— Да.

— Боюсь, если я стану рассказывать всё целиком и по порядку, то не закончу до следующего заката… Ладно, попробую начать с самого важного, а там уж расспрашивай о тех подробностях, что тебя заинтересуют. Представь себе: твой любимый брат… у тебя, кстати, есть братья?

— Была сестра, когда я покинул мою страну.

— Ну вот представь себе: скажем, у тебя есть нежно любимая сестра, которая обожала кошек, души в них не чаяла, но после того, как кошка, возьмём для примера, выцарапала ей глаз, её охватило безумие, не оставившее иного смысла в жизни, кроме как мучительно убивать всякого представителя кошачьей породы, до которого она может добраться. Боль и смерть не доставляют ей никакого удовольствия, после каждой расправы она не может уснуть из-за кошмаров — но просто больше не в силах думать ни о чём другом. Какое-то время кажется, что любовь родных и покой направляют её к выздоровлению, она уже почти может поддерживать нормальный разговор, ты даже убеждаешь себя, что она потихоньку начинает радоваться жизни — но затем маленький толчок, какая-нибудь мелочь, типа взгляда на своё отражение в глади воды или полированном металле, и безумие возвращается с удвоенной силой! А ещё хотя бы попробуй представить, что твои родственные чувства — это не людская смесь из привычки, обычая и божественных наказов, а действительно глубокая связь, которая может и не требует постоянных встреч, но сохраняется, даже если истинные движения ваших сердец, крылья, которые несут вас по жизни, совершенно различны! Братья и сёстры могут вырасти не похожими ни в чём, ни духом, ни телом, могут не встречаться десятилетиями — но кровная связь остаётся неразрушима. Ведь вы не похожи ни духом, ни телом и кто знает, смогли бы вы не перебить друг друга без такой связи. Так что с одной стороны ты остро чувствуешь страдания своей сестры, а с другой не можешь поднять на неё руку — тошнота скручивает от одной мысли об этом. Если представил — то, может быть, понимаешь, зачем мы устроили всё это и зачем нам нужен был ты.

— Понимаю, но твои аналогии мне не льстят.

Без очков глаза Кларина блестели как отполированная медь:

— Не стану даже притворяться, что жизни драконов и двуногих для меня стоят на одной доске. Мой старший брат, Серебряная Броня, который среди людей взял себе имя Раймертис, их туда ставил. Ты сам видел, к чему это его привело.

— Что с ним случилось на самом деле? — ответил Оррик. — Я слышал лишь байки, например, про Серебряную Броню и дочь короля.

— Пффф, — фыркнул Кларин. — Король Амаур собственноручно поджарил бы свою дочь моему брату на ужин, если б мог купить его содействие такой ценой. А потом завёл бы новых дочерей, чтобы повторять по мере необходимости. Этому… этому слизняку хотелось военных побед и покорения соседей. Тогда как Серебряной Броне хотелось покоя хотя бы в том крохотном уголке Мира-Яйца, за которым он мог присмотреть, а не игр в престолы и империи. Я тогда был ещё слишком молод и неискушён, я сам не представлял всех опасностей, окружающих брата, и я оказался далеко, когда всё произошло. Таких сокровищ, чтобы хватило оплатить войну, у Серебряной Брони не было. Вопреки слухам, далеко не все из нас копят золото и драгоценные камни. Но тело взрослого дракона — само по себе ценное магическое сокровище. То, что вы называете Вторым Дыханием для нас первое, наши кости, чешую, кровь, почти всё можно использовать в изготовлении чудодейственных предметов и волшебных зелий. И вот, Амаур сговорился с сектой, которая обещала ему содействие в завоеваниях, если он поможет им заполучить тело Серебряной Брони.

Кларин покачал головой:

— Мой брат так и не рассказал, что именно за ловушку они ему подстроили и как именно он вырвался. Когда он ещё был Серебряной Бронёй, он не раз говорил мне, что готов рано или поздно столкнуться с неблагодарностью и предательством. Я до сих пор гадаю о том, какая же гнусность понадобилась, чтобы вырвать его прежние крылья с мясом и превратить его в то, с чем ты сражался.

Довольно долгое время оба молчали. Наконец Оррик, поняв, что теперь ему уже не так больно дышать и говорить, сказал:

— Я думаю, твой брат мог бы остаться победителем в нашем бою. Достаточно было позволить Агарнату добить меня и притворяться мёртвым, пока тот не подойдёт поближе, чтобы ударить хвостом, не двигая для этого всё тело. Видно он и вправду когда-то столкнулся со страшным предательством, раз отвращение к тем, кто бьёт своих в спину, пересилило даже ненависть, не говоря о желании жить. Я не жалею о его смерти, но надеюсь, что Восемь Небесных Богов проявят милость к его душе.

— Правда, — добавил Оррик, с заметной язвительной ноткой в голосе, — на семи ли благословенных небесах, или в девяти высших преисподних, я не думаю, что Раймертис захочет ещё хоть раз увидеть вас двоих.

Кларин молчал так долго и мрачно, что Оррик уже начал сомневаться, стоило ли распускать язык, особенно пока раны ещё не зажили. А прервав молчание, дракон сказал лишь:

— Наверное. Но в одном он был прав. Некоторые вещи делаешь не ради благодарности.

За год с лишним своего путешествия, да и до него, Оррик успел повидать немало прекрасных и впечатляющих городов, по сравнению с которыми, уж если признаться себе честно, блекла даже столица его родной Яннарии, славная искрящимися хрустальными окнами и искрящимися фонтанами. Бурлящую жизнью Валнезию, с её многоцветными огнями, суровый Парг, с его тысячью шпилей, непоколебимый Державград, поднимающийся над морским берегом единым исполинским куполом.

Однако, при виде Ваану, который называли древнейшим городом на людской памяти — если людской памятью считать хроники и легенды западного края одного из многих континентов Полого Мира — все эти города могли показаться деревнями. О приближении к Ваану первым говорило подсвечивающее облака по ночам зарево от бессчётных колдовских светильников и испускающих бледное сияние башен. А затем постепенно вырастал на горизонте и сам город, поднимающийся над плоской равниной как титаническая ступенчатая гора, опоясанная концентрическими кольцами стен. Внешняя стена была из красного камня, вторая из золотистого, третья из чёрного, четвёртая из белого, пятая покрыта синей глазурью, стены же возвышавшейся над ними всеми цитадели, нацеленной в небеса одним невероятным пирамидальным шипом, были покрыты рядами многоцветной мозаики, запечатлевшей грозные деяния её строителей.

Можно было только гадать, какой неизгладимый трепет внушал Ваану чужестранцам в свои лучшие годы, при правлении наиболее могущественных династий. Но сейчас впечатление от приближения к древнему городу сглаживалось видимыми вокруг признаками глубокого и давнего упадка. Когда-то, если авторы древних книг не врали, эта земля славилась своим невероятным плодородием. Но со временем климат изменился, оросительные каналы и геомантические формации были разрушены междоусобными войнами и восстаниями, так что теперь большая часть равнины вокруг Ваану превратилась в пустыню из песка и соли. Когда-то цари-чародеи Ваану знали одни победы. Верстовыми столбами по сторонам широкой дороги, которой ехал Оррик, до сих пор служили фигуры людей и окололюдей, навеки застывшие в самых разных позах — неприятели, обращённые в камень их колдовством. От времени, лица и тонкие детали облачения окаменевших воинов поистёрлись и осыпались — как и воинская слава Ваану. Страна на много дней пути вокруг по-прежнему подчинялась его правителям, но о том, чтобы получать дань изо всех известных земель, хоть на восходе, хоть на закате, уже давным-давно не шло и речи. Да и сами правители много поколений как не смели возложить на себя рубиновую царскую корону, именуя себя простыми наместниками. Даже великолепные стены города, при ближайшем рассмотрении, оказались источены ветрами и небрежением, так что украшавшая арки высоких ворот искусная резьба различалась с трудом. Драконы и сфинксы на барельефах теперь смахивали на бесформенных, расплывающихся то ли воском, то ли слизью, чудовищ.

Говорили, что в одном лишь Ваану по-прежнему нет соперников среди всех известных городов — в чернокнижии и прочих нечистых искусствах. И по сей день древние знания и тёмные секреты, хранимые в его пыльных залах и потаённых библиотеках, тянули к себе чародеев самых разных рас, как вино пьяницу.

А не исчёрпанное ещё до конца богатство Ваану, приглушённые рассказы о доступных там запретных удовольствиях, слухи о похороненных сокровищах и надежда продать чародеям те или иные диковинки, тянули сюда и многих других. От купцов в пёстрых, непривычных одеждах из далёких, загадочных стран, у которых Оррик хотел вызнать пути дальше на восток, до всякого рода авантюристов, головорезов и мошенников.