В Киву-парке семь горячих источников. Называются они Майя-Мото, что означает «горячая вода». Некоторые из них находятся почти возле самого шоссе. Вода в источниках так горяча, что в ней можно даже варить яйца. Доктор Верхарен находил птиц, ящериц и мышей, погибших в этой горячей воде. В то время как человек выдерживает температуру не более пятидесяти градусов, слоны, как он это неоднократно наблюдал, спокойно проходили по воде, нагретой до температуры шестьдесят градусов.

Верхарен любит Киву-парк. Расположенные в нем горы Рувензори, или, как их называли прежде, «Лунные горы», — это единственное место в Африке, где можно изучать все растительные поясы, начиная от границы вечных снегов до тропических лесов, в совершенно ненарушенном состоянии.

Хотя на Килиманджаро, в Танганьике, тоже есть вершины, покрытые вечными снегами, но там на склонах раскинулись фермы и плантации и дикая природа, естественно, уже нарушена. Зато там в озере Магена, на высоте двух тысяч метров над уровнем моря, где температура ночью опускается до минус пять градусов, живут бегемоты; к таким низким температурам привыкли там и кафрские буйволы.

Бельгийский ученый обнаружил, что многие дикие животные умирают, отравляясь ядовитыми газами, которые скапливаются в низинах. Ночью, когда нет ветра, слои газа становятся наиболее плотными и опасными. Речь идет об углекислом газе сорокапроцентной концентрации. Животные погибают не только от кислородного голодания, но и от настоящего отравления. Еще задолго до наступления смерти они становятся как бы парализованными. Птицы и летучие мыши иногда, словно пораженные молнией, камнем падают с неба прямо на землю. В одном только месте Верхарен нашел сразу двадцать пять мертвых слонов без малейших следов ранений. Может быть, в этом и есть объяснение упорно повторяемой сказки о кладбищах слонов? Верхарен обследовал эти газовые долины с рудничной лампой, которая при заражении воздуха ядовитым газом моментально гаснет. Он нашел целые стаи мертвых павианов, массу различных антилоп и обезьян, пресмыкающихся, бегемотов, львов, буйволов и кистеухих свиней. Привлеченные трупами, гиены и грифы тоже погибали, отравившись ядовитыми газами.

Это настоящие мертвые города, где высятся груды трупов и костей.

Хотя Парк Альберта новыми африканскими властями переименован в Киву-парк, но памятник королю Альберту пока по-прежнему стоит целый и невредимый возле главной парковой дороги. Приветливые служащие Парка приготовили нам ночлег в домике номер один, самом красивом и удобном. Но стоит он возле самой дороги, по которой должны приехать солдаты, и единственная дверь его открывается прямо на эту улицу. Доктор Верхарен предусмотрительно поселился в самом крайнем домике, вдали от дороги. Когда здесь в прошлый раз появились солдаты, он в темноте незаметно скрылся в лесу. Но наши хозяева все так заботливо для нас приготовили, что у меня как-то язык не поворачивался просить о перемене места.

Однако мне, прямо скажу, не по себе. Алан рядом со мной спит как сурок, юный и беззаботный. Через четырнадцать дней он собирается жениться.

Я никак не могу уснуть. Внезапно до моего слуха доносится откуда-то с гор что-то похожее на шум мотора. Что это — грузовик? Или только ветер под крышей? Или какое-нибудь животное в африканской ночи? Спустя некоторое время я снова слышу этот звук. Он все явственнее приближается. Наконец действительно подъезжают два грузовика. Яркие фары на мгновение освещают окно. Я осторожно выглядываю из-за занавески. Из кузова выскакивают двадцать — тридцать африканцев. Не солдаты ли это? Как они вообще должны выглядеть, эти солдаты? Но нет, они выгружают ящики с пивом. Спустя некоторое время все опять затихает.

Затем повторяется та же история. Я лежу не смыкая глаз и прислушиваюсь. Свои ботинки и брюки я положил рядом с собой. Удастся ли мне выскочить в боковое окно? Когда опять подъезжает грузовик, я бужу Алана. Но это снова лишь работники Парка, возвратившиеся из какого-то дальнего рейса.

И так всю ночь. Я не могу понять, почему машины все переваливают и переваливают через горы. Обычно в Африке после захода солнца наступает тишина и спокойствие.

Ранним утром, в четыре часа, проезжает последняя машина. Она задерживается лишь на минуту и едет дальше, по направлению к Ручуру. Наконец забрезжил бледный рассвет, и через полчаса показалось солнце. Всю эту долгую ночь я не спал ни минуты и чувствовал себя, признаться, как в мышеловке.

Когда светит солнце, весь мир начинает казаться более приветливым. После завтрака мы снова едем по равнине Рвинди.

Вокруг озера Эдуард обитает самое большое число бегемотов в Африке. Считают, что их здесь от тридцати трех до тридцати пяти тысяч, причем больше половины из них живет в Киву-парке. В нем обитает также около восьми тысяч слонов, двадцати четырех тысяч кафрских буйволов, двух тысяч топи и свыше десяти тысяч газелей Томсона. Животные чувствуют себя здесь спокойно, как тридцать лет тому назад; они и не подозревают, что уже завтра война может принести им смерть.

Вокруг двух мертвых бегемотов, лежащих у берега реки, собралось несколько дюжин коршунов; рядом, в двадцати метрах от них, в воде уютно расположилось целое семейство бегемотов. Над водой возвышаются лишь их спины и головы.

Мы приближаемся к стаду кафрских буйволов, и оно тотчас приходит в движение. Я привожу в боевую готовность аппарат с телеобъективом, потому что знаю, что, пройдя метров пятьдесят, они остановятся, обернутся и будут нас разглядывать. Когда оседает облако пыли, я нажимаю спуск… Несколько секунд спустя они уже снова бредут дальше.

Из кустов внезапно выскакивают три огромных лесных кабана. Мне впервые приходится видеть их в естественных условиях. Я не ожидал, что их можно встретить на таком довольно открытом месте. К счастью, фотоаппарат мой наготове, и я успеваю сделать три снимка этих животных.

Хотя во Франкфуртском зоопарке нам и удалось несколько лет тому назад побить своеобразный «рекорд» по длительности содержания лесных кабанов в неволе, все же мы так и не решили, как этого достичь наилучшим образом. Этих черных великанов английский капитан Майнерцхаген обнаружил в Африке всего несколько десятков лет тому назад.