– Алекс, – она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, – где мой багаж?

Он остановился и через несколько секунд обернулся к ней. Когда он заговорил, голос его был шелковым.

– Где он, как ты думаешь, Уитни?

– Я… я бы хотела, чтобы он оказался в моей прежней комнате.

– Мне даже в голову не пришло поставить его где-то еще.

Сердце ее замерло.

– А где твой? Он рассмеялся.

– Да, вот существенный вопрос, не так ли?

– Где он? – требовательно повторила она.

Он молча смотрел на нее. Странное чувство охватило Уитни. «Тревога? – не поняла она. – Или гнев? Или… или что-то еще?..»

– Я занял комнаты твоего отца.

Меньше всего она ожидала такого ответа. Алекс – в этих темных комнатах, заставленных мрачной дубовой адебелью, которая была привезена на острова в трюме торгового корабля из Новой Англии в восемнадцатом веке?

Это невозможно представить.

– Нет, – сказала она медленно, – это… это…

– Абсурдно? Невероятно? Немыслимо? – Губы его сжались. – Я уверен, что именно так ты и думаешь. Но ведь я тут – новый хозяин. И советую тебе не забывать об этом.

Ее била дрожь. Это было слишком! Дом Тернеров, владения Тернеров, да и Тернеры сами попали в его железные тиски.

Как она могла вообразить, что любит его?

Алекс насмешливо ей улыбнулся.

– И не говори мне, что у тебя нет слов, дорогая. Это было бы слишком хорошо.

Она заморгала, прогоняя набежавшие слезы.

– Ты ошибаешься, – прошептала она. – Ты никогда не станешь тут хозяином, как бы ни старался.

– Я понимаю, что в этой маленькой речи есть некий скрытый смысл. Но боюсь, мне просто не интересно доискиваться до него.

– Мой отец был абсолютно прав. – Голос Уитни задрожал. – Ты совершенно не изменился.

– А вот тут ты ошибаешься. – Улыбка его исчезла, на ее месте появилось холодное презрение. – А это значит, ты теряешь свое преимущество.

Она с вызовом подняла подбородок.

– Я никогда…

– Девять лет назад, – прервал он тихо, – я шел к твоей постели как по горячим углям. Теперь единственный способ тебе попасть в мою – это умолять, чтобы я тебя туда позвал.

От гнева, быстрого и яростного, она потеряла всякую осторожность. Уитни тряхнула головой.

– Скорее ад покроется льдом, чем я…

Слова застряли у нее в горле, когда он направился к ней. Она попятилась, испугавшись того, что неожиданно увидела в его лице, но наткнулась спиной на стену. Алекс оперся руками по обе стороны ее тела, и она оказалась в ловушке.

– Ты так и не научилась, да? А я ведь повторял тебе, чтобы ты не давала поспешных обещаний, которые не можешь выполнить.

– Верно, – сказала она. Ее сердце отчаянно билось, но она заставила себя смотреть прямо ему в лицо. – Хочешь доказать, что сильнее меня?

Щека его задергалась.

– А это и не надо доказывать. – Он слегка подвинулся, прижав ее к стене своим телом. – Вот тебе доказательство, – сказал он, касаясь ртом ее губ.

Она ничего не ощутила. Осознав это, она сразу почувствовала облегчение.

Наконец-то она свободна от него!

Когда он отодвинулся, она обдала его ледяным взглядом.

– Ты закончил?

Это было ошибкой. Она поняла это по тому, как помрачнело его лицо.

– Не нужно, – взмолилась она, но было слишком поздно. Его руки уже обнимали ее, все сильнее и сильнее прижимая к себе.

– Нет, – прорычал он. – Я не закончил. Да и ты тоже.

Рука его запуталась в ее волосах, он отклонил ее голову и накрыл ее губы своим ртом.

– Прекрати, – потребовала она. – Алекс… Позднее она утешала себя тем, что его поцелуй лишил ее способности защищаться. Она готовилась к его гневу, к демонстрации силы – была готова даже к насилию. Чего она не ожидала – это медленного сладкого прикосновения его губ, ласковой игры его языка, мягких движений его тела, прикасающегося к ней.

– Поцелуй меня, – прошептал он, отрываясь от ее губ. – Ты же тоже этого хочешь.

Нет, она не хотела. Она…

Его рука скользнула к ее груди. Она почувствовала, как под его ладонью набухли соски, почувствовала, как кости будто начали таять.

– Я так и не смог забыть твой вкус, – сказал он, – вкус твоих губ, шеи, мягкость плоти вот тут…

О Господи! Как она могла предаваться таким чувствам в его объятиях? Она ненавидела его, ненавидела все, что было ему дорого, но, казалось, ее ненависть совсем не была связана с тем, что она чувствует, когда он прикасается к ней.