Николаус уже ушел. За столом сидел молодой черноволосый слесарь, он смотрел на Реху слишком уж пристальным взглядом.

– Я похожа на пугало, – пожаловалась она.

– Такая красивая девушка будет красива и в мешке из-под картошки, – сказал слесарь. Он вытащил из кармана шнурок и завязал его вокруг талии Рехи. Он позволил своей руке на мгновение задержаться на ее бедре. – Наш склад не рассчитан на такие фигуры.

– Наверху, похоже, думают, что на комбинате работают одни громилы, – добавил кладовщик.

– Кстати, о громилах, – сказал слесарь. – Я тут услышал анекдот… – И он, смакуя, стал рассказывать анекдот. Мужчины рассмеялись, Реха считала себя обязанной присоединиться к ним, но затем подумала: «Почему я должна слушать такие грязные вещи? Но если я не послушаю их, если я просто уйду сейчас, они сочтут меня манерной, и надо мной все будут смеяться».

– Приходит молодой человек к свахе, – начал слесарь, но тут кладовщик заметил красное лицо девушки и сказал: – Перестань рассказывать пошлые анекдоты! Она несовершеннолетняя.

Парень поднял брови.

– А я думал, это наша новая крановщица.

– Это студентка, – пояснил кладовщик.

Слесарь присвистнул, и голос его теперь звучал совсем не любезно.

– Вот, значит, как… Ты выше всего этого, да? Хочешь, чтобы с тобой обращались бережно, да?

Реха наконец поняла, что ей придется самой себя защищать, она постыдилась за свою трусость и с жаром сказала:

– Ты спятил! Мне не нравятся твои грязные шуточки, только и всего, и они одинаково неприятны и оскорбительны, рассказываешь ли ты их при крановщице или при мне.

– Молодец, малышка! – сказал кладовщик. – Он у нас известный бабник. – Он злорадно ухмыльнулся. – Если мастер Хаманн узнает, что ты тут болтал при его студентке, тебе мало не покажется, даже не сомневайся.

– Ох уж эта его образцовая бригада, – проворчал слесарь. – Им не следует слишком увлекаться своей моралью. – Но все же стал более сдержанным, и Реха спокойно покинула склад.

В первый день Реха работала с арматурщиками. Сквозь стекла ребристых крыш лился янтарный свет. Стальные конструкции в зале переливались бледно-зеленым и серым, узкие железные лестницы поднимались вверх, стены покрывала сложная сеть трубопроводов, и все это было окутано сотнями голосов. Цех казался Рехе бесконечным, и она завидовала мужчинам, которые с привычной уверенностью передвигались между машинами, сварочными аппаратами и ржаво-коричневыми грудами фланцев и клапанов. «Я ничего не понимаю в технике, – подумала она, – и, конечно же, я никогда не выучу, для чего все это нужно и как этим управлять, не сломав себе пальцы».

С мостика под крышей зала посыпался дождь красно-золотых искр. Реха обошла этот огненный водопад и осторожно поднялась, стараясь не наступать на клубки кабелей и проводов, полная недоверия и страха перед силами, сущность которых она никогда не понимала.

Наконец, она нашла свое рабочее место и свою светловолосую, бледную, с детскими худыми руками напарницу по имени Фридель. До сегодняшнего дня она была единственной женщиной в бригаде. На ней был черный платок, который отбрасывал тень на ее еще молодое лицо.

– Хорошо, что ты пришла, – сказала Фридель и окинула Реху любопытным взглядом. – Иногда здесь просто бездельничаешь, а сейчас такая куча работы, что я одна не справлюсь.

«Еще и куча работы, – испуганно подумала Реха. – Надеюсь, я не выставлю себя глупой…» Но в то же время она обрадовалась, что кто-то ее ждал и нуждался в ней, и Реха решила, что будет внимательной ученицей («Поднимите руку, если вы чего-то не поняли, фрейлейн Гейне!») и что лучше задать слишком много вопросов, чем слишком мало. Она сказала:

– Я никогда не работала на производстве. Мы помогали только на поле.

Ученики «замка» кое-как работали в небольшом кооперативе: жалкая попытка политехнического обучения, за которой Крамер наблюдал с недовольством, не имея возможности это изменить.

Рехе нравилась работа в конюшнях и на полях – работа, которая поэтически преображала прекрасный, нежно ухоженный пейзаж вокруг «замка»; она любила запах сена и горячий сухой воздух над июльскими полями, утро поздней осени, когда на картофельной ботве виднеется первый иней. Механизация была для нее не более чем чуждым понятием, и она с удивлением смотрела на комбайны и тракторы, чьи фары ночью освещали поля молочно-белым светом.

Но здесь был другой, более суровый ландшафт, и его небо представляло собой строгую колонну ребристых крыш. Воздух содрогался, когда кувалды ударялись о сталь, и кран с тонким, резким звуком пролетел под потолком. Реха пригнулась. Фридель засмеялась. Им приходилось кричать, чтобы услышать друг друга.

Фридель объясняла, как шлифовать клапаны, и по крайней мере в первый час Рехе показалось, что их работа не была ни сложной, ни особенно утомительной.

Правда, клапаны были очень тяжелыми, и Реха с удивлением увидела, с какой легкостью маленькая Фридель работала, с неожиданной силой сжимая клапаны тощими руками. До тех пор Реха знала только о велосипедных клапанах, и ей хотелось бы спросить, для чего нужны эти огромные железные детали, но она боялась поставить себя в глупое положение. «Со временем разберусь», – решила она.