— Чем дальше займешься?

— Хочу стать пилотом… вертолета. Всегда мечтал научиться летать.

— Завтра позвоню Кузнецову. Научат в лучшем виде.

— Спасибо, пап…

Не трудно стать асом пилотирования, если тебя учат восемь лучших пилотов союза. Уже через год летал на вертолете без нареканий. Потом заинтересовался самолетами. Здоровья у меня было много, все-таки лучшее в союзе питание дает о себе знать.

После полетов посещал местное женское педагогическое училище. Одарил своим вниманием всех симпатичных девушек с первого по третий курс, включая некоторых преподавателей. Сказка. Или это я так неотразим, или это партия настолько велика и могущественна…

Военным пилотом мне уже не стать, нет остро необходимого куража и иступленной тяги к опасным и быстрым полетам, а без настоящего и в чем-то безумного вдохновения не стать пилотом от бога. Так что, признаюсь честно — в авиации я был специалистом без огня в душе. Пилот из массы, шаблонный экземпляр.

Одно радует, летал на всем, что только могло летать. Все вертолеты. Все боевые самолеты. Истребители. Штурмовики. Бомбардировщики. Топливные заправщики. Самолеты радары. Грузовые извозчики. Десант, спортивные парашютисты, полярники, кого только не приходилось возить. В конце перешел на пассажирские самолеты. Переучиваться пришлось не долго. Большой разницы в управлении не увидел.

«Откуда эта тоска…»

Все чаще застывал на месте, не замечая, как стекленеют глаза. Опять не то… нужно взбодриться. Адреналин, вот что мне нужно. В летчики-испытатели меня долго не принимали. Боялись отца. Имел с ним долгий и трудный разговор. Меня пытались отговорить, но я уперся ногами.

— Сам знаешь, это твоя жизнь…

Саморазрушение, вот что это было. Все удовольствия жизни у моих ног. Все деньги. Все вещи. Все женщины союза готовы пойти навстречу. Но что-то бунтует внутри меня, не дает сполна насладиться этой жизнью.

— Да и жизнь ли это?

Все эти годы отданы безумию потребления. Одежда. Роскошь. Дома. Еда. Машины. Золото. Деликатесы. Изысканность. Женщины. Столько прекрасного есть в этом мире, но партия умудрилась испошлить буквально все…

«Надоело».

Секс уже не приносит того памятного удовольствия, каждый раз одно и то же, какую позу не исследуй, Камасутра уже не помогает. Тысячи женщин сливаются в памяти в безликий силуэт. Будто гигантский и безумный спрут, они испивают из сосуда моего тела саму сокровенную жажду искрящейся задором жизни, таинство моей сути.

Я пресытился. Страсть вокруг, и женское начало, всегда желанное, красивое и всегда доступное. Это исступление невозможно победить, его можно лишь изжить. Испив до дна. И я его испил…

— Сделать тебе приятно, — немой вопрос в глазах, и моя юная домработница входит в комнату в костюме Евы, соблазнительно покачивая упругими телесами.

— Не сегодня Марина. Возьми отпуск. Отдохни на курорте. Я заплачу…

Обида в глазах. Прости меня, если сможешь. Мы в ответе за тех, кого приручаем. Но мне пора двигаться дальше. Хватит безумно сношаться как кролики, словно какое-то там первобытное животное. Эти мысли возникают у меня все чаще. Скоро я изменюсь, стану прежним, стану другим. Свобода от желаний, свобода от последствий…

— Я люблю тебя Олег…

Сколько ей платят, что она так талантливо играет лицом? Можно ли любить такого как я? Разве что только за деньги. Нет во мне ничего особенного и не обычного. Кусок мяса на двух ногах и только.

— Потом поговорим. Хорошо?

Я был жесток. Теперь я это знаю. В тот день создатель преподнес мне ценный урок.

Если бог наказывает, то делает это максимально жестоко. Катапульта не раскрылась, и сын большого босса из ЦК рухнул на землю, будучи заключенным в металлический гроб.

Меня спасли, частично спасли. Без ног и прочих мужских достоинств. Пожар в кабине был сильный, ноги зажало и врачи отчекрыжили все лишнее без лишних терзаний. Впереди долгие невеселые года в инвалидном кресле. Но был ли я убит горем? Вот вопрос.

«На моем месте мог быть другой. Простой человек. Со скромным детством. С одной единственной любимой женщиной…»

Жалости не было. Как и грусти. Я это заслужил. Даже хорошо, что это был именно я. Обидно за того другого парня, что еще толком не жил, не любил, не дышал…

— Марина повесилась.

— Кто?

— Домработница. Перед твоим вылетом. Оставила записку…

— Что там…?

— Признается в любви…

«Какая же я скотина».

— Где ее похоронили?

— Завтра тебя отвезут, — удобно, когда твой отец — большой человек из ЦК.

Что это было любовь или что-то другое? Может быть, отчаяние или груз неисполненных надежд и мечтаний, что в мыслях были связаны со мной? Но я был бездушен и слеп. Я и сейчас такой. Субъективность восприятия этой жизни никуда не делась. Я привык, что все дается мне легко и просто. Но видимо, настоящая жизнь далека от наших элитных стандартов.