Шрифт:
–Et si je refuse, jusqu’ou vous me laisserez y aller?
Диего сразу узнал этот голос. Он прекрасно понял вопрос, и ему самому не терпелось услышать ответ на него. Но его покоробило, что здесь, на испанской земле, лягушатник говорит будто дома, на своем наречии. Диего повернулся к французу и потребовал:
–Говори на языке Короля!
–Je ne comprends pas l'espagnol! – лягушатник непонимающе уставился на него.
Диего опешил. Этот болван ничего не понял, а как и все французы, лезет на рожон!
–У вас больше нет короля! – неожиданно перебил священник, – Никого здесь не держат насильно. Воспользоваться шансом или нет, решит каждый сам!
Француз притих, внимательно слушая. «Нет короля?» – Диего с сомнением покачал головой. Короля не выбирают. Он правит по воле бога, и подчиняться ему обязаны все подданные. И пусть награды за верную службу хватало лишь на похлебку и дешевое пойло, это ничего не меняет. Долг есть долг.
В руках священника появился свиток, он развернул его и произнес:
–Сего дня тринадцатого, месяца Декабрь, года тысяча пятьсот девятнадцатого от Рождества Христова, на благословенной земле Басков, мы, нижеподписавшиеся, приносим клятву верности Господину, впредь именуемому Хозяином. Клянемся, априори, принять величие и чистоту целей Хозяина, посвятить жизнь воплощению их в жизнь …
Диего только сейчас понял, что уже декабрь. Когда он покинул таверну, отправляясь на мост покончить с собой, еще даже не жарили каштаны на день Всех Святых! «Ты мертв уже по меньшей мере месяц!» – от этой мысли ему стало не по себе.
–Клянемся никому не причинять зла, уважать жизнь человеческую, как высшую ценность, данную господом, – сбоку раздался сдавленный смех. Диего хмуро покосился на француза: «Этот лягушатник сам не успокоится!»
– Клянемся хранить и защищать инкогнито Хозяина, само его существование и все его тайны, пусть ценой собственной жизни, если на то будет воля Божья…
Как же можно защищать тайны и не причинять зла? Сразу отправиться на тот свет? Будто подтверждая его сомнения француз присвистнул.
–Дабы, исполняя клятву, уберечь жизнь свою, Хозяин позволяет к силе прибегнуть, но лишь если нет выхода иного.
«Странно все это», – думал Диего, в словах клятвы не было привычного: режь, убивай во славу короля, а господь на небесах разберется, кто праведник!
–Хозяин позаботится о теле и душе верного вассала, щедро воздаст по заслугам! И пусть повергнут нас кары земные и небесные за отступничество от клятвы сей!
Стоило священнику замолчать, Диего понял, что уже все решил. Он шагнул вперед, намереваясь скрепить договор подписью.
–Клянусь!
Рядом бесшумно возник еретик и протянул раскрытую ладонь. В ней оказалась золотая брошь, похожая на крупного жука, лежащего на спине. Только вместо лап вверх торчала тонкая игла.
–Имя и кровь! – голос священника звучал отовсюду.
–Имя мое – Диего Гарсия Кортез, – в подтверждение своих слов, он коснулся острия большим пальцем. Игла вошла, не причинив боли, едва не проткнув палец насквозь. Брошь вздрогнула, и Диего от неожиданности резко отдернул руку. Священник, словно блюдо, подставил развернутый пергамент. Капля крови жирной кляксой растеклась по исписанной бумаге.
–Да будет так! – произнес священник, и еретик коротким ударом пригвоздил брошь к груди Диего. Тонкая игла пробила полушубок, вонзилась в тело. Диего остолбенел, в недоумении глядя, как блики огня играют на золотой поверхности. «Что за чертовщина тут твориться?» – успел подумать он, прежде чем брошь, словно напившаяся крови пиявка, упала в ловко подставленную руку еретика. Совершенно сбитый с толку, Диего пытался понять, что произошло. Шаги захрустели по камням, и послышался так раздражающий его голос:
– Je jure! – француз стоял рядом, гордо выпятив подбородок.
«Да кто бы сомневался!» – Диего презрительно плюнул на землю. И тут он вспомнил, что француз ни слова не понимает на испанском!
–Имя и кровь!
–Mon nom est Dominic Christian Blanchet
Диего ждал, что обман раскроется и лягушатника с позором выгонят. Как можно клясться, не понимая за что? Но еретик уже вонзил брошь в грудь француза.
–Lo giuro! – стуча костылями по камням, вперед вышел здоровяк.
Диего непонимающе смотрел то на святошу, то на самодовольного француза, а потом махнул рукой и принялся покорно ждать, чем закончиться представление.