, с психотравмами. Далее – с мигренями, с болевыми синдромами неясной этиологии, с нарушениями сна. Разумеется, я могу залечивать раны или излечить язву желудка, но с этим ко мне обычно не обращаются Без кого из ваших служащих вы могли бы обойтись? – Строго говоря, без любого. А так… мне не хотелось бы расставаться ни с одним из них, каждый хорош на своём месте.». Дочитав, Алекс тяжело вздохнул. – Негусто. – А что делать? – развёл руками Влад. – «Совсем не знак бездушья молчаливость. Гремит лишь то, что пусто изнутри»*) _________ Шекспир, «Король Лир» – Не, эта цитата тут точно не к месту! – расхохотался вдруг Никонов. – Ваш целитель наговорил много, и кое-что даже по делу. Но вообще надо учитывать специфику его работы: Алариен лечит психов. Ненормальных. Людей с поехавшей крышей. – Кстати вот интересный момент: а бывают ли сумасшедшими гномы? Или эльфы? – меланхолично поинтересовался Суржиков и потянулся за пирожком с капустой. – Как-то я проголодался опять. Нервы, наверное. – Ладно, мои рекомендации таковы: надо проверить, куда на самом деле отправилась Карен и куда -управляющий, – Никонов тоже взял пирожок, но предпочёл яблочный. – И выяснить все, даже самые мелкие подробности об этих поездках. Кстати, а секретаршу опросили? – Она сказала, что очень занята, ей нужно привести в порядок после поездки сотню документов, и попросила перенести беседу на завтра. Алариен на это согласился. – Ага, это хорошо. И ещё интересно: откуда взялся управляющий, где работал до нашего целителя, как проводил свободное время? – Глебушка, это у тебя два десятка стражников в подчинении, – ласково проговорил Алекс. – А у меня вот, Владимир Иванович Суржиков. И всё! И мы с ним никак не можем разорваться на сорок маленьких сыщиков и побежать во все стороны. – Чем смогу – помогу, – не стал отпираться майор. – Займусь Котеневым, не нравится он мне. Отправлю ребят. – Спасибо. – Ладно, а я тогда сегодня вечером перечитаю всё, что нам сегодня наговорили, а завтра вернусь в дом, поговорю с секретаршей и управляющим, и ещё раз опрошу кухарку и камердинера, – кивнул Влад. – И с самим целителем поговорю ещё раз, что-то очень уж он был неспокоен сегодня. А теперь переключимся на историю вдовства зубного врача? – Минутку, – попросил Алекс и позвал негромко: – Аркадий! – Тут я, – раздалось с подоконника. – Чаю нам не подашь ли? А то так хорошо пироги пошли… Не прошло и пары минут, на появились на столе чашки, старые, дедовы ещё, тёмно-синие с золотыми листиками по краю. И серебряная сахарница сверкнула бочком, и ложки устроились в блюдцах, и клубничное варенье в хрустальной вазочке сыто заблестело глянцевыми ягодами. За окном взвыл ветер, разочарованно швырнул в стекло ледяной крупой: опять ему не удалось забраться в эту комнату, где светло и пахнет тёплым домом… ГЛАВА 10 «Потому что когда хотят во что бы то ни стало найти вину, то подозрительным становится решительно все». Бомарше, «Безумный день, или женитьба Фигаро» – Так что, ты встречался с подругами Рузанны? – повернулся Алекс к майору. – Я их опрашивал! – тот многозначительно поднял к потолку палец. – Но сперва я говорил с её ереванскими родственниками. – Их же встречал Черняев. – Ну да. Встретил, разместил в гостинице, был чрезвычайно предупредителен. Тут Суржиков не удержался и хмыкнул. – По твоей интонации можно подумать, что тёща его немедленно задушила в объятиях. – Она бы, может, и задушила, и безо всяких объятий, да при детях сдерживалась. Знаешь, что она мне сказала первым делом, я представиться ещё не успел? – Надо полагать, обвинила зятя во всех смертных грехах? – Можно и так сказать. Для начала Гаянэ Вагановна сообщила, что это он убил её дочь. Потом добавила, что мужем он был плохим, о жене не заботился и изменял ей почём зря. Алекс пожал плечами. – Если бы у неё было чуть больше времени, думаю, она бы обвинила его и в прошлогоднем покушении на великого князя Николая, и в разрушении третьего армянского царства. – Да и я бы делил сказанное горюющей матерью на десять, если бы не одна деталь… – майор заполнил паузу глотком чая и ложкой варенья. – Какая? – нетерпеливо поторопил его Алекс. – С одной из сестёр Рузанны приехал её муж. Ну, ты сам понимаешь, он не родственник по крови, только свойственник, поэтому горе ему мозги не совсем затуманило. Так вот, этот самый Артур подтвердил, что любовница у Черняева была, он её даже видел как-то. – Давно? – переспросил Суржиков. – Что? – Видел давно? Может, это было ещё до женитьбы… – С полгода назад, может чуть меньше. Он приезжал в Москву по делам, на выставку, и в ресторане вечером увидел зятя вдвоём с женщиной. Брюнетка лет двадцати пяти, красивая и очень ухоженная. Он не стал подходить и здороваться, чтобы не смущать, но Черняев его заметил. – Обеспокоился? – Кто ж его знает? – пожал плечами Никонов. – Они об этом не говорили. – Ну, вообще говоря, мало ли почему кто-то с кем-то идёт в ресторан? – протянул Алекс. – С коллегой поговорить или с кем-нибудь проверяющим, умаслить… – Артур уверен был, что там романтические отношения: за ручку держались, в глаза смотрели, на ушко шептали, словом, все положенные па в этом танце исполнили. Но проверять буду, это вполне тянет на причину убийства. – Тянет, – кивнул Алекс. Они замолчали, думая каждый о своём. Никонов перебирал в памяти факты, о которых нужно поведать, Верещагин отчего-то вернулся мыслями к мэтру Алариену и его непростой ситуации, Алекс же, признаемся честно, временно выбросил из головы чужие проблемы и сосредоточился на сиюминутной своей, а именно на том, не лопнет ли он от ещё одной чашки чая. Наконец майор тряхнул головой и посмотрел на друзей. – Ну что, рассказывать дальше? – Рассказывай, – кивнул Алекс. – Начал ты с поиска любовницы? – Точно. И первым делом по-простому спросил у самого Черняева, мол, нет ли у вас, безутешный вдовец, кого-нибудь на стороне. – И что ответил вдовец? – Помялся, стрельнул глазами в сторону двери, потом сообразил, что тёщи тут быть не может – мы беседовали в моём кабинете, – и ответил «да». Мол, Рузанна никогда не отличалась пылким темпераментом, а в последние пару месяцев вообще попросила её не трогать, мол, неприятности по женской части, проходит лечение. Поэтому он время от времени встречается со старинной знакомой, которая на брак с ним не рассчитывает, а интересуют её только сексуальные отношения. Для разрядки, как сказал Черняев. – Координаты этой самой старинной знакомой взял? – Обижаешь! И даже уже договорился о встрече с ней. Завтра к двенадцати госпожа Орлинцова придёт в мой кабинет, так что, если хочешь – присоединяйся, послушай, поучаствуй в разговоре. Алекс кивнул. – Постараюсь. – А с подругами Рузанны говорил? – спросил Суржиков. – Как там было в «Женитьбе Фигаро»? «Когда личные интересы не вооружают женщин друг против друга, они все, как одна, готовы защищать свой бедный, угнетенный пол». – Примерно так всё и было, – усмехнулся майор. – Мне, как вы понимаете, хватило ума встречаться с дамами поодиночке, иначе бы они меня на клочки порвали. Как это так, прошло три дня после убийства Рузанны, а негодяй до сих пор не найден! С этого начинала каждая из четырёх лучших подруг, – с этими словами он перелистнул страницу в блокноте. – Итак, первая – Наталья Ершова, училась вместе с убитой в сестринской Школе с первого до последнего дня. Более того, они жили первые два года в одной комнате в общежитии, так что ближе у Рузанны Асканян на тот момент никого не было.

Конец ознакомительного фрагмента.