– Что за протектор?

– Наработки его лаборатории, – вскользь упомянул он. – Лучше скажи, ты сейчас ничего не видишь странного? Особенно у себя за спиной.

Я осмотрелся, но за спиной у меня была лишь обшарпанная от времени стена с висящим на ней информационным плакатом со схемой разборки оружия. Неришев как-то совсем недобро уставился туда. Мне вспомнилось поведение Игоря, который, сидя в машине, постоянно озирался по сторонам.

– Нет, ничего.

– А я вот вижу, – Неришев продолжал смотреть куда-то мне за спину, с выражением крайней брезгливости на лице. – Оно постоянно переливается, извиваясь. Мерзкие ножки гуляют вдоль панциря, как волна на экране осциллографа.

Я немного оторопел от столь резкой смены его настроения.

– В записке указано про нижний уровень, получается, на объекте он не один? – в как можно более успокаивающей манере поинтересовался я. Пора было перевести тему, а попутно разузнать поподробнее о месте, куда мне предстояло пробраться.

– Да, их несколько, – успокоившись, подтвердил Неришев, сместив фокус зрения обратно на меня. – С расчетом на то, что там будет храниться, пришлось попотеть. Через разломы и трещины, по которым радиоактивное облако добралось до города и погубило кучу людей, проложили туннель. Вход в него находится на дне оврага, там в склоне капонир. Он оборудован гермодверью, которую, держу пари, с 1962 и не открывали. Это первый уровень. Внутри небольшое помещение с оборудованием вроде насосов и прочего. Спуск на второй уровень расположен там же. Как раз в том месте и начинается нисходящий вниз туннель, ведущий к полости. Внутри нее контейнмент. Как он выглядит, я не знаю. Но не забывай, это в теории. Все, что за гермодверью, не посещалось с момента размещения красной ртути, поэтому обстановка может оказаться иной. Есть вообще ненулевая вероятность того, что входы заблокированы. По идее, они открываются и закрываются простым поворотом штурвального механизма, это такой вентиль посередине двери, но столько лет прошло, его могло заклинить, – он отошел к несгораемому шкафу и принес большую карту, которую разложил передо мной.

– Кроме этих вентилей, двери еще как-либо запираются? – помня о своем невезении с замками решил уточнить я.

– Нет, да и зачем? – удивленно взглянул на меня Неришев, прилаживая карту, которая никак не хотела лечь ровно и все топорщилась помятыми углами. – Их не то что открыть, к ним подойти невозможно обычному человеку. Нет там никаких замков. Гляди лучше вот сюда и запоминай, – он склонился над расправленной картой. – Мы с тобой находимся здесь, а вход вот он, – его палец уткнулся поочередно в две точки находившихся почти на противоположных концах. – Это в той же стороне, откуда я тебя забрал. Придется возвращаться обратно.

– Но, там сейчас нехорошее происходит, – напомнил я.

– Верно, поэтому предлагаю переждать здесь некоторое время, – Неришев потянулся и зевнул, принявшись складывать карту. – И надо поспать. Не знаю, как ты, а я вторые сутки на ногах.

В итоге я устроился на диване, а мой новый знакомый пошел отдыхать в соседнюю комнату, где тоже имелось место, чтобы прилечь. Уходя, он предупредил, чтобы я в одиночку особо тут не расхаживал. «Туалет, если что, в конце коридора. Аккуратнее, там беспорядок», – бросил на прощание Неришев и отправился ко сну.

Отвернувшись лицом к мягкой спинке, я накрылся куском брезента – ничего другого в качестве одеяла здесь не нашлось. Закрыл глаза и попытался заснуть, но совсем скоро понял, что мне мешают это сделать едва уловимые звуки, которые мне сегодня уже доводилось слышать. Только теперь я различал их четче. Они походили на завывание ветра из-за окна. Не совладав с любопытством, я встал и подошел вплотную к заколоченной раме: звуки стали отчетливее. И вправду, словно ветер завывал с той стороны. Но чем больше прислушивался к этому звуку, тем сильнее мне казалось, будто в этих завываниях проскальзывали чьи-то голоса. Шепот сотен людей. Они о чем-то пытались рассказать и поведать. Я довольно долго вслушивался, но так и не разобрал слов. Зато меня охватило состояние жуткой безысходности. Стараясь совладать с самим собой, я вернулся к своему ложу. С головой укрывшись брезентом, попробовал снова вспомнить встречу с Евгенией на крыше. Вне всяких сомнений, то была галлюцинация. Кильбия ведь говорил, она умерла. Мог ли он соврать? Наверное, мог.

Вместе с тем еще одна мысль не давала покоя – ко мне вернулось одно из воспоминаний прошлого, и кто знает, быть может, вскоре вернутся остальные. В то же время я не был уверен, что хотел узнать всю правду о себе. И той небольшой крупицы знаний вполне хватало видеть себя на темной стороне.

По ощущения, проспал я довольно долго, хотя разбудивший меня Неришев утверждал, что не более четырех часов. Наверное, поэтому он казался сонным, постоянно зевал, и даже сваренный непонятно где кофе, который принес с собой, не смог его достаточно взбодрить. Однако при возвращении в гараж от былой сонливости не осталось и следа. Неришев был серьезен и предельно собран.

– Сам понимаешь, я не смогу составить тебе компанию, – завел он разговор, когда сели в машину. – Все вроде бы улеглось, но и в таком случае мой максимум, это граница леса. Но не волнуйся, там проложена дорога. Во всяком случае, раньше такая имелась, и вела она прямиком к капониру. Не больше пары километров. Потеряться не получится.

– Что меня там может ждать, кроме… видений? – вспомнилось то непонятное существо на лестнице.

– Может наткнешься на сошедшего с ума зайца, – он улыбнулся, стараясь сбавить градус напряженности, и протянул мне фонарик. – Вот тебе оружие, оно умеет разгонять тьму. Но в целом там никого нет, если ты в этом плане. Тебя в основном поджидают всякие образы, которые, ты должен это постоянно помнить, всего лишь иллюзии. Физической опасности как таковой нет. Ну что, трогаемся?

Он подъехал к воротам, открыл их и, вернувшись в салон, сразу надавил на газ. С удивлением для себя я обнаружил, что улицы города были вполне себе спокойны. В самом зените висело солнце, которое безраздельно властвовало на небе. Ни единого облака не встречалось до самого горизонта. Дороги и тротуары казались по-особенному пустыми. Я не сразу догадался – так чудилось от того, что из-за положения светила объекты практически не отбрасывали тени. Время словно замерло, стерев с лица Земли всю живность.