Шрифт:
Милс: «Прости, сегодня не получится поболтать. Меня попросили выйти в ночную смену. Ты как?»
Как я? Я сам не знаю. Я устал.
Я устал… устал… устал…
Стефан: «Лучше. Мили, нам надо серьезно поговорить».
Несколько секунд сообщение висело прочитанным. Вероятно, она боялась этого предложения, потому что, как правило, когда такое пишут, это означает, что его отправитель хочет расстаться, но нет. Я ни за что не брошу ее. Даже если буду под дулом пистолета.
Милс: «О чем?»
Стефан: «Это лучше обсуждать не по переписке. Созвонимся завтра?»
Милс: «Стефан, не пугай меня! В чем дело?!»
Я тяжело выдохнул.
Стефан: «Я в больнице. Все остальное расскажу завтра».
Но не тут-то было. Она сразу позвонила мне. И не просто позвонила по телефону, а позвонила по видеосвязи. Я принял вызов, но камеру пока включать не стал.
— Стефан! Что значит ты в больнице? Тебе стало хуже? Включи камеру!
— Милая, тише. Здесь все уже спят.
— Стефан, я не успокоюсь, пока не увижу твое лицо, — я слышал, что ее голос был на грани истерики.
Я поджал губы. Включил фронтальную камеру. Когда взгляд Милисенты упал на меня, я почувствовал, как в груди заполнилась пустота. И вот она, ее удивление и мгновенное понимание — без слов. Её лицо застыло в выражении шока, губы слегка дрожали, а глаза, некогда полные жизни и радости, теперь будто покрылись серой пеленой. В каждом моргании ее глаз я ощущал, как её сердце разбивается на мелкие кусочки. Милс всегда искала счастья, как солнечный лучик в пасмурный день. Теперь же этот луч, казалось, затушили мрак моего диагноза. Я чувствовал, как мое сердце наполняется невыносимой болью от осознания того, что моя болезнь уже повлияла на неё и, возможно, изменит её жизнь навсегда.
— Это то, о чем я думаю? — прошептала она. Я кивнул. — Почему? Почему ты не сказал мне?! Ты не… Ту не мог скрывать такое… от меня…
Я пытался сказать ей что-то обнадёживающее, но слова не приходили. Вместо этого я видел, как её плечи сжались, она попыталась сдержать слёзы, но это лишь усилило мою боль. Я понимал, что мне нужно быть сильным. Для неё. Для нас обоих. Но как можно быть сильным, когда внутри всё разрывается на части? Она не выдержала. Из ее глаз полились слезы, а из горло вырвался такой пронзительный крик, от которого я забыла как дышать. Сердце сжималось от чувства вины. Я не хотел быть причиной её слёз. Не хотел, чтобы она трудилась из-за меня. Я представлял, как её душа страдает.
— Я думал, что так будет лучше для тебя. Я не хотел быть тяжелым бременем, которое ты будешь нести на себе все эти месяцы.
— Бременем?! БРЕМЕНЕМ?! Стефан, это как раз та ситуация, когда я должна быть рядом! Яобязанабыть рядом!
— Я умоляю тебя, не плачь…
Но он этого она начала плакать еще сильнее. Я просто дал ей время. Мы просидели так час, если не больше, прежде чем она смогла взять себя в руки, и тогда я рассказал ей обо всем, что со мной произошло за эти полтора месяца. Рассказал, как узнал о болезни, как приехал сюда, как наблюдал за другими больными, как видел слезы персонала, когда они понимали, что не смогли спасти жизни. Я рассказал ей, что у меня закончился первый этап лечения, и сейчас я чувствую себя намного лучше.
— Осталось полтора месяца, милая. Я скоро буду дома. Клянусь, мне лучше. Я справлюсь.
— Ты не должен справляться с этим в одиночку, Стефан. Это неправильно… Я приеду к тебе, — заключила она. — Я приеду к тебе на следующие выходные. И даже не думай со мной спорить!
— Я и не думал, — тихо рассмеялся.
Мы разговаривали полчаса. Затем к ней привезли сбитую кошку, и она ушла, сказав мне на прощание, как сильно меня любит.
С той секунды я понял, что открыться — значит не только говорить о своих страхах и слабостях, но и дать Милс возможность разделить со мной этот тяжёлый путь. Теперь это был не просто мой бой, это был наш бой. С этого момента две жизни переплелись так, как никогда прежде, и я ощутил, что в её желании поддержать меня скрыта невероятная сила.
И эта сила спасет мне жизнь.
Глава двадцать вторая. До завтра?
После нашего разговора с Мили прошла неделя. Ровно неделя. Сегодня она придет ко мне. Прямо сюда. В больницу. Зайдет в палату, облаченная в белый халат, на ее глазах будет слабая улыбка, а глаза будут красными, — я уверена, что она много плачет. Возможно, увидев меня, она заплачет еще сильней. Я просто жду того момента, когда я смогу прижать ее к себе. Почувствовать ее тепло, шелковистость кожи и волос. Она пообещала, что будешь прилетать каждые выходные, чтобы разделять вместе со мной эти тяжелые минуты. И только сейчас я понял, насколько это важно — иметь рядом человека, который будет поддерживать тебя, пока ты находишься в шаге от вечности.
На этой неделе мне было особенно одиноко. Все носили траур по мистеру Шену и миссис Барнс. Смех исчез, так же как и все веселье. Линда брала два дня отгула, чтобы восстановить свое эмоциональное состояние, и эти два дня для меня длились слишком долго, словно кто-то взял и поставил время на паузу. Когда она вернулась, я увидел, что цвет ее волос изменился. Из блонда она перекрасилась в черный. И теперь она выглядела более дерзко. Ей шло. Возможно, она просто хотела быть сильнее и, вероятно, думала, что смена прически ей в этом поможет. Но нет. Проходя мимо комнаты отдыха для персонала я нередко слышал ее тихие всхлипы.