— То есть просто ждать нам следует…

— Снова нет, ведь есть машины и попроще, те же мотоблоки. На выстроенном заводе уже их выделывают по тридцать штук в день, а каждый мотоблок… на деревню среднюю их нужен десяток чтобы и мужиков прокормить, и младенцев голодными в деревне не оставить. То есть завод сей уже тысячу деревень за год хлебом обеспечит, а если подобных заводов у нас будет десять штук… проще так считать: один мотоблок — это двадцать душ полным прокормом обеспечивается. Десять заводов — это два миллиона душ, включая младенцев, и с ними за десять лет всего всех казенных крестьян вы провиантом обеспечит досыта. А если мужиков работе с ними обучить хорошо, то уже вдвое больше народу полными рационами снабдить получится. Но и все, поскольку мотоблоки как раз лет десять проработать и смогут, а после сломаются. Но вот сколько у нас через десять лет будет тракторов…

— То есть нам нужно еще девять заводов поставить и снова ждать десять лет… во сто заводы такие встанут, я уже знаю, и хорошо если года за три на них казна денег наберет. Но выстроим, тут дело такое. А вот что с мужиками крепостными да с однодворцами…

— Государство — не дойная коровка!

— Что, извините?

— У казны всех облагодетельствовать денег нет и не будет, спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Тут вы без Николая Павловича ничего не сделаете.

— А император-то что сделать может? Он же… вот мне поручил мужиками казенными управлять.

— Вот ими и управляйте, а крепостными пусть владельцы их управляют. А для владельцев закон нужен простой: если у него младенцев помрет больше, скажем, двадцати процентов за год и детей от года до пяти больше десяти процентов, то поместье у него отбирается в казну, а сам он отправляется на казенные работы на три года. Возможны варианты: если он сам того поделает, то поместье может в казну сразу отдать, тогда его после этого на работы не сошлют…

— А что помещик сделать-то может?!

— Что? Помещик может купить акцию нового казенного завода, который будет мотоблоки выделывать, и через год такой мотоблок получить. Сейчас выделка одного мотоблока обходится рублей в сто, меньше даже… вот сколько акций он купит, столько мотоблоков и получит. Если у него полсотни душ, то пяти мотоблоков ему хватит, а тех, кто акции приобретет, за вымирание младенцев только год после поставки ему этих мотоблоков наказывать начинать.

— То есть вы думаете, что… получается, что на постройку завода нужно двадцать тысяч акций продать…

— Десять тысяч, или пятнадцать, я точно не помню. Если император подобный закон примет, что как вы думаете, на сколько заводов вы денег за первые три месяца набрать сможете?

— Ну… да. Однако, боюсь, просто помещики о смерти младенцев и детей сообщать перестанут — а тут как быть?

— Егор Францевич, у нас есть один очень нужный в таком деле товарищ, Серафимом его зовут. Или вы думаете, что попы согласятся скрывать, сколько они заупокойных читать станут? Я вот так не думаю.

— Князь, я конечно императору об этом скажу, но… Император меня когда слушает, а когда и нет. А вот если вы ему обо всем этом расскажете…

— А он сейчас где? Я что-то последнее время не слежу за тем, куда он ездит.

— В Петербурге, я ему отчет… по казенным расходам за год на той неделе обещался представить.

— Ну тогда вместе поедем. Сейчас, минуточку… Маша! Я тут на пару дней в Петербург отъехать должен, тебе что-то оттуда привезти?

Николай — после разговора со мной — указ «О недопущении смерти младенцев в деревнях» издал, правда, куда как менее жесткий, чем предлагал я. Но акции «казенных заводов по выделыванию сельскохозяйственной техники» стали продаваться как горячие пирожки, причем не только акции заводов по производству мотоблоков. На собранные деньги сразу начали строиться и три завода по выпуску конных косилок, а так же два (и уже довольно больших, а потому дорогих) заводов по производству локомобилей. Вот только теперь под словом «локомобиль» стала подразумеваться вовсе не паровая машина, а двигатель внутреннего сгорания, работающий на генераторном газе. Или вообще на «биогазе»: дрова — они далеко не везде есть, а вот навоз и дерьмо всякое везде в изобилии водится.

А под «биогаз» вообще была развернута целая промышленность, кроме газгольдеров металлических, обычно густо окрашенных битумной краской, начали изготавливаться баллоны высокого давления (относительно высокого, атмосфер на пятьдесят рассчитанных), насосы такого же «высокого давления», которые из газгольдеров «лишний» газ в баллоны перекачивали, а так же начался выпуск небольших (чаще двухкомфорочных) газовых плит.

Еще — но уже в результате совершенно частных инициатив — начался массовый выпуск плугов, борон стальных, сеялок и культиваторов, а по совсем уже «частной инициативе» — то есть лично моей — начал строиться завод по производству картофелеуборочных машин. Я такую машину на ютубе как-то видел, она простая до безобразия. Но был у нее небольшой недостаток: ее к лошади было цеплять нельзя. И к мотоблоку цеплять ее не выходило, так что для них пришлось и новый тракторный заводик организовывать. Только трактора там делались не дизели, а с бензиновыми моторами, двухцилиндровыми версиями мотора от мотоблока мощностью лошадок так в семь-восемь…

И этот завод мне строили парни из Парагвая, направленные в Россию для обучения инженерным наукам — а я их в живой работе и обучил. Точнее, дообучил — и весной сорок второго они — уже обученные и с чертежами новенького трактора (и одним рабочим «образцом новой техники») — отправились домой.

А уже в мае у России с Османской империей случился небольшой конфликт. То есть не то чтобы совсем уже небольшой, Россия просто выполнила свои обязательства по русско-османскому договору «о покровительству православному народу в Османской империи». В Болгарии произошло восстание православных против османов, Николай отправил армию православных болгар защитить от османского произвола. И не только армию, но и флот, хотя флот пришлось уже потом туда направлять, после того как османов французы поддержать решили. Флот (французский) весь потопили, а в Европе появились две новых страны: Болгария и Сербия, да и территория Российской империи приросла Молдавией, Валахией и Добруджей. И болгарским царем Николай назначил своего старшего сына, моего тезку. Австрийский император Фердинанд выступил против такого перекраивания европейских карт (и, в большей степени, смены европейских «элит»), но Николай ему очень вежливо заметил, что те, кто будет сильно выступать против, рискует остаться без Закарпатья, Галиции и Буковины. Главный австрийский русофоб (и по совместительству неизменный австрийский министр иностранных дел) Меттерних прикинул, с какой скоростью и с какими потерями русская армия очистила почти всю европейскую часть от османов — и утерся. И в Европе наступил мир…

Вот только я не ожидал, что этот мир принесет лично мне. В начале ноября Николай Павлович приехал ко мне в гости, в Подольск приехал, и первым делом поздоровавшись, задал мне простой вопрос:

— Послушай, князь Смирнов, тут такое дело… Османы сами начали христиан резать, а мы их защитили…

— Николай Павлович, я абсолютно уверен, что Дева Мария это одобряет…

— Да в этом у меня и сомнений нет, я о другом. В общем, забрали русские войска у османа Смирну твою родную, и весь пашалык Смирненский. Так вот, если ты пожелаешь в родной город вернуться… не желаешь генерал-губернатором там стать?