По обеим сторонам дороги строители вырыли большие канавы, в которых собралась вода. Вот в такой канаве и резвился огромный слон. Когда он увидел нашу машину, то было направился нам навстречу, но мы дали газ и промчались мимо. А слон остался доволен, что обратил врага в бегство.

…Сегодня этого слона здесь нет, но обильные следы помета говорят о том, что ночью эту дорогу пересекало несколько сот слонов. И действительно, проезжая со скоростью девяносто километров в час по этим залесенным местам, мы замечали то тут, то там у самой дороги какое-нибудь из этих толстокожих. Пешком мне бы не хотелось здесь проходить. Но этого тут никто и не делает — места эти безлюдны.

Сотни, тысячи топи, этих красновато-коричневых с ярко-желтыми ногами антилоп ростом с корову, пасутся на равнине между новой дорогой и озером Эдуард. Но у нас нет времени для съемок — нам надо пораньше добраться до конголезской границы.

Шлагбаум с британским флагом перегораживает дорогу как раз при въезде на мост. Нас вежливо приветствует высоченный африканец в военном мундире. В новом модернизированном здании таможни прохладно. Британские таможенники — индийцы. О том, что творится там, напротив, они не могут рассказать больше того, что нам уже поведали мистер Триммер и полицейский. За последние дни ни один европеец не переезжал через границу; туда еще ходят лишь цистерны с бензином, разумеется с водителями-африканцами.

Интересно, что говорят об этом конголезские таможенники там, за шлагбаумом, на той стороне моста? Но дело в том, что индийцы говорят только по-английски, а конголезские таможенники — только по-французски, следовательно, они не могут понять друг друга и поэтому не общаются между собой.

Я решил рискнуть переехать хотя бы через мост — все равно заправляться нам придется на той стороне, в Конго: на этой стороне нет бензоколонки. Мы решили выгрузить все, без чего можно обойтись, и оставить в угандийской таможне. С собой мы взяли лишь кино- и фотопринадлежности и все необходимое для спанья.

Там, напротив, на высоком белом столбе развевается синий флаг Конго с большой золотой звездой посередине и шестью маленькими сбоку. Этот флаг не нов — он развевается над Конго уже с 1885 года, с тех пор, когда на конференции в Берлине под председательством Бисмарка Конго было признано великими державами «независимым, самостоятельным» государством с бельгийским монархом Леопольдом II во главе. Лишь в 1908 году бельгийский парламент официально объявил это частное владение своего короля колонией. Но и тогда флаг с золотыми звездами на синем фоне продолжал красоваться рядом с бельгийским флагом.

Я получаю огромное удовольствие от того, что могу с конголезскими таможенниками снова говорить по-французски. Это напоминает мне о моих первых поездках в Западную Африку, когда мы с Михаэлем обычно попадали во французские или бельгийские колонии.

У меня в паспорте есть виза для въезда в Республику Конго. С тех пор как бельгийцы перестали иметь к этому какое-либо отношение, делами Конго в Бонне занимается тунисское посольство, и должен сказать, что никогда мне не удавалось так быстро оформить визу, как в этот раз. Но конголезские таможенники не придали никакого значения этой визе. Они предложили нам заполнить анкеты и тут же на месте выдали нам права на въезд. Они оказались приветливыми и вежливыми людьми. Постепенно мне удалось завоевать их расположение. После этого я попросил их сказать мне абсолютно честно, поехали бы они туда, если бы были белыми и европейцами. Некоторое время африканец задумчиво меня разглядывает, потом говорит: «Да. Сегодня и, по всей вероятности, завтра никакой опасности не предвидится». Но ехать мне следует только до такого-то места и только в этом направлении, а не в том. Президент Мирухо теперь не в Букаву, а в Стэнливиле, в качестве гостя или пленного — этого здесь, на границе, еще никто не знает. Ведь граница так далеко от ближайшего населенного пункта.

Пока Алан заправляет машину, я пью охлажденную льдом кока-колу в уединенном маленьком кафе, расположенном неподалеку от здания таможни. Его владелец, местный житель, тоже считает, что мы можем спокойно ехать в Киву-парк. Но он советует не задерживаться в местечке Ручуру, а также и в других населенных пунктах за ним, через которые нам предстоит проезжать, а прямо безостановочно следовать в Парк. Мы с Аланом держим военный совет. Нам надо принять общее решение, чтобы потом не было взаимных упреков, если мы очутимся в какой-нибудь местной тюрьме.

Если не считать правостороннего движения, то дорога в общем ничем не отличается от прежней. Но теперь вокруг одни лишь лица африканцев. Молодой человек в форме, по-видимому солдат, машет нам, и мы берем его с собой. В другом месте два весьма элегантно одетых африканца вылезают из новенького «опеля» «Олимпия» и удивленно провожают нас глазами.

По тому, что я все время обращаюсь к Алану по-французски, замечаю, что нервничаю. Наш пассажир рассказывает, что несколько дней тому назад здесь проезжали солдаты из Стэнливиля.

В то время как Катанга — богатейшая индустриальная провинция Конго, в Киву процветает сельское хозяйство. Катанга и Киву — это жемчужины Конго. Пока что в Киву все было спокойно. Но никто не знает, что будет потом, какая-то тревожная тишина царит над горами и долинами.

Спидометр показывает все время пятьдесят — шестьдесят миль; это значит, что Алан ведет машину со скоростью восемьдесят — девяносто километров в час.

Дорога, соединяющая Стэнливиль, расположенный на реке Конго, с современным крупным городом Букаву на озере Киву и ведущая дальше в Катангу, проходит сначала через конголезский девственный лес Итури, где обитают окапи. Я слышал, что станция по отлову окапи брошена. Ее руководитель, мой друг африканец де Медина, с восемью последними окапи перебрался в Стэнливиль.