“Клянусь Зевсом, лучший, я не буду”, - пообещал Файний. “Это противоречило бы моему долгу проксена - и, кроме того, Онисиму следовало бы торговать уксусом, он такой кислый”.

“Ну, я тоже так думал”, - сказал Менедем. “Мы говорили о вине, и я убедилась, что мы попробовали его лесбиянку, прежде чем он послал рабыню в гавань, чтобы привести моих матросов с кувшином библийского для него на пробу. На самом деле, до этого мы выпили довольно много его вина. Он думал, что делает меня пьяной и податливой. Хотя у меня было на уме кое-что другое ”.

“Кажется, я знаю что”, - сказал Соклей. “Ты хитрый негодяй”.

“Что ж, спасибо тебе, мой дорогой”. Сияя, Менедем повернулся обратно к Файнию. “Когда раб и матросы вернулись с Библианом, мы достали амфору. Что вам нужно знать о Byblian, так это то, что у него самый замечательный букет в мире. Может быть, Ариусиан так же приятен на вкус, исходящий из кувшина, но я не могу вспомнить ни о каком другом вине, которое было бы вкуснее.” Он понюхал, улыбнулся и продолжил: “Когда Онетор понюхал его, он был так взволнован, что выглядел почти счастливым ”.

“Он, должно быть, был взволнован”, - сказал Файниас.

“О, он был, все в порядке. На самом деле, он практически задыхался, чтобы заключить сделку. А потом мы попробовали Библиан, и это не вызвало странностей, как я опасался ”.

На лице родосца проксена все еще было озадаченное выражение. Соклей объяснил: “Библиан - забавное вино. Оно гораздо приятнее для носа, чем для вкуса. Но если Онисимос заранее выпил много своей собственной лесбиянской...”

“Совершенно верно. Совершенно верно”, - вмешался Менедем. “После того, как вы выпьете несколько чаш вина, вкус у всего почти одинаков, если только это не настоящая ослиная моча. И Библиан не так плох; у него просто нет вкуса, соответствующего его букету. Поэтому, когда я пригубил и расхвалил его до небес, Онисимос не мог сказать, что я дал ему больше, чем он заслуживал ”.

“Обычно он торгует местными винами, а не такими далекими, как Библос, так что он не мог знать такого о вашем урожае”, - сказал Файниас.

“Это то, на что я надеялся, и это то, что произошло”, - радостно сказал Менедем. “Он много знает о своем собственном маленьком уголке бизнеса, и поэтому он думал, что знает все обо всем этом”.

Соклей сказал: “Когда Сократ защищался перед афинянами, это была его жалоба на ремесленников в целом”.

“Поскольку в его жюри, вероятно, было полно таких, он поступил глупо, заявив о них им в лицо”, - сказал Менедем. Прежде чем Соклей смог возразить, его двоюродный брат продолжил: “Что касается меня, то я ни в коем случае не хочу иметь дело с законом в Афинах. Я думаю, там все сложнее, чем где-либо еще в Элладе”.

“Это большой полис, намного больше даже Родоса”, - сказал Соклей. “Неудивительно, что там все сложнее”. Сказав это, он не мог вернуться и затеять ссору из’за насмешки Менедема о Сократе. Менедем ухмыльнулся ему. Он притворился, что не заметил, что только заставило Менедема усмехнуться еще шире.

Файний сказал: “Вы, люди, которые ведут дела во многих полисах, для меня чудо. Как вам удается все держать в чистоте?”

“Я даже не пытаюсь”, - сказал Менедем. “Я просто рассчитываю на Соклей. Он знает, каковы все различные законы и обычаи, кто чеканит тяжелые драхмы, а кто легкие, что хорошего в каждом городе, а что не стоит есть, и так далее ”.

“Я уже сказал, что он был умным парнем”, - ответил проксенос. “Я бы сказал, что ты сам неплохой, и в этом я тоже был бы прав”.

“Менедем настолько умен, что даже думает, что сможет уговорить меня выполнить его часть работы”, - сказал Соклей. “Но я достаточно умен, чтобы видеть это и не позволять ему выходить сухим из воды… слишком часто”.

“Очень жаль!” - сказал Менедем с большим чувством.

“Идите выть”, - ответил Соклей. Он, его двоюродный брат и Файний улыбнулись. После удачного торгового дня, почему бы и нет?

4

“Вперед, вы , волоки”, - крикнул Диокл, когда "Афродита " отошла от причала в Митилене. “Приложите все усилия. Не похоже, что вы сегодня получите тепловой удар”.

“Насчет этого ты прав”, - сказал Менедем со своего поста у рулевого весла. День был прохладный и пасмурный, небо такое серое, что он не мог найти ни малейшего проблеска солнца. Фактически, это была та погода, о которой предупреждал его отец, выступая против преждевременного выхода в море. Он еще раз напомнил себе, что должен благодарить Соклея за назойливость шурина за то, что тот заставил его отца передумать. Это было не то, что когда-либо удавалось сделать самому Менедему.