— Арестованная, встаньте!

Маруся поднялась с жесткой койки, застеленной казенным серым одеялом.

— Отойдите к дверям!

Спиридонова сделала несколько шагов в указанном направлении. Рыжий детина остановился у нее за спиной. Надзирательница откинула одеяло, сбросила тощую подушку и принялась перетряхивать постель.

— В чем, собственно, дело? — возмущенно спросила Маруся. — По какому праву?

Надзирательница не удостоила ее даже взглядом. Вместо нее ответил часовой:

— Велено обыск у тебя произвесть. Так что стой спокойно и жди.

Судя по всему, он был страшно доволен очередным Марусиным унижением.

У Маруси все внутри похолодело, сердце словно подскочило и забилось где-то в горле. Обыск? У нее? Неужели все-таки выследили?

Покончив с постелью, надзирательница встряхнула три толстые книги, переданные Марусе из тюремной библиотеки, а потом стала внимательно осматривать нехитрую утварь заключенной. Чашку, тарелку, чайник… Вот сейчас, сейчас… Неужели все-таки? Нет, не может быть! Это слишком несправедливо! Маруся стала белой как мел. Так и есть: добралась до булки и разломила ее. Свернутые в трубочку тонкие листочки рассыпались и разлетелись по полу. Надзирательница подхватила на лету один из них:

— Это что? В карцер захотела?

Маруся молчала. У нее пропал голос.

— Это что? — грозно повторила надзирательница.

— Недозволенные записи, — услужливо подсказал рыжий. Лучше бы он этого не делал: начальственный гнев обратился на него.

— А ты куда смотрел?

— Виноват, — быстро заморгал, детина бесцветными ресницами. — Не уследил… Может быть, не в мое дежурство?

— Ладно, разберемся…

Надзирательница подобрала листы и быстро вышла из камеры. Рыжий потоптался на пороге, пригрозил арестованной кулаком и тоже вышел, зло хлопнув дверью. Лязгнула тяжелая проржавевшая щеколда.

Маруся на дрожащих ногах пересекла камеру и рухнула на развороченную постель. Лучше бы ее снова жестоко избили! Все, все кончено! А вдруг суд завтра или послезавтра? Да если даже и через неделю — все равно она не успеет восстановить записи. А если бы и успела — теперь ее речь заранее известна врагам. А говорить в суде то, что заранее известно, бессмысленно. Они уж точно успеют подготовиться и ответить.

Этот случай сказался на ее здоровье — она опять слегла. Приступы кашля, и без того частые, усилились. Началось кровохарканье. Но нет худа без добра — в связи с обострением болезни заключенной было предоставлено дополнительное свидание с родными.

На свидание к Марусе пришла сестра Женя.

На этот раз оно проходило не в камере, а в специально отведенной комнате. Жене разрешили сесть рядом с сестрой, но за руку взять не позволили. На свидании присутствовал жандарм-соглядатай.

Маруся плохо выглядела: красные пятна на щеках, под глазами — громадные темные круги. Женя покачала головой:

— Ну как ты, девочка?

— Как видишь, — Маруся слабо улыбнулась. — Это все ничего. Просто сплю плохо, да вот еще кашель… Слава Богу, недолго осталось.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь. Суд уже скоро, а после… Думаю, что приговор будет вполне определенным.

— Марусенька, ничего нельзя знать заранее.

Маруся пожала плечами:

— Не обманывай себя. В моем случае скорее всего — смерть через повешение.

— Маруся!

— Да нет, ты знаешь, я не боюсь, — в Марусиных глазах зажегся огонь. — Поверишь ли, я жду этого с нетерпением. Мне иногда даже снится, как я буду висеть.

Женя непроизвольно поежилась: при этих словах ей стало как-то жутко. Однако она быстро взяла себя в руки и попробовала возмутиться:

— Какую, однако, чушь ты несешь!

— Нет. Это не чушь. Зачем мне жить? Я свое предназначение уже выполнила. А вот если меня казнят, повесят, то по всей стране прокатится волна протеста. Смерть моя послужит славе революции.

Опять этот страшный фанатичный огонь в ее глазах! Женя покачала головой:

— Ты не права. И жизнь твоя тоже нужна революции. Еще больше нужна. Ты представляешь, сколько ты сможешь сделать, оставшись в живых?

Маруся не ответила лишь опустила голову.

— Девочка моя, — ласково сказала Женя, — тебе еще рано торопиться на тот свет. Ты еще не сделала и половины из того, что можешь сделать, поверь мне.

— Нет, — Маруся горько улыбнулась. — Я уже ничего больше не смогу. Мне просто не хватит здоровья, все оно здесь, в тюрьме осталось. Кому нужен немощный революционер? Спартанцы, кажется, добивали раненых, и правильно делали.

— Маруся! Вот это уж совершеннейшая чушь и глупость! — Подобных слов от сестры Женя просто не ожидала. Как ей только в голову могло такое прийти!