Закрываю лицо руками.

Слишком сложно для меня. Слишком больно.

Егор тем временем завершает разговор и на кухне повисает надрывная тишина, нарушаемая лишь шипением чайника на плите.

Потом раздается сиплое:

— Лен…

Медленно раздвинув пальцы, я смотрю на своего бывшего мужа.

Он растерянно ерошит волосы на затылке, и выглядит так, будто у него земля из-под ног ушла.

— Кажется, я налажал…

***

Я не могу ничего сказать. Кто налажал, зачем налажал, по чьей вине налажал. Пока все это для меня не более чем белый шум.

Я поднимаюсь из-за стола, иду к шкафу, в котором у меня стоит стратегически важный запас в виде бутылки дорогого черного рома. В душе я тот еще пират. Не хватает только треуголки, попугая на плече и подзорной трубы.

Наливаю стопку. Ром пьют из стопок? А-а-а-а, пофиг.

— Лена! — предостерегает Егор.

Я лишь предупреждающе поднимаю указательный палец, останавливая дальнейшие слова. Мне пока не до них. Опрокидываю стопку, морщусь, задержав дыхание, потом через силу выдыхаю.

— Дай сюда, — бывший муж отнимает бутылку. Зачем-то нюхает, и только после этого затыкает пробкой.

Внутри горячо и тугая пружина в груди немного ослабевает. Самую малость, но этого достаточно чтобы я смогла начать говорить:

— Рассказывай.

Малов выглядит растерянным и нервным:

— Да что рассказывать. И так понятно…наверное, — напоровшись на мой взгляд, все-таки начинает раскручивать, — Началось все, когда ты поехала в командировку. Мы с тобой поговорили, и ты пошла спать, а спустя час мне пришло сообщение с фотками, на которых ты в баре с каким-то мужиком. Я тебе звонил, ты не отвечала.

— Я спала.

— На тот момент у меня были другие сведения.

— Может, перед тем как выносить приговор, надо было лично у меня спросить?

— Я спрашивал, — тихо ответил Егор, — ты разве не помнишь?

А он ведь и правда спрашивал. Сейчас вспоминаю, как он встречал меня после той поездки. Злой, вздрюченный, с какими-то дурацкими подозрениями, а я так устала с поезда, что слушать ничего не хотела и только огрызалась, мол да-да всю ночь на члене скакала, еле ноги вместе свела. Мы тогда в первый раз серьезно поругались.

— Этот доброжелатель с неделю мне писал, присылал фотки твоего обмана.

— И ты поверил?

— А что мне было еще делать? Все выглядело очень гладко и…очень херово. Каждый раз получалось, что ты куда-то уходила, и тебе было не дозвониться, а потом приходили «вести с полей», фоторепортажи. Сама видела, — уныло кивает на свой мобильник, а потом внезапно меняет направление разговора. — С той девчонкой с кальяном ничего не было. Мы просто сидели, общались. Пьяному мне показалось, что это тот самый человек, которому можно излить душу. Ну я и изливал, с трудом соображая, что вообще делаю…

— Ты лапал кудри на ее пустой башке, а она хозяйничала у тебя под рубашкой, — сквозь зубы напомнила я.

Та картинка намертво отпечаталась у меня в памяти. Ничем не вытравишь, как ни пытайся.

— Может быть, — морщит нос, — не помню.

— Удобно. Тут не помню, там не знаю.

Градус бешенства внутри начинает подниматься. В висках токает, в груди жжет.

— С ней ничего не было, — просто произносит Егор, — Я ушел сразу после тебя.

— Так она тебя и отпустила.

— Она ничего не значила. Соответственно и удержать не могла. Я свалил сразу после твоего ухода…но ты ведь все равно не поверишь?

— Даже не подумаю верить. Еще немного и ты бы начал с той девкой лизаться прямо там, на глазах у всех. Я просто слегка сбила вам настрой, уверена вы легко его вернули после моего ухода. Тем более она так вольготно повалилась на тебя…

Меня передергивает от воспоминаний, а Малов с шумом втягивает воздух и отворачивается.

Это хорошо. Пусть отворачивается, так хотя бы не увидит, как меня колбасит, как руки ходуном ходят.

— В тот момент я был уверен, что ты пришла прямиком от своего хахаля, и что я имею полное право делать все, что захочу, — Егор звучит совсем не так, как обычно. Глухо и надломлено, — но твое появление подействовало отрезвляюще. Я понял, что не хочу так, не могу. Поэтому ушел. Полночи просидел на лавке возле дома, но так и не зашел, потому что…не смог. Под утро свалил к Антону и отсыпался у него все выходные. Вот и все. В тот день я ничего и ни с кем…

— Боже, какой благородный олень мне достался в мужья. Я тронута. Значит в тот день удержался, а потом в разнос.

— Нет.

— Неужели не было разноса? — я прикладываю руки к надрывно бьющемуся сердцу и сокрушенно качаю ему головой.

Не верю ему ни на грамм!

— Был, — Малов, не оборачиваясь ко мне, жмет плечами и не подозревает, как близок он к тому, чтобы стать жертвенной старушкой для новоявленного Раскольникова в моем лице. Топора у меня под рукой нет, но я девка бойкая, обойдусь и подручными средствами. Я сейчас так зла, что и мельницей для специй готова его отмудохать.