Катя просыпается в ранних сумерках, она дрожит, лицо е? покрыто холодным потом. Она поворачивает голову и видит спокойно спящее лицо Наташи на койке напротив. Лицо у Наташи округлое, ресницы длинные, рот приоткрыт для дыхания. Кате становится легче, она вытирает краем простыни пот со своего лица, скользя взглядом по свежеокрашенным стенам и покрытому светло-серыми тенями отсыревающих мест потолку. Ветер с моря вносит в окно запах водорослей и гниющих на берегу ракушек. Катя не хочет, но накрывает рот простын?й и тихо шепчет:

– Ты теперь снова будешь сниться, девочка из сада?

Когда краешки облака, лежащего на небе, становятся золотыми, Катя аккуратно прибирает постель, заправляя простынь под матрац, куски железной сетки, из которой состоит дно кровати, колют ей пальцы. Взбив подушку и уложив е? на установленное порядком место, Катя удовлетвор?нно улыбается, надо же, как она научилась хорошо прибирать постель за время пребывания в лагере, вот мама удивится. Причесавшись, Катя начинает собирать свои вещи, вынимая их из тумбочки и складывая в походный мешок. Последней оста?тся красивая рыжая раковина с розовыми внутренними стенками, которую Катя нашла на морском дне недалеко от берега и хочет подарить маме. Прежде чем засунуть раковину в мешок, Катя ещ? раз заглядывает внутрь, где таится непроницаемый мрак, и, хотя там очень мало места, вс? равно может оказаться, что кто-то ещ? жив?т в глубине раковины, слушая е? морской шум. Катя прикладывает раковину к уху и тоже слушает. Ей хочется скорее в Москву, к маме, чтобы и она быстрее смогла услышать шум свободного моря.

Автобус едет пожелтевшей от жаркого солнца крымской степью, горы медленно поворачиваются по сторонам дороги, нехотя отступая назад, солнце печ?т сквозь пот?ртые занавесочки на окнах, но пионерам весело, они играют в слова, рассказывают истории и смеются, обмениваются адресами, а водитель автобуса, длинный человек в светлой рубахе, которого Катя никогда раньше не видела, напевает трудно различимые из-за шума мотора песни, оборачивается в салон, лукаво прищурившись и подмигивая кому-нибудь, кто встретит его взгляд, а иногда, когда за его спиной раздастся взрыв смеха, тоже громко захохочет, закинув голову назад, оберн?тся, глянет весело и снова хохочет, закидывая голову, такой вес?лый человек.

И вс?-таки, когда автобус приезжает на вокзал, Катя с облегчением выходит в отбрасываемую зданием тень, уж очень жарко было в железном теле машины. У Марины есть деньги и она покупает для себя и Кати по стакану ситро. На здании вокзала висит плакат, призывающий успешно завершить пятилетку, на н?м изображены смеющиеся юноша и девушка, приложившие руки козырьком к глазам, чтобы не жмурясь смотреть на встающее прямо перед ними солнце коммунизма. И в это время, когда Катя ещ? пь?т из вспотевшего стакана, прикладывая кончик языка к щемящим от холода зубам, к девочкам подходит человек в рубашке с коротким рукавом, от которого пахнет бензином и нагретой дубл?ной кожей.

– Кто из вас Котова Катя?
– спрашивает человек, потирая ладонью загорелый затылок. Ещ? не получив ответа, он уже смотрит Кате в глаза, словно проверяет пионерок на честность. Взгляд у него светлый и спокойный, как леденящее рот ситро.

– Я, - отвечает Катя.

– Я из милиции. Ты можешь нам очень помочь, Катя. Поговорим?

– Но у меня же скоро поезд, в Москву.

– Ничего, не бойся, посадим тебя на поезд, - человек улыбается, чуть сощуривая глаза.
– Ты уж извини, срочное дело. А подружка пусть пока тебе место займ?т, потому что разговор у нас будет секретный.

Марина понимающе кивает, но вс?-таки заметно, по самой е? удаляющейся фигурке, что девочка немного обижена недоверием правительственного человека. Она уходит по солнечной пыльной улице, встречаясь с прохожими, которые закрывают е? телами, как быстрая вода закрывает полузатопленный плывущий предмет, иногда она вновь появляется в поле зрения, вс? дальше и дальше, пока не сворачивает за угол. Так Катя оста?тся одна.

Человек со спокойными глазами не торопится. Он покупает себе тоже стакан ситро и выпивает его залпом, вытирает рукой губы, вынимает из кармана штанов пачку папирос, засовывает одну из них, белую, как морская чайка, в зубы, зажигает спичку и прикуривает, внимательно и как-то немного насмешливо глядя на Катю. Она сразу вспоминает, откуда ей знаком этот взгляд - с портрета Ленина, висящего у них в школе, в красном уголке, и она проникается уважением к незнакомому человеку, научившемуся у Ленина правильно смотреть на вс? вокруг.

– Что, Катя, - говорит наконец человек.
– Разговор у нас очень серь?зный. Ни в какую Москву ты не поедешь.

Катя слушает его молча, но на глаза у не? сразу после этих слов наворачивается какая-то покорная грусть, будто она заранее предвидела свою судьбу.

– Почему?
– зада?т вместо не? вопрос человек, вынимая папиросу изо рта и спокойно выпуская дым.
– Потому что ехать тебе там уже некуда. Твоих родителей забрали в НКВД, они оказались врагами народа. Твой отец крал и портил на заводе чертежи, а мать помогала ему перечерчивать их неверно. Теперь чертежи попали к империалистам и они опередили нас в создании передового оборудования. Конечно, у твоих родителей на заводе было много сообщников. Сейчас разбираются, где надо, и всех предателей найдут и будут судить. Ты бывала у них на заводе?

– Да, - тихо говорит Катя. Она вс? ещ? не может осознать услышанное, мысли отказываются приближаться к словам чужого человека.

– Много раз?

Катя кивает. Ей вдруг хочется заплакать, она сама ещ? не знает, почему.

– Ничего подозрительного не замечала?

Катя мн?т губы, опуская глаза вниз, пытаясь остановить сл?зы.

– Ладно, мы поговорим потом, сейчас это не так важно. Я не из милиции, я тоже из НКВД. Мне поручили отвезти тебя в детский дом, где ты теперь будешь жить. А родителей своих, мой тебе совет, постарайся забыть, и как можно быстрее. Воспоминания о них будут только мешать тебе расти честной пионеркой, верной своей Родине и Коммунистической Партии. У тебя ведь есть Настоящий Отец. Знаешь, кто он?