— Сима! — прервал её дядя Моня. — Прекрати, пожалуйста. Тебе разве не пора на работу?

— Ой, правда, — спохватилась тётя Сима, взглянула на часы, потом с сожалением посмотрела на племянника. — Славочка, мне надо идти к ученикам. Теперь только я зарабатываю в этом доме. Я и Додик. Слава богу, Додика пока не тронули. Бедный мальчик, он так переживает за отца и из-за всех этих новых порядков. Я ему говорила, чтобы он вернулся к нам — сейчас в трудные времена мы, евреи, должны держаться вместе. Но он и слушать ничего не хочет, живёт со своей… Славочка, ты же знаешь, эта хищница околдовала моего Додика. А он — такой добрый, доверчивый мальчик! Может быть, ты на него повлияешь, как старший брат? Славочка, сходи, поговори с ним. Он тебя послушает. А то эта проститутка женит его на себе, он и глазом моргнуть не успеет! Господи, за что на нас все эти беды?

— Сима, хватит причитать. Славочка, наверно, совсем не за этим пришёл.

— Дядя Моня, — Слава воспользовался паузой в монологе своей тёти, чтобы всё-таки хоть как-то обозначить цель своего визита. — Я пришёл поговорить с вами, мне нужен ваш совет.

— Вот видишь, Сима, мальчик пришёл по делу. А ты лезешь к нему с нашими проблемами.

— Ничего я не лезу. Славочка — член нашей семьи, а Додик — ему брат. Почему не попросить у него помощи, если сам ты ничего не можешь! Давайте я накрою вам в столовой, у меня остались котлетки…

— Сима!

— Всё, ухожу, ухожу. Но знай, когда у тебя откроется язва, я тебе напомню о твоём глупом поведении.

И тётя Сима, бурча себе под нос что-то про язву, погромы и хищницу, околдовавшую её милого мальчика, к облегчению Славы вышла из кабинета.

— Присаживайся, — вздохнул Соломон Исаевич, указав Славе на стоящее рядом со столом кресло. — Ну как там, наверху?

К счастью, дядя Моня тоже не знал, что Слава наверху последний раз был примерно тогда же, когда и сам Соломон Исаевич.

— Да ничего, работаем.

Слава поёрзал в кресле, пытаясь найти положение поудобней. Кресло было старым и продавленным, и по-хорошему его уже давно пора было выкинуть на помойку, но в доме Соловейчиков вещи не выкидывались в принципе — дядя Моня и слышать не желал о таком ужасном расточительстве.

— Это хорошо, — протянул Соломон Исаевич таким тоном, словно Слава только что сообщил ему о смерти кого-то из родственников, и в довершение опять горестно вздохнул. — А мы тут совсем оторваны от мира. К нам никто не заходит, Симе самой приходится ходить по соседям, собирать новости… Так ты ничего не слышал о погромах?

— Дядя Моня, о погромах ни я, ни кто-то другой ничего не слышал лет двести, — ответил Слава, удивляясь про себя, насколько живуча память о тех старых допотопных временах у его народа. Он и сам с детства наслушался, старшее поколение вовсю к месту и не к месту упоминало эти погромы и репрессии, называло страшное слово «холокост», словно всё это не осталось в древней истории, а происходило несколько лет назад, и все они были свидетелями этих страшных событий.

— Ну дай-то бог, дай-то бог, — дядя Соломон с сомнением покачал головой. — Тебя пока не трогают? Как там в вашем секторе?

— Ничего, работаем, — снова повторил Слава.

— Это хорошо, что у тебя такая фамилия, — заметил дядя Моня. — В такие времена лучше носить фамилию Дорохов, чем Рабинович.

— Я не думаю, что дело в национальности, дядя Моня. Чистят по другому принципу. Важно происхождение. Вот Малькову тоже убрали из Совета, а она, насколько я знаю, к евреям никакого отношения не имеет. Да и Богданова тоже.

— Я не знаю, почему убрали Малькову и Богданова, но происхождение — это только предлог. У Звягинцева тоже родители, насколько я знаю, из самых низов, и ничего — сидит старик. Или вот Соколов…

— Кстати, — Слава обрадовался, что дядя сам назвал нужного ему человека. — Мне вот тоже интересно — почему оставили Соколова?

— Я не хочу говорить о нём! — вдруг резко сказал дядя Моня. — Эту фамилию в моём доме произносить запрещено!

— Почему? — искренне удивился Слава.

— Разве ты не знаешь, почему? Это всё из-за Додика. Бедная Сима места себе не находит. Она так хотела, чтобы Додик женился на внучке Бэллы Израилевны. Мы возлагали большие надежды на этот брак. Но Додик выкинул этот фортель, и теперь Бэлла Израилевна не здоровается с Симой, а ведь они были лучшие подружки…

— Но при чём тут Соколов? — перебил дядю Слава. — Это же не на нём хочет жениться Давид?

— Как это не на нём? То есть, не на нём, конечно, а на его дочери… Где они только познакомились, ума не приложу! И ладно бы там было на что посмотреть, так нет — одни слёзы. Тощая, курносая, белобрысая. Я всегда говорил Симе, что у нашего мальчика дурной вкус…

— Погодите, дядя. Вы хотите сказать, что Додик собирается жениться на дочери Соколова? Дениса Евгеньевича? Министра связи?

— А я о чём толкую тебе уже битый час, — рассердился дядя. — Именно это и собирается сделать наш Додик.