Маруся до крови прикусила губу.

Владимир успокаивающе и сочувственно погладил ее по руке:

— Я знаю, все знаю. И понимаю тебя. А спросить хотел не об этом. Вернее, попросить…

Вольский замолчал, словно подыскивая нужные слова.

— Очень часто тот, кто выполняет казнь над мучителями народа, потом гибнет на эшафоте. И гибнет с радостью, потому что, идя на акт, не скрывает ни своего имени, ни сущности поступка. Это понятие и оправданно: пусть негодяи знают, за что расплачиваются. Такая гибель едва ли не больше служит нашему делу, чем сам акт возмездия. Но, Маруся…

Он остановился. Маруся выжидательно смотрела на него.

— Маруся, если дойдет до этого… Я хочу, чтобы ты пообещала мне, что постараешься остаться в живых.

Повисло напряженное молчание. Такой просьбы она явно не ожидала — просто об этом не думала — и теперь не знала, как быть. А он ждал.

Собравшись с духом, она вздохнула и тихо, но твердо сказала:

— Извини, Володя. Но такого обещания я дать не могу. Ты же сам понимаешь…

Опять молчание.

— Понимаю.

Он взял Марусю под руку и повел дальше. Марусе казалось, что сердце у нее в груди бьется так гулко, что его слышит вся улица. Почему он об этом заговорил именно сейчас?

Они и так шли небыстро, а когда до Марусиного дома осталось всего ничего, Вольский совсем замедлил шаг. И Маруся тоже едва переставляла ноги, с ужасом думая: вот сейчас они подойдут к двери, настанет неизбежная минута расставания, и неизвестно, как все сложится завтра и потом…

Внезапно Владимир остановился и как-то сердито проговорил:

— Нет, это невозможно!

Маруся вопросительно вскинула на него глаза. Он наклонился, его лицо оказалось совсем близко:

— Я знаю, что не имею права говорить то, что сейчас собираюсь тебе сказать. Но теперь, когда мне завтра выступать на сходке, а ты в любой момент можешь быть призвана исполнить приговор над Луженовским… Я женатый человек, старше тебя на Бог знает сколько лет…

— Всего-навсего на семь, — улыбнулась Маруся, — не так уж и много.

Разговор принял неожиданный для нее оборот, но в глубине души она давно ждала и хотела этого.

— Все равно. Я женат… Но ты ведь знаешь, это только формально. Валентина давно от меня ушла, и… — Владимир словно споткнулся.

— Не надо об этом, — тихо сказала Маруся, — не вспоминай, если тебе так больно.

Никогда прежде Владимир не упоминал о своей жене, эта тема для них была запретной. Да Марусе никогда и не хотелось не то что о ней говорить, даже вспоминать о ее существовании.

— Нет, — Вольский говорил с каким-то страстным напряжением. — Нет. Было больно когда-то, казалось, все на свете бы отдал, чтобы она вернулась. А сейчас я не хочу, чтобы она возвращалась. Сейчас я понял то, что Валентина чувствовала едва ли не с самого начала — наш брак был ошибкой. И я ей не подхожу, и не такая женщина нужна мне.

Тут Владимир на секунду замолчал, словно собираясь с духом.

— Мне нужна такая, как ты.

У Маруси перехватило дыхание. Она молчала, растерянная и смятенно-счастливая, ожидая следующих слов и боясь поверить услышанному.

— Я не говорю — сейчас. Я понимаю, тебе трудно вот так ответить. Но если ты не против… Если ты меня хоть немного любишь… Пусть не сейчас, но скажи, что ты согласна стать моей невестой потом, когда я стану свободным. Скажи, и я обещаю, что незамедлительно начну дело о разводе.

Маруся коротко вздохнула, хотела что-то сказать — и не смогла, только смотрела в его взволнованное лицо сияющими глазами. А он ждал, и, чем дольше длилось молчание, тем тревожнее становился взгляд.

— Маруся — нет? — спросил он упавшим голосом.

— Нет, — решительно и звонко сказала она. — Нет.

Вольский отстранился. Он вдруг весь как-то осунулся и постарел. Но Маруся притянула его к себе за рукав и выдохнула:

— Нет — потому что я не хочу ждать так долго.

Ждать, пока ты разведешься. Я люблю тебя, Володя.

Она увидела, как засияли в ответ его глаза, и торопливо продолжила:

— Ведь люди называют женихом и невестой тех, кто хочет пожениться. Я очень хочу быть твоей женой, но сейчас нельзя. А стать твоей невестой не потом когда-нибудь, а прямо сейчас — этого-то нам никто не запретит. Раз нельзя женой, я хочу быть твоей невестой.

— Маруся… Это правда, Маруся?

Вместо ответа она приподнялась на цыпочки и порывисто прижалась губами к его щеке. Потом отстранилась и отступила к двери:

— Правда.

— Маруся!

Владимир сделал движение, словно хотел обнять ее, но удержался, лишь бережно взял обеими руками ее маленькую нежную ладошку.

— Марусенька моя…

— И что это они тут делают в столь поздний час? — послышался вдруг совсем рядом насмешливый голос. Они бы давно заметили Женю, шедшую по пустой улице к дому со стороны Большой, если бы не были так заняты друг другом.