Я даже не знаю, который час, но, должно быть, уже поздно.

Я киваю, стараясь успокоиться и постепенно вернуться к своей роли. Даже если это даёт мне ценную информацию, я не могу забыть, какую маску ношу. Лира не стала бы задавать такие вопросы, особенно в присутствии других.

Поэтому я позволяю Кириану попрощаться и иду в свои покои.

Первое, что я делаю — подхожу к окну и ищу фонарики, но это крыло дома выходит на другую сторону.

Я задаюсь вопросом, пока готовлю себе ванну, которую собиралась принять до этого, сколько раз они собирались среди ночи; сколько ночей в этом месяце озарятся этими огнями в небе.

И хотя я не хочу этого, когда погружаюсь в горячую воду и закрываю глаза, снова вижу образы тех женщин, лишённых лиц и голосов, умирающих перед толпой в молчаливых муках.

Сегодня я вышла из своей роли, и это опасно, потому что я даже не знаю, куда меня это ведёт. Всю жизнь я готовилась к тому, чтобы заменить Лиру, чтобы добросовестно выполнить свою миссию. Её решения были моими, её мысли — тоже. Пространство, которое принадлежало мне самой, почти не существовало; я позаботилась о том, чтобы в последние годы перед тем, как меня выбрали, так и было.

А сегодня я нырнула в это крошечное пространство; нырнула так глубоко, что обнаружила другие границы, другие линии, проложившие неизведанные пути, землю более обширную, чем должно быть…

Я не знаю, кто сегодня встал на ноги в театре.

Я не знаю, кто сказал, что это казнь — варварство.

Я прекрасно понимаю, как Львы завоёвывают территории. Знаю, сколько людей они убили, и знаю, как они обеспечивают отсутствие магии.

Однако видеть это так было слишком.

Ошибка в расчётах. Я переоценила свою сдержанность. И этого больше не повторится.

Ночь проходит так, что я не могу заснуть больше чем на мгновения, с беспокойными кошмарами, в которых ужас смешивается с золотыми и мерцающими огнями.

До рассвета я уже на ногах.

Я закутываюсь в шёлковый халат тёмных и пурпурных оттенков, не надевая ничего более тёплого, чтобы защититься от холода, и не утруждаю себя обувью, прежде чем на цыпочках направиться к комнате Кириана, замерзая в пути, и тихо постучать в дверь.

Сначала он меня не слышит, и мне приходится повторить, с сердцем в горле, размышляя, что скажу, если сейчас откроется какая-то из дверей в коридоре или если какая-то служанка или камердинер решат подняться в этот момент.

Может быть, не нужно ничего скрывать. Возможно, все здесь уже знали о связи между Лирой и Кирианом.

Я снова стучу, и на этот раз слышу шаги за дверью.

Дверь открывается, и передо мной предстаёт заспанный Кириан, с растрёпанными волосами и полуприкрытыми глазами, брюки плохо застёгнуты на бёдрах, обнажённый торс, татуировки Севера, которые прошлой ночью обрели новый смысл.

— Пригласишь меня войти? — мурлычу я.

Он колеблется дольше, чем я могла бы предположить, и не спешит сказать «да». Я даже не допускала возможности, что он ответит «нет», и всё же, на мгновение это кажется для него вероятным.

Наконец, он отходит в сторону.

— Рано. Что тебе нужно?

Он остаётся у двери, и это странно.

Я была готова к намёкам, к непристойным предложениям или невинным провокациям, к которым он привык, но в нём есть что-то…

— Я хочу поговорить. Ты сказал, что мы могли бы сделать это сегодня.

— Ещё не рассвело, — отвечает он, не двигаясь с места.

Я решаю последовать его манере, столь раздражающей для меня, и вхожу в его покои без разрешения. Обхожу гостиную и прохожу в спальню. Задёрнутые шторы, одинокий свет на тумбочке, рубашка на комоде, смятые простыни, и его запах, пронизывающий всё вокруг, заставляют меня замереть на мгновение.

Я поворачиваюсь к нему.

— Мне уже нужны ответы.

Кириан внимательно наблюдает за мной, но в его взгляде нет того огня, что я видела раньше в похожих ситуациях. Или, может быть, я себе это накрутила?

— Спрашивай.

— Почему тебе разрешают участвовать?

— Все могут прийти посмотреть, — отвечает он. — Лес общий.

— Не капитанам, которые устраивают массовые убийства для Львов, — возражаю я, и понимаю, что была слишком резкой, когда вижу его горькую, вынужденную улыбку, которая, однако, не портит его прекрасное лицо.

— Вчера было темно. Не думаю, что кто-то меня узнал.

— Тебя узнали на рынке в столице, — настаиваю я. — И меня тоже узнали. Почему людям всё равно? Почему они не хотят убить тебя, как ведьмы из Лиобе пытались убить меня?

— Многие хотят меня убить, Лира, — отвечает он, и кажется усталым.

Он идёт к комоду и опирается на него, расставив руки по обе стороны своего тела. Я замечаю, как напрягаются его мышцы, как выделяются на спине и плечах, пребывая в напряжении.

— Ты не отвечаешь на мои вопросы.