— Вот тут ты, граф, точно наврал: зимой на Балтике у нас ничто восточнее Ревеля безо льда не остается.

— А у меня лед судам помехой не станет.

— Потому что стальные корабли и по льду ходить смогут?

— Потому что специальный стальной корабль для любых прочих судов путь во льду расчистит. И я знаю, как корабль такой построить. Их не так и много понадобится, но все же их сначала опробовать нужно будет: одно дело просто на словах знать — и другое живьем посмотреть, как они себя поведут.

— Ты прав… хотя слова у тебя всегда верные.

— Слова по морю не пустишь, а корабль… я знаю как его выстроить, но я знал и как трактор сделать. Однако трактора ломаться перестанут хорошо если через год.

— И опять ты прав. Тебе люди на стройку в Усть-Луге потребны? Я пришлю…

— Спасибо, я вам список людей нужных тогда к Рождеству составлю. Если пришлете еще и пару батальонов саперных, то будет хорошо, а нет — постараюсь сам справиться.

— И когда тебе батальоны сии нужны будут?

— Весной, чтобы на морозе их не держать в палатках. А точнее… к Рождеству скажу.

— Ну хорошо, буду ждать твоей записки…

Когда людям интересна их работа и им никто особо не мешает, то они способны много интересного сделать. И очень полезного: например, обер-бергмейстер Васильев наладил у себя на стекольном заводе производство градусников. Спиртовых, уличных, показывающих температуру от минус тридцати и до плюс пятидесяти, и ртутных, лабораторных, с верхним пределом измерений в сто градусов. А теперь (после моей «подсказки»), налаживал производство «максимальных» медицинских градусников. Не ахти уж критическое изделие, но даже уличные градусники, продаваемые по три рубля серебром (а в валюте иностранцам — уже в районе пяти) дали его заводу ощутимую прибавку выручки. Потому что внезапно простой уличный градусник в этом зарубежье стал предметом исключительно статусным и те, кто копейки до получки не считал, раскупали их чуть ли не в драку, а по слухам у баварского короля Людвига такие градусники вообще висели за каждый окном его дворца.

Ртутные же, выпускаемые в гораздо меньших количествах (и продаваемые иностранцам уже минимум по червонцу и только за золото) стали символом того, что медик, таким градусником пользующийся — не шарлатан, а очень серьезный специалист, так что и тут копеечка поперла изрядная. И вообще никого не смущало то, что градуированы все эти «измерительные приборы» а градусах Цельсия. Причем «кверху ногами» градуированы: у товарища Цельсия вода кипела при нуле градусов, а замерзала при ста — но никого эти тонкости вообще не волновали, поскольку про градусы вообще хоть что-то слышали хорошо если один человек на тысячу. Зато теперь о них узнали сотни тысяч — и узнали, что «градусы измерять только русские умеют». Ну да, конечно, ведь ни Реомюр, ни Цельсий (я уже про Фаренгейта не говорю) понятия не имели о том, что они измерять собирались — но ведь ширнармассы и фамилий таких никогда в жизни не слышали…

С Егором Францевичем мы подробно обсудили открывшийся «новый рынок», и он — хотя все же финансовый поток особо не впечатлял, даже по сравнению с довольно скудной выручкой от продаж того же льна, лишнему источнику денежек порадовался. То есть порадовался он все же, что стекольное производство еще больше денег в казну приносить стало — потому что с пуском сразу двух новых печей по производству оконного стекла смесь песка с содой уже заметно перекрывала все затраты по выплате процентов за иностранные займы. И должна была их покрывать еще долгие годы: как (и даже где) производится такое стекло, иностранцы все еще не выяснили, а цены на этот экспортный товар были такими низкими, что зарубежным стеклоделам на исследования денег не хватало, они уже начали работать себе в убыток. И, соответственно, сокращать производство, многие зарубежные стекольные фабрики в Европе уже закрываться стали — так что для нам рынок лишь расширялся, причем так быстро, что еще три строящихся линии по его производству все равно не гарантировали его скорого насыщения.

Но вообще-то стекло (и интересные из стекла изделия) были лишь одним из примеров того, что люди сами способны придумать, как быстро и дешево изготовить что-то дорогое и это дорогое выгодно продать. Но это если технология в целом понятна, а придумывать нужно лишь не самые простые способы производства. А вот если способы производства чего-либо неочевидны…

Откровенно говоря, я даже представить себе не могу, каким образом наши предки додумались до некоторых вещей. Ведь мало кому в голову может придти исключительно простая технология: обработать масло щелочью, затем — разбавленной серной кислотой. После этого — и после тщательной промывки полученной смеси водой — ее заливают уже олеумом, снова промывают, а затем перемешивают с водой уже аммиачной. Процессы все просты и даже примитивны, но вот как все это придумать? А ведь кто-то когда-то придумал…

Я про такой техпроцесс от матери услышал, и услышал мелкие ограничения его применимости: масло для него нужно брать сугубо сланцевое, причем не любое сланцевое, по добытое из сланцев, которые водятся в очень небольшой области Франции. Или — из сланцев, добытых под Сызранью, поскольку во всех других сланцах в мире нужных для получения товарного продукта компонентов вообще нет. Ну а раз под Сызранью сланец уже копать и перерабатывать «на керосин» начали, что глупо было бы не воспользоваться возможностью. Ну я и воспользовался — и изготовил ихтиол. А из него — ихтиоловую мазь.

С ней тоже было непросто: хотя в этом году из Баку привезли уже больше десяти тысяч пудов нефти, в основном ее привезли уже в виде дистиллята и парафина с маслами там получилось наковырять очень мало. Но получилось (причем не у меня получилось, а у химиков из Казанского университета), так что ведро вазелина у меня уже было. Конечно ведра на всю страну тоже маловато будет, к тому же я затеял производство и салицилово-цинковой мази, а для нее тоже вазелин нужен — но я решил, что моя задача — это «показать нынешним врачам полезный продукт», а заниматься его производством… вот пусть врачи и стараются. В основном, конечно, военные врачи…