Вероятно, как и в Книге Бытия, энергия находит убежище в непостижимой тьме. Мы можем рассматривать наши личные тени как нечто, что заставляет нас двигаться вперед. Именно погрузившись в темные недра духа, рождаются герои и героини. Орфей бросает вызов смерти, отправляясь в путешествие в подземный мир теней, а Белль из «Красавицы и чудовища» переживает страх и плен в темном замке. И в том и в другом случае персонажи сумели справиться с мифическими испытаниями, сохранив добродетели и не дав себя сломить, как и бесчисленное множество других героев мифов, легенд и даже реальной истории.

Тень, которая может упасть на отношения человека с Божественным, была названа «темной ночью души» в XVI веке святым Иоанном Креста[24], покровителем мистиков и созерцателей. Он боролся, стараясь преодолеть пропасть депрессии и сомнений, которые ставили под угрозу его продвижение к мистическому единению с Богом. Три века спустя святая Тереза из Лизье описала похожий путь в книге «История одной души». Ее текст напоминает нам о том, что борьба с тьмой – будь то вопрос веры или противостояние повседневным обстоятельствам – может разворачиваться каждый день, просто быть скрыта от других.

Темная ночь души наступает непосредственно перед откровением. Когда все потеряно и все кажется тьмой, тогда приходит новая жизнь и все, что необходимо. Джозеф Кэмпбелл

Джозеф Кэмпбелл[25] подбадривает тех, кто переживает темные времена и подвержен мрачным чувствам: «Черный момент – это момент, когда настоящее послание о трансформации уже готово прийти. В самый темный миг загорается свет». А со светом «приходит… все, что нужно…», включая полный, ничем не ограниченный спектр цветов. Возможно, нам придется прикрыть глаза, пока мы привыкаем к рассвету, который следует за темнотой, но каждый, кто пережил подобный сдвиг в оттенках, запомнит, как желанен первый свет. Несмотря на то, какую роль тьма играет в создании условий для прорыва, мы не обязаны вспоминать о ней с теплотой.

Глубокий траур

Созвездья погаси и больше не смотри

Вверх. Упакуй луну и солнце разбери,

Слей в чашку океан, лес чисто подмети.

Отныне ничего в них больше не найти[26]. Уистен Хью Оден. Похоронный блюз. 1936 г.

Скорбь – особенно мрачный оттенок тьмы – «темная ночь души», вызванная неопровержимым фактом потери и тенистым лабиринтом траура. Переживать утрату и учиться жить без партнера, родителя, ребенка или близкого друга – процесс, уникальный для каждого человека. Часто нелинейный и цикличный, иногда затяжной; порой скорбь непредсказуема: запах, музыка, профиль незнакомца, переходящего улицу, могут внезапно перенести нас из дневного света во тьму. Кажется, что процесс адаптации начинается заново, пусть и на короткое время. Скорбь, тесно сплетенная с депрессией, одета в черный цвет – по крайней мере, в европоцентричных обществах – начиная с XIV века.

Считается, что связь между черным цветом и трауром зародилась в Древнем Риме, где существовала традиция тоги pulla. В отличие от тоги pura, традиционного одеяния граждан империи мужского пола, которая изготавливалась из тонкой натуральной шерсти бледных оттенков (белый или близкий к белому цвет достигался в прачечной усилиями сукновала[27]), тога pulla производилась из натуральной шерсти темных оттенков, возможно, окрашенной в еще более темные тона. Темно-коричневая или темно-серая ткань соответствовала термину pulla – от pullus, латинского слова, означающего «темный или черноватый цвет»[28]. В классическом мире чрезмерное проявление скорби не считалось частью нормального социального функционирования, и тогу pulla носили только на похоронах или в домашней обстановке[29]. Римско-католическая церковь сохранила ассоциацию между черным и смертью, и теперь он является литургическим цветом для похорон, празднования Великой пятницы, Дня всех усопших и других случаев, когда нужно скорбеть.

Адам Фасс. Без названия (из серии «Мой призрак»). 1999.

В XIX веке главной тканью, из которой шились траурные одеяния, был креп. Изготовленный с использованием токсичных химикатов, он мог провоцировать болезни.

Шелковый траурный ансамбль, 1870–1872.

Скорбь и утрата настолько тесно сопряжены с депрессией, что «Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам» (DSM-5) не только признает их сосуществование, но и называет горе потенциальным триггером для крупных депрессивных эпизодов. Пролонгированная реакция горя – состояние, признанное в DSM, – может выражаться в деструктивном поведении, а иногда и приводить к самоубийству.

Риски, связанные со скорбью и горем, носят как психический, так и физический характер. Американская медицинская ассоциация признает реальность синдрома разбитого сердца, симптомы которого идентичны симптомам сердечного приступа. Из этого сложного переплетения души и тела вырастают многочисленные мрачные мифы и легенды о горе – например, о самоубийстве прекрасной царицы Алкионы, бросившейся в море, когда Морфей, бог сна, сообщил ей о гибели царя Кеика в кораблекрушении. Несмотря на то что боги обвинили эту пару, посмевшую сравнить свою любовь с любовью Зевса и Геры, в гордыне, муж и жена были превращены в морских птиц, ищущих пару в сезон спокойных морей – зимние дни, которые были позже названы по имени Алкионы – halcyon days.

Была и другая королева, запомнившаяся тем, что оплакивала супруга. Роман королевы Виктории с принцем Альбертом Саксен-Кобург-Готским завершился свадьбой в 1840 году, и за 17 лет их страстных отношений родилось девять детей. Как и большинство романов, их отношения переживали бури, но они вместе управляли семьей и страной на протяжении чуть более 20 лет, до его смерти в 1861 году в возрасте сорока двух лет.

Следующие 40 лет Виктория провела в трауре, скорбя по дорогому Альберту. Находясь на вершине социальной иерархии Британской империи, королева задавала тон придворной жизни и моде и влияла на сложную психологию эпохи. Ее угрюмое, возможно, даже чрезмерное вдовство усилило и без того сложные траурные обычаи, что повлияло не только на многие общества по всему миру.