– Мы работаем с высоколегированной сталью, которая подвергается огромному давлению, – сказал он. – Пока мы зависим от электродов из Западной Германии. Но, понимаешь, уже проводят испытания, и наша бригада экспериментирует с этими первыми электродами из ГДР.

– Вот это да, – отозвался Курт, и мастер увидел, что на его лице отразилась заинтересованность, и потому добавил:

– Можешь подсчитать, сколько ГДР на этом сэкономит, если испытания пройдут успешно.

– Получите большую премию? – сказал Курт, смеясь и потирая большой и указательный пальцы.

– Сколько-то получим. Но дело не в этом, – холодно сказал Хаманн и отвернулся.

Курт ухмыльнулся за его спиной и подумал: «Посмотрите, Наполеон идеалист, и эта роль ему даже подходит. Но дело не в этом… Пусть рассказывает это партийному секретарю, но не мне. Как будто он тоже не заботился о том, чтобы заработать как можно больше денег, получить премии и купить машину».

Глядя на широкую спину мастера, он с чувством ненависти подумал: «Как мне противны эти чертовы лицемерные идеалисты! Если работа – цель жизни, что это за жизнь тогда…»

Затем в комнату вошел инженер-сварщик Августин, худой мужчина в твидовом костюме, с беретом на седых волосах. Он сказал, что у него есть машина и он поедет в Котбус за электродами, но он все еще не может найти водителя.

– Я могу вас отвезти, – тут же предложил Курт.

– Права есть?

– Давно. Я хорошо вожу на сильной машине, в среднем езжу до ста десяти, вы ничем не рискуете, – быстро сказал Курт.

– Молодец, – сказал Хаманн. – С меня пирожное. Так что вперед.

Августин задержался около Рехи и сказал:

– Я все время смотрю на вас. Вы напоминаете мне мою первую любовь. Темные волосы, глаза…

– Что за лирика, товарищ Августин, – сказал Хаманн. – Почему же ты на ней не женился?

– Она не хотела. Я был беден. Учиться пошел только после сорок пятого… После я встретил ее лишь однажды. У нее трое детей. – Он смущенно улыбнулся. – Но ладно, это старая история… – Он кивнул Рехе и вместе с Куртом вышел из комнаты.

Позже все трое узнали, что этот человек был одним из самых квалифицированных инженеров-сварщиков комбината и что он работал над изобретением, которого с нетерпением ждали и за рубежом.

Теперь Реха и Николаус стояли в нескольких шагах друг от друга с отсутствующими выражениями лиц. По какой-то причине Реха почувствовала обиду, когда сияющий Курт прошел мимо («Нашел первоклассную работу»), она уже скучала по нему, ей всегда нужен был человек, на которого можно было опереться. В течение четырех лет таким человеком была Бетси и иногда правильный молодой Крамер, а со вчерашнего вечера – Курт. Случайность, полминуты колебания, хлопнувшая дверь, и больше ничего. Реха вышла бы на лестницу и с другим, она бы убежала вместе с медлительным, доверчивым Николаусом от тоски по дому и от мрачной комнаты.

Но теперь, по ее мнению, было уже слишком поздно, и она почувствовала что-то вроде угрызений совести – как будто она обманула Николауса или сыграла с ним злую шутку.

Она почувствовала облегчение, когда Хаманн позвал их обоих к себе.

– Я не буду произносить торжественные слова, – сказал он. – Задачи нашего комбината вы знаете, пусть даже и по школьным учебникам. Мы строим крупнейший в мире завод по переработке бурого угля. – Его голос все же звучал торжественно. – И однажды вы будете гордиться тем, что внесли свой вклад в это дело. Здесь мы творим историю, хотя сами и забываем об этом. – Он перевел взгляд с одного на другого. – Только здесь вы наконец сдадите настоящий экзамен на аттестат зрелости.

Они кивнули, восприняв его задумчивый и добрый взгляд в качестве предупреждения и поощрения одновременно, и в этот момент они увидели уже не просто толстого, крепкого мужчину в поношенной синей рубашке. Он предстал перед ними частичкой действующей здесь силы.

– Мы будем стараться, – сказал Николаус.

– Не рассиживайтесь, – в заключение добавил Хаманн, – и не крутитесь под висящими грузами. Бригада обещала не получать травмы.

Затем они спустились в подвал за формой. На лестнице Реха, которая больше не могла выносить напряженного молчания Николауса, спросила:

– Что ты делал вчера вечером?

– Так, гулял, – ответил Николаус, он не сказал, что бесцельно бродил по слабо освещенным улицам, что увидел Курта и Реху, но не решился подойти к ним. Они выходили из кафе, немного подвыпившие, как предположил Николаус.

«Они стояли на свету, – вспомнил он, – и я быстро шагнул в темную подворотню. Они смеялись. Но мне все равно», – сказал он себе, зная при этом, что он лжет себе и что ему совсем не все равно.

На складе рядами лежали резиновые сапоги и валенки; горы роб источали резкий запах дизельного масла и моющих стиральных средств. Кладовщик выдал им брюки и куртки; Реха втиснулась между высокими стеллажами и переоделась. Брюки соскальзывали с бедер, а рукава куртки доходили до кончиков пальцев. Она чувствовала себя отвратительно в этой одежде.