Шрифт:
– Используй регенерацию, – приказала Хэлла.
Тело Рие тут же зашипело, а он задышал прерывисто и быстро. Должно быть, неприятно, когда ожоги залечиваются с тем же жжением… Дерек знал, как доставить больше боли…
– Glacies [52] , – шепнула Хэлла, делая пасс над заживающей раной у уха. – Glacies, – повторила она на другой. Легкий холодок, чтобы облегчить боль. Зачем? Она и сама не знала. Просто ее ничуть не радовали чужие мучения.
Хэлла поднялась, следя, как быстро заживают раны на Рие. Она не знала его код, но была уверена, что регенерация у него не меньше семерки. Когда Рие снова стал похож на здорового человека, правда, с неудачной стрижкой (очевидно, волосы не регенерировали), Хэлла предложила ему сесть.
52
Glacies (лат.) – лед.
Рие подчинился. Именно что подчинился. Он не был похож на человека, скорее на послушную куклу. В отличие от Теодора он больше не пользовался регенерацией и не пытался избавиться от философского камня.
– Ты знаешь, где дети?
Рие молчал. Он смотрел куда-то сквозь Хэллу и не моргал. Выражение лица его не изменялось с тех пор, как она вошла. Оно было пустым. Мертвым. Просто кукла… Может, этим он так разозлил Дерека? Тем, что игнорировал его.
– Ладно, тогда по-другому. Дай мне руки, – Хэлла положила свои ладонями вверх. Рие не сопротивлялся и не спорил, он положил свои ладони на ее. – А теперь посмотри мне в глаза.
Светлые, прозрачные, как льдинки, глаза посмотрели на Хэллу. В два омута, в две темные бездны. В такие моменты даже белки ее глаз становились непроглядно черными. Так было проще погрузить человека в иллюзию, проще было раскрыть его сознание…
Хэлла практически провалилась внутрь разума Рие. Она ожидала встретить барьер, ожидала, что придется потратить приличную часть Ресурса просто на то, чтобы увидеть хотя бы отголоски, но вместо этого была пустота… Хэлла будто угодила в собственную ловушку и теперь падала в кроличью нору, не имевшую дна.
Хэлла постаралась сосредоточиться на реальности, на своем теле, на дыхании, на руках. Она сжала запястья Рие, ощущая пальцами его неровный пульс. Падение замедлилось, Хэлла застыла на грани между чужим сознанием и реальностью.
Ей нужно было нащупать что-то определенное. Ей нужно было найти детей, которых украли, чтобы передать информацию.
– Где дети? – Хэлла спросила это вслух, но шепот раздваивался и эхом отдавал внутри разума Рие.
Дети. Украденные дети.
Хэлла услышала гомон голосов, они говорили что-то, шелестели, словно опавшие листья. Их было много, они давили и тянули ее еще глубже, тянули в никуда.
Тьма.
Раздается грохот металлической двери. Хэлла вздрагивает и оглядывается, ожидая увидеть ту самую дверь подвалов Баррет манора, в которую, вероятно, снова стучал Дерек. Однако вместо этого она видит стену и понимает, что вовсе не сидит, а стоит.
Хэлла в воспоминаниях Рие. В тех, что должны дать ответ. Все здесь отличается от реальности, ощущается совсем иначе…
Смутные, немного смазанные очертания серого коридора и полумрака окружают со всех сторон. Впереди – череда металлических дверей с круглыми окошками, похожими на иллюминаторы в кораблях. Тишина здесь стоит такая, что Хэлла слышит биение собственного сердца. Все это было иллюзией, которую ее собственное сознание создавало, потому что привыкло к реальности, в которой Хэлла дышит и в которой у нее есть пульс.
Здесь же только образы, и попасть сюда могли лишь образы. Настоящее тело Хэллы сидело все там же, сжимая руки Рие.
Одна из металлических дверей впереди хлопает, и смутные образы двоих людей затрепетали дымкой. Ни лиц, ни деталей, только две достаточно четко видимые вещи – серый комбинезон у одного и белый халат у другого.
Хэлла спешит к ним, надеясь узнать, где оказалась, но фигуры ни о чем не говорят и растворяются в воздухе, словно мираж… В какой-то степени, пожалуй, им они и были…
В круглом окошке запертой двери можно разглядеть совсем крохотную комнату. В углу ее пристроено свернутое в рулон одеяло, а прямо на голом полу лежит мальчик. Он рвано хрипит, и грудная клетка его судорожно и быстро дергается. Худощавое вытянутое тельце, обритая голова и широко распахнутые светящиеся глаза…
Все внутри Хэллы обрывается, холодеет от страха. Ну конечно, о чем вспомнит тот, кто ребенком жил в лаборатории с другими, когда его спросят о детях? Естественно, о себе в том возрасте…
Хэлла отшатывается от двери. Нужно выбираться. Она не хочет этого видеть, она только в общих чертах представляет, что ее ждет. Когда год назад Хэлла читала статьи Рубиновой дамы о лаборатории, волосы у нее вставали дыбом. Она была в ужасе, все это было неправильно и мерзко, но еще страшнее становилось от того, что и ее семья занималась этим…