Роберт: Ага.

Коринда: Ага.

М.: Спасибо за то, что вы сегодня сделали на этой встрече, а сейчас я поговорю с Томасом о том, что он услышал, когда был свидетелем нашему разговору.

Большую часть времени, пока я расспрашивал Джульетту, Крэйга, Роберта и Коринду, у Томаса по щекам текли слезы. Я попросил его объяснить, что эти слезы могли бы сказать нам о том, что происходило с ним, пока он слушал. Томас был настолько ошеломлён, настолько переполнен чувствами, что поначалу вообще не мог говорить. Я спросил его, стоит ли взять тайм-аут, и он кивнул. Он пошёл во двор покурить, а Джульетта и дети отправились на кухню, чтобы налить себе чаю или водички. Мы собрались снова через пятнадцать минут, Томас всё ещё находился под воздействием сильных чувств, но говорить уже мог.

Томас: Я, я был совсем не готов к этому...

М.: Вы можете немножко сказать о том, к чему именно вы не были готовы?

Томас: Ну, это вот то, каким образом и Крэйг, и Роберт, и Коринда, и Джульетта отнеслись к тому, что я сказал. Я-то, честно говоря, думал, что это так себе мероприятие, перетерпеть — и пройдёт. Честно говоря, я отчасти согласился на всё это... ради вас, Майкл. Но это что-то совсем другое, особенное получилось. Совершенно другое.

М.: А что именно в том, каким образом Крэйг, Роберт, Коринда и Джульетта откликнулись на вашу историю, превратило это «так себе мероприятие» во «что-то совсем другое»?

Томас: Да все, все. С самого начала, когда Крэйг выцепил вот это вот, что моя мама заботилась обо мне. И то, что Роберт и Коринда сказали. Коринда... она меня насквозь пробила, когда сказала, что моя мама меня любит. Вот я сейчас стараюсь не думать о том, что Коринда сказала, потому что если я начну об этом думать, я опять не смогу говорить. И что сказала Джульетта. Вот ещё то, что она сказала, что так сочувствует моей матери, что её сердце ей открывается, я, честно говоря, совершенно не понимаю, почему такое огромное воздействие это на меня оказывает, но мощно. Уф... Ну вот, опять... (Снова плачет.)

М.: Пока вы слушали, Томас, может быть, что-то вам вспомнилось? Какой-нибудь образ? Возможно, вы что-то осознали? Что-то о вашей маме, о ваших отношениях с ней, о том, что вы для неё значили?..

Томас: Да, я думаю, да. Мне с этим надо будет посидеть, подумать. Очень много мыслей одновременно налетает, и все как-то путаются. Сейчас трудно что-то одно выловить, но были какие-то вспышки посреди этого всего.

М.: Вспышки?

Томас: Ну, проблески. Лучше вот это слово. Как такие быстрые проблески, вспышки света на мою историю. Я не могу сейчас больше об этом сказать, я их сейчас не могу вернуть туда, они были.

М.: А у вас есть ощущение, почему эти пересказы — пересказы Джульетты, Роберта, Крэйга и Коринды так затронули вас? Что откликается, что отозвалось, какой струны в вашей душе они коснулись?

Томас: Ну, вот точно сейчас не могу конкретно сказать ничего, и я не знаю, правда ли то, что Джульетта и её дети сказали про мою мать. Но мне кажется, что какая-то правда всё-таки есть, просто потому, насколько это на меня повлияло. С ума сойти. У меня никогда такого переживания раньше не было. И я не преувеличиваю. Совсем не преувеличиваю.

М.: У нас сейчас время заканчивается, скажите, куда это вас привело, где вы сейчас?

Томас: В каком смысле, что вы имеете в виду?

М.: Иногда эти события подобны путешествиям, и люди попадают в какое-то пространство в своей жизни, в какое-то место которое они не могли видеть вначале. У вас есть какое-нибудь ощущение того, где вы сейчас находитесь?

Томас: А, понял. У меня какие-то части жизни в результате перевернулись вверх ногами, и это, надо сказать, настораживает, этого как-то странно, неуютно. Я точно не знаю, но мне кажется что это может быть очень важно.

На следующей встрече Джульетта и её дети снова присоединились к нам. Именно в контексте этой встречи Томас рассказал о каких-то смутных воспоминаниях о своей матери, которые до этого не были доступны его сознанию. Одно из этих воспоминаний было о том, как они шли домой из магазина... Томас предположил, что это было примерно в том же году, когда она покончила с собой. Он припомнил, что некоторое время её не было дома, и появилось смутное чувство, что, может быть, она лежала в больнице по какой-то причине. Пока они шли домой из магазина, они увидели мёртвого пса, кажется, терьера, его сбила машина. Томас припомнил, что его мама сказала что-то вроде: «Ох, дети здесь уже много плохого видели, слишком много». Она подняла мёртвую собаку, прижала её к себе, отнесла на пустырь, и они с Томасом вместе выкопали яму. Она положила терьера в эту неглубокую могилу, и они закидали её строительным мусором. Хотя Томас точно не мог припомнить её слов, он вспомнил, что мама прочитала отходную по терьеру и пожелала его духу доброго пути. И они потом снова шли по улице, и мама держала Томаса за руку. Но они не сразу пошли обратно домой. Они сели на краю канавки, мама смотрела на Томаса и плакала. Это продолжалось достаточно долго. Томас спрашивал маму снова и снова, что не гак, но она не могла ему ответить.

Это воспоминание стало основанием для беседы, направленной на восстановление участия, которая строилась на основе двух категорий расспрашивания, описанных в этой главе ранее. Прежде чем начать расспрашивать, я задал несколько общих вопросов, которые, как я надеялся, подготовят путь для начала беседы, направленной на восстановление участия.

М.: Томас, вы вспомнили, как ваша мать сказала что-то вроде «надо бы что-то сделать, дети тут уже слишком много всякого плохого видели».