Им было комфортно работать в релакс-режиме, когда твой руководитель свой в доску парень. Похоже, они никак не связывали снижение результативности со своей перманентной акуна мататой. Однако я не мог позволить двойные стандарты внутри всей группы компаний. Хорошее дело: для большинства действует некая система разумного управления, а в отделе коммерческой недвижимости у нас бирюзовый заповедник. Это можно было объяснить высокими результатами: ребята имеют вольности и привилегии именно потому, что приносят больше всего прибыли.

Да только их показатели неизменно падали. Мог бы я удержать коллектив? Да, но играя на их условиях. В данном случае уступить означало бы показать отнюдь не мудрость, а слабость. Вы и ваш руководитель не хотите работать на общих условиях компании, не даёте обещанного результата, а теперь хотите уйти? И каким мог быть мой ответ в этой ситуации, кроме принятия неизбежного ущерба, чтобы избежать ещё большего в будущем?

Не буду скрывать, что заявления об увольнении я подписывал с чувством досады. В конце концов, ко мне пришли не бунтующие подростки, а взрослые люди. Их решение не было эмоциональным и спонтанным. Несмотря на все уверения в любви и слова благодарности, сухой расчёт действий был очевиден. Они сами признались, что новое юридическое лицо – их будущая компания – уже зарегистрировано. Практически сразу после их ухода выяснилось, что в свободное плавание команда Димы Новикова ушла подготовленной основательно, запасы «провианта» делались загодя.

Они забрали клиентов, CRM-базу и даже канал на Avito. Это ведь не прихватить на память фирменный ежедневник и полюбившийся настенный календарь. Их логика была в том, что они напрямую работали с данными клиентами – так что да, имели моральное право. Но тогда лишь один вопрос: почему это право не озвучивается и не доказывается, а всё делается за спиной, в чёрную? Потому что совесть всё равно сомневалась, а эго заглушало её аргументами, что личная выгода важнее. В любом случае причина ухода ребят была не во мне, а как раз наоборот, в том, что я отошёл от дел, а действовать по-новому они не желали. Я тоже не мог пожертвовать будущим компании, которая объективно требовала переустройства.

Любая спорная ситуация подразумевает обсуждение. Если ситуация дошла до развода, нужно трезво оценить совместно нажитое имущество. Настолько ли оно совместное? Надо понимать, что в данном случае люди шли именно на бренд «Бизнес-Гаранта», который создал я. Именно это доверие давало команде возможности и ресурсы для работы – от доступа к клиентам до покрытия всех расходов на каждого сотрудника. Да и само направление коммерческой недвижимости нередко оперировало активами самой компании. Только за смелость выйти на этот разговор я был готов дать оппоненту немалую фору.

Я особо не афишировал эту историю, но и не скрывал подробностей ухода Димы из компании. А вопросы поступали и от клиентов, и от деловых партнеров. Самый частый: «Илья Владимирович, что произошло? И с кем теперь работать дальше?» Каждый раз я отвечал: «Поступайте так, как сочтете правильным. Я всё пойму и приму любое решение с вашей стороны». Не скрою, мне не единожды предлагали наказать Диму. Прижать его компанию, перекрыв ей бизнес-кислород.

Возможностей была масса, но я никогда не чувствовал какого-то потенциала в мести. Дело не в христианском смирении и готовности подставить вторую щеку, скорее, в принципе поступать с другими так, как хотел бы, чтоб поступали с тобой. Раз за разом я ставил себя на место Димы.

Я делал это не только для того, чтобы найти ему оправдание, скорее, для понимания ситуации. Его мотивы я понимал очень хорошо. Ведь в начале своего предпринимательского пути я сам разошелся с более крупным и успешным партнером, потому что мои амбиции и стремление к лидерству были больше, чем я мог получить от нашего дальнейшего сотрудничества. Правда, уходил я ровно с тем же, с чем и пришел, – ни с чем. Более того, он сам попросил меня уйти.

У Димы же была команда, за которую он нёс ответственность. Как бы я ни оценивал обстоятельства, эти люди всё равно не были мне чужими. Мне было гораздо легче, если не понять и простить, то хотя бы принять и отпустить. В первую очередь, отпустить их из своих мыслей. Лошадь умерла – слезь. В конечном итоге, я сам создал их, сам поощрял долгое время этот эксперимент, так что винить их в таком поведении я не мог.

Более того, всем, кто предлагал мне помочь проучить Диму, я отвечал мягким, но категоричным отказом, просил не проявлять личной инициативы. Во-первых, это была сугубо наша история. Во-вторых, саму идею мести я нахожу для себя неприемлемой. Хотя этому лейтмотиву посвящено множество художественных произведений, где читателя или зрителя ведут по зубодробительному или, наоборот, весьма изощрённому и тонкому пути мести главного героя. Только каков финал? Одно дело, когда месть остаётся единственным смыслом, когда уже нечего терять. Я стал бы тем самым графом Монте-Кристо, который потратил свои таланты и богатство на месть, хотя вполне мог бы начать свою жизнь с чистого листа или посвятить её служению людям.

Это понимание находит отражение даже в трактатах, посвящённых искусству войны. Тот же китайский полководец Сунь-Цзы считал войну вынужденным злом, которое необходимо избегать при любой возможности: «лучшая битва – та, которой не было».