Шрифт:
Не отрывая взгляда от гостя, паренек поднял шарик.
— Я Зуб, — он протянул руку — смелости ему хватало. — Но взрослые зовут Орестом.
Эдем пожал ладошку.
— А почему Зуб?
— Вот всем интересно, и ни одна собака не спросит, а чего меня назвали Орестом. Могу зубом разгрызть банку от когда, ясно? Вот даже руку из-за этого ранил, — он продемонстрировал запястье со шрамом.
— Разумеется. А я Олесь.
— Да ну а кто же! Вас все знают. А это от спинера, — Орест продемонстрировал Эдему шарик, спрятал добычу в карман, устроился на табурет и взял гитару.
Эдем пристроился рядом. "Приемная" — свидетельствовала табличка напротив. Как он объяснит свое присутствие, если кто-нибудь из него выйдет, он даже не представлял. Придется воспользоваться умопомрачительным обаянием Крепкого.
— Привезли телевизор? — мальчишка был не из тех, кто отмалчивается.
— Какой телевизор? — удивился Эдем.
— Цветной, системы Telemax.
— Я не привозил никакого телевизора.
— И слава Богу. Зачем тогда спрашивать, какой именно? — резонно заметил Орест и начал перебирать струны. — Я бы дал вам поиграть, но мне ее только подарили, поэтому сами понимаете.
— Теперь ясно, чего вы с Инарой подружились, — рассмеялся Эдем.
— Инара выбирает пирожное без орехов, — рассудительно сказал Орест, ничуть не удивившись, что прозвучало это имя. — Она настоящая. Знаете, как проверить настоящего друга?
Эдем повел плечами.
— Купите два пирожных. Одно из орехов, другое без. Друг выберет без орехов. А вы тоже ее друг? — мальчик кивнул на дверь напротив. Стало ясно, почему он сидит здесь, а не на уроке.
— Я… Это долгая история.
— Длинные истории — скучны. Хотите, сыграю вам "Фиалку"?
И, не дожидаясь согласия, Орест заиграл главный хит группы «Времени нет». Выходило у него хорошо, работа Павла Михайловича попала в достойные руки. Когда дошло до припева, Эдем принялся подпевать. "Однажды Олесь Мицный написал действительно большую песню", — подумал он.
Неясное воспоминание из подвалов памяти укололо Эдема, но снова шмыгнуло ящерицей в мрак — он даже не успел за хвоста ухватить.
— Возьмете меня в группу? — Орест продолжал перебирать струны. — Пожалуй, это классно выступить на стадионе.
— Ни с чем нельзя сравнить, — согласился Эдем, доверившись опыту Крепкого. — Но зачем тебе такие дедушки? Создаешь свою группу, покруче. Будешь выпускать свои пластинки и собирать свои стадионы.
Мальчик пожал плечами.
— Ничего этого не будет, — сказал он.
— У меня есть друг, — возразил Эдем. — Он тоже провел детство в детском доме — если, конечно, можно так назвать эти годы. Это было тяжелое для него время, но он верил в чудо. И оно однажды случилось. Рассказать тебе о нем?
Орест даже играть бросил — так заинтересовался, но показать этого не хотел.
— Что ж, давайте, — с нарочитой небрежностью бросил он.
— В детском доме было административное крыло, запрещенное для прогулок. Но однажды, это была суббота, мой друг поругался со своей компанией. И убежал гулять по запретному крылу. У всех был выходной, поэтому моего друга никто не увидел и не усыпал ему как следует. Он гулял, гулял и дошел до кабинета директора. А там на стульчике сидели мужчина и женщина. Мой друг заметил их раньше из окна. Они были прекрасными людьми и сидели, держась за руки. Обычно по выходным к директору приходили те, кто уже определился с выбором. И с этим мальчиком их даже не знакомили. Они не видели его, а значит, у мальчика не было никаких шансов. И знаешь, что он сделал?
— Нет, не знаю, — Орест весь ощетинился за своей гитарой.
— Он поздоровался с ними. Собрал волю в кулачок, медленно прошелся рядом, поздоровался, ну а потом нервы, конечно, не выдержали, и он скрылся. Но это было самое верное решение в его жизни. Эти мужчины и женщины стали его мамой и папой.
Орест положил голову на корпус гитары.
— А что случилось с другим мальчиком?
— С каким другим мальчиком?
— Ну, которого уже хотели выбрать, а вместо него забрали вашего друга.
Эдем задумался.
— Другой мальчик дождался своего чуда, — неуверенно ответил он.
Орест снова принялся перебирать струны.
— А я бы не обижался, если бы Инара стала мамой другому — так было бы лучше всем. Ну или усыновила бы меня и Кистлявого, то есть Костю — так у нее хоть кто-нибудь остался бы, — сказал Орест и объяснил Эдему, который ничего не понимал: — У меня болезнь Митча. Слышали, может, о таком. Вот теперь даже не могут на день рождения с Инарой отпустить. Боятся, что впаду в кому, а потом начнутся вопросы, почему отпустили больного ребенка.