Когда все было готово, я накрыла стол. Разлила по стаканам сок, положила около тарелки с блинчиками две мисочки с двумя видами джемов: клубничным и персиковым. Первой на кухню вошла мама. Поправляя прическу, она с расширенными глазами оглядела стол. Следующим вошел папа. Он нес в руках газету, но при виде слегка шокированной мамы остановился.

— Астрид, что это? — спросила мама, подходя ближе.

— З-завтрак…, — ответила я, ожидая совсем другую реакцию. — Вам не нравится?

Родители переглянулись, а затем я услышала тяжелые вздохи. Они-то и дали мне понять, что я безнадежна. Моя улыбка пропала с лица так быстро, что я не успела осознать это.

— Кто тебе разрешал подходить к плите? — строго спросила мама.

— Отвечай, Астрид, — голос папы был еще более грубым.

— Никто…, — прошептала я, опустив голову вниз, чувствуя, как слезы начинают медленно подступать к глазам.

— Ладно, — голос мамы дрогнул. — Больше так не делай. Для готовки есть люди, которым платят. Никогда не делай что-либо за просто так.

Я кивнула, шмыгая носиком. Мы сели за стол, и когда мама подняла крышку тарелки с теплыми блинами, она снова ахнула.

— Блины?! — она встала с места. — Это лишний жир на бедрах!

Стоило моей улыбке появится во второй раз, как она тут же исчезла. Я снова почувствовала себя виноватой. Совсем забыла, что мама не ест такую еду… В ее рацион в основном входят овощи и красная рыба.

— Перестань, Арлин. От двух блинов твои труды в зале не испарятся, — папа взглянул на меня, а после макнул один блинчик в персиковый джем. — Вкусно.

Кажется, это была первая похвала со стороны отца в мою стороны за все мои восемь лет. Прежде я никогда не слышала, чтобы он говорил мне ласковых слов. Это очень подняло мне настроение, и я даже забыла об укоризненном взгляде мамы.

— Приятного аппетита! — произнесла я. — А когда мы поедем к дяде Альфреду?

Мама в усмешке изогнула бровь, а затем устремила на меня взгляд.

— С чего ты взяла, что мы туда поедем?

Что…

— Но мы всегда едем в Италию на летних каникулах…

— Не в этот раз, — мама перебила меня. — Ты отвратительно вела себя в течение учебного года. Мэдисон Гибсон заняла первое место в музыкальном конкурсе, а ты всего лишь второе. Джулия Суэл набрала максимальный балл по всем экзаменам, а у тебя по французскому девяносто восемь. А Моника Уэнделл обошла тебя в плавании.

Я всегда искала одобрения со стороны родителей, но, похоже, оно так и не придет. Сколько себя помню, в голосе мамы всегда было больше разочарования, чем гордости. «Почему не можешь быть такой, как все?», — эти слова звучали в моем сознании, как мучительный повтор, который навсегда засел где-то в глубине. Я будто была обременена тяжестью ожиданий, которые так и не стали вселенной поддержки, о которой мечтала. Пожалуй, я мечтала о том, чтобы однажды слышать: «Ты молодец!», «Я горжусь тобой!» — просто раз и навсегда. Вместо этого каждый раз, когда я делаю попытку, вместо поддержки слышу невольные напоминания о том, чего не достигла. «Ты ведь знаешь, ты могла бы лучше». Эти слова как будто закутывают меня в тень, заставляя ощущать, что я не достойна света.

Может, дело в том, что я слишком сильно стремлюсь к признанию? Или просто факты и обстоятельства навсегда определят, какая я на самом деле? Я вижу, как другие девушки, такие же искренние и уязвимые, получают похвалу и поддержку. Они сияют, как звезды, а я на фоне их успехов чувствую себя тусклой, забывшей.

«Скажи мне, мама, как так вышло, что твои ожидания перекрыли мои мечты? Где та нежная поддержка, в которой я так нуждаюсь, которая была бы как солнечный свет, пробивающийся сквозь облака?» — думала я.

— Этим летом ты никуда не поедешь. Старайся лучше и, может быть, повезет в следующем году.

Я резко встала из-за стола. По моим щекам потекли слезы. В этот момент начались наши первые серьезные конфликты, когда я начала проявлять характер. С болью в глазах и сердце я смотрела на родителей, которые с невозмутимыми глазами смотрели в ответ на меня. В этот момент на кухню зашла Мари. На дрожащих ногах она подошла к столу, смотря в пол, будто в чем-то провинилась.

— Вы как раз вовремя, — мама улыбнулась мне, а затем перевела взгляд на женщину. — Вы уволены.

— Что? — тихо спросила наш повар, поднимая свои голубые глаза.

— Вы уволены. Убирайтесь из нашего дома, — повторила мама.

— За что? Ты не можешь так поступить! — вмешалась я.

Арлин Гринграсс изогнула бровь, а затем тихо рассмеялась.

— Учись отвечать за свои поступки.

Я не верила, что мама увольняет Мари просто за то, что она позволила мне самой приготовить еду. Это полный абсурд! Миссис Аттикон взглянула на меня, и меня насквозь прожгло огромное чувство вины. Я знала, что у Мари нет мужа, но есть двое детей, один из которых серьезно болен. Зарплаты, которую родители выдавали ей, хватало на все лекарства и терапии. Сейчас я собственными руками, хоть и не напрямую, лишила человека заработка. Миссис Аттикон в слезах выбежала с кухни, а я настолько была поражена происходящем, что начала нести несвязный бред, смешимая два языка воедино: английский и французский.