– Не бей, хватит, не надо!
– плачущим голосом просит она за дверью.

Катя, прижавшись в коридоре вместе с Верой к стене, слышит вс?, что происходит в комнате, другие дети тоже толпятся во мраке, кто-то плачет.

– На фронте ты, дрянь, не бывала?
– оглушительно ор?т Ломов.
– Не бывала? Где твоя смелость, комсомолка? Где смелость, сука? Сука! Сука!

– Волосы отпусти!
– кричит Саша. Крик е? переходит в долгий стон и визгливое мычание резаной коровы.

– Я за вас кровь проливал, гады!
– не унимается Ломов, охрипший от своего р?ва.
– Под пулем?тным огн?м! Блядь! Под пулем?тным огн?м!

– Ну хватит, хватит!
– визжит Саша.

– Да я тебя убью, говно! Вы все, блядь, говно!

– Ногами не надо, - прерываясь от сл?з стонет Саша.
– Больно!

– За говно, за блядское говно, за пизду твою кровь проливал! Человек удавился, пизда, а ты жив?шь! Ни хрена вам не останется, ни хрена, одни жить будете, на м?ртвой земле! Будете землю обсырать!

– Ааа!
– вопит Саша.
– Волосы отпусти!

– На тебе, гадина!
– разда?тся сильный глухой удар, за ним другой.
– На тебе, свинья, на! Не обоср?шь землю, могилу Машину не обоср?шь!

Саша переста?т кричать, и глухие удары прекращаются.

– Что, - говорит Ломов в наступившей тишине.
– Задумалась наконец? Вот и думай. Камень крепче головы. Увидела камень? Я тебе показывал. Вот теперь и думай.

Из комнаты слышится тихая возня, а потом начинается редкий чавкающий звук, слышный даже в коридоре, и многие мальчишки и девчонки в коридоре понимают, что товарищ Ломов делает с Сашей, положив е? животом на кровать, прямо на ноги м?ртвого старика, товарищ Ломов сипит, рявкает и иногда хрипло ругается коротким матом, а Саша молчит, скоро становятся слышны удары о кровать, визгливый скрип пружин, а потом прекращается и это. Дверь тихо приоткрывается и Ломов хрипло говорит расползающимся в сумрак детям:

– Немедленно всем спать, теперь наступила ночь.

Небо пасмурно, временами несколько смеркается и ид?т мелкий дождь, еле слышно шурша по травам, переста?т снова, уходит куда-то в недра земли, но солнца вс? равно нет. Из окна пахнет мокрой травой, которая от дождевой влаги будто оживает, хотя давно засохла и мертва. Товарищ Ломов установил на территории детского дома ночь, и все лежат в кроватях, хотя при дневном свете никто не может спать. Ломов запер двери и посадил толстую Клару в подпол, а что стало с Сашей, неизвестно, она не выходит из комнаты, где Ломов е? бил.

Лежать так просто в постели среди белого дня сперва было странно, а после стало скучно, и Катя с Верой назло Ломову закуривают одну папироску на двоих, тайком передавая е? друг другу и затягиваясь под одеялами, чтобы он узнал, как не удержать ему их в четыр?х стенах, хоть бы он и окна тоже запер. Но когда трава приблизилась к Катиному лицу и пош?л новый дождь, крупный, как бриллианты, она жалеет о дыме, который вдохнула, потому что страх приходит снова, и она сразу оказывается в саду, где не бывала уже давно, и вс? вокруг такое мажущееся и яркое, словно тонко вылеплено из волшебного цветного пластилина: и зел?ные глянцевые листья кустов, и чистая свежеполитая трава, и белые капли фонтанов, низвергающиеся в прозрачный воздух, и розы на ветвях, и огненные маргаритки вдоль дорожки, и молочные кувшинки на ч?рном зеркале пруда, где ряска лежит неподвижно, как невытертая пыль, и красные яблоки, мерцающие на деревьях, и мягкая ж?лтая птица иволга, молча сидящая на суку. А страшнее всего то, что Кате хочется идти по аллее, мимо пруда, к покрытой лозами лилового винограда стене, неодолимая сила влеч?т е? туда, на песке ч?ткие трапеции косого утреннего солнца, как ков?р, и босые ноги Кати совсем не оставляют на н?м следов. Она подходит к стене и сквозь крупные листья и переплетение усиков и розоватых плотных лоз видит на сером камне какие-то рисунки, будто нарисованные цветными мелками, ж?лтым, алым, голубым и т?мно-синим. Это просто линии, длинные и искривл?нные, как волосы, размет?нные ветром, но вс? же они изображают что-то, таинственное и страшное.

– Я рисовала этот всю ночь, - шепчет детский голос за спиной Кати.

Она оборачивается и встречает девочку из сада, которая, наверное, и раньше стояла в зелени кустов, но Катя е? не замечала, потому что девочка из сада одета в длинное зел?ное платье с бл?стками, совсем такое, как сверкающая каплями фонтанов листва.

– А что это?
– спрашивает Катя, потому что хочет узнать, умеет ли она сама ещ? говорить.

– Не узна?шь?
– девочка из сада выходит на песок, глядя Кате прямо в лицо. Катя никак не может понять, какого цвета у не? глаза. В каштановых волосах девочки из сада свит какой-то странный зел?ный бант.
– Это ты.

– Я?
– Кате вдруг делается так страшно, что она хочет немедленно проснуться. Лицо девочки из сада искажается гримасой боли, словно е? д?рнули за волосы.

– Перестань, - шепчет она, - ты не должна так делать. Тебе что, страшно?

– Нет, - лж?т Катя.

– Хочешь, мы сделаем так, - продолжает девочка из сада, подходя ближе, что ты никогда больше не будешь меня бояться?

– Не надо ничего делать, - просит Катя и снова пытается проснуться. Девочка из сада вскрикивает и останавливается.

– Перестань, что же ты такая тупая. Если ты сейчас уйд?шь, ты потом прид?шь снова, и так будет всегда. Разве ты не хочешь покончить с этим?

– Я хочу.

– Хорошо. Тогда закрой глаза.

– Нет.

– Просто закрой глаза. Это не будет больно.

– Нет. Не надо, - просит Катя.
– Отпусти меня отсюда.

– Ты же пойм?шь, что зря боялась. Ну пожалуйста, закрой глаза.

Катя не переста?т видеть, как девочка из сада приближается к ней. Е? зрачки не имеют цвета, вс? на свете имеет свой цвет, кроме них. Сейчас это мягкое, прохладное лицо косн?тся Катиного, от девочки из сада пахнет мокрой травой и дождевыми червями. Перестав думать, Катя закрывает глаза.