Содержателем борделя был толстый финикиец с курчавой бородой. В его греческом слышался гортанный акцент. “К вашим услугам, мой господин”, - сказал он. “Выбирайте сами”. Он помахал молодым людям в главном зале. Будь это женщины, они бы пряли, чтобы заработать ему дополнительные деньги. Некоторые из них были одеты в шелковые туники, какие могли бы носить женщины (Менедем подумал, не шелк ли это Пиксодара). Другие были обнажены.

Менедем указал на юношу лет пятнадцати, у которого на лице было меньше краски, чем у большинства мальчиков. “Я думаю, он”.

“Внимаю и повинуюсь”, - сказал хозяин шлюхи с поклоном. “Садьяттес, иди с этим человеком”.

Лидиец, подумал Менедем, когда раб поднялся на ноги. “Пойдем со мной”, - сказал мальчик, звуча скорее смиренно, чем соблазнительно. Комната, в которую он привел родосца, была маленькой и мрачной, без мебели, кроме кровати, табурета с маленьким кувшином на нем и ночного горшка. Там пахло потом. Садьяттес снял через голову хитон. Он оказался немного полнее и немного волосатее, чем ожидал Менедем. Совершенство - для богов, подумал Менедем. Он подойдет. Все еще звучащим смиренно, Садьятт спросил: “Чего ты хочешь?”

“Ничего особенного - все как обычно”, - сказал Менедем.

“Хорошо”. Вместо того, чтобы сразу наклониться, раб потянулся за кувшином. “Не добавишь ли ты сначала немного оливкового масла? Так... проще”.

Менедем снял свой собственный хитон. “Ну, почему бы и нет?” он ответил. “Давай, нанеси немного на меня”. Мальчик из борделя подчинился, осторожно отодвигая крайнюю плоть, когда он поднимался. Пальцы Садьяттеса были умелыми и знающими. “Теперь повернись”, - сказал Менедем через некоторое время. Мальчик повернулся. Менедем получил удовольствие. Садьяттес не подавал никаких признаков того, что берет что-то свое, но мальчики редко это делали. Менедем похлопал его по заду, затем дал ему оболос. “Вот. Тебе не нужно говорить этому парню с модной бородой, что ты получил это ”.

“Благодарю тебя, благороднейший”. Раб положил маленькую серебряную монету в рот.

Насвистывая, Менедем покинул бордель для мальчиков, что было больше, чем мог сделать Садьяттес. Когда он вернулся в гостиницу, Соклей спросил: “Как все прошло?”

Он на мгновение задумался, затем пожал плечами. “Ничего особенного”, - сказал он. “Просто как обычно”.

“Риппапай!" - Позвал Диокл.
– Риппапай! Риппапай! Гребцы согнули спины; некоторые из них кряхтели от усилия при каждом гребке. Соклей посмотрел в сторону анатолийского материка, который медленно проползал по правому борту. Затем, намеренно, он снова посмотрел по левому борту.

Гладкий горизонт, казалось, поднимался и опускался меньше, чем гофрированный. Словно показывая, насколько он это одобряет, он сказал: “Мне не нравится Икарийское море”.

“Нет, а?” Менедем ухмыльнулся ему. “Почему я не удивлен?”

“Потому что там самая бурная вода во Внутреннем море?” Предположил Соклей. Он сглотнул и молча приказал своему желудку оставаться там, где ему и положено. На данный момент казалось, что оно готово его выслушать.

Его кузен усмехнулся. “И все это время я думал, это потому, что ты сочувствовал Икаросу, который потерпел крушение где-то здесь”.

“На самом деле, я сочувствую Икаросу”, - сказал Соклей. “Я сочувствую Дедалу, который, в конце концов, сделал крылья своему сыну, еще больше. Хотел бы я знать, что плохого в стремлении к знаниям?”

“Люди должны в первую очередь руководствоваться здравым смыслом”, - сказал Менедем.

“Неужели?” Соклей поднял бровь. “И как человек может иметь хоть какое-то представление о том, что такое здравый смысл, не обладая знаниями? Предположим, ты скажешь мне это”.

“О, нет, ты не понимаешь”. Менедем тряхнул головой. “Ты пытаешься втянуть меня в философскую дискуссию. Нет, спасибо, моя дорогая; я не хочу играть”.

“Даже когда ты это начал?” Соклей издал укоризненный кудахтающий звук. “От стыда. Ты напоминаешь мне человека, который затевает споры в тавернах, а затем убегает, прежде чем в ход пойдут кулаки ”.

“Я бы предпочел поговорить о том, куда мы вложим деньги в следующий раз”, - сказал Менедем. “К этому прилагаются деньги”.

“Так оно и есть”. Соклей указал на север. “Мы направляемся на Самос, а затем, как я думал, на Хиос. Благодаря прекрасному вину, которое они там делают...”

“На самом деле, я подумывал о том, чтобы вообще отказаться от Хиоса и отправиться прямо на Лесбос”, - сказал Менедем.

“Ты был?” Соклей разинул рот. Это прозвучало как удар грома с ясного неба. “Клянусь египетским псом, почему? Мы можем привезти Ариусиан с Хиоса в Афины и получить великолепную прибыль. В мире нет лучшего вина, чем Ариусиан”.