Нашего сословия. Эти два слова приносят Нелле невероятное облегчение. Они хранят в себе тепло, сопричастность! Они дают Нелле почувствовать, что все ее усилия и сомнения по поводу сегодняшнего вечера того стоили. У Якоба ван Лооса и у нее есть что-то общее. Нелла смеется, преисполнившись решимости не упустить его.

– Мы не так уж многому обучены, сеньор, – говорит она. – Наш ум не направляют в полезное русло, как ваш.

– Что ж, тем не менее вы правы, – отвечает Якоб. – Моя семья живет в Лейдене, однако я работаю в Амстердаме. Третий сын не так знаменит, чтобы позволить себе не трудиться.

– Слова истинного нидерландца.

Третий сын. Не так богат, как первенец, зато, вероятно, более подходящая пара для Теи, учитывая, что Брандты не входят в число самых знатных семей города, пусть и владеют домом на Херенграхт. Нелла хочет продержать Якоба здесь как можно дольше.

– Вы работаете от имени семьи?

– Веду их дела в городе. Я юрист. Мой средний брат – военный, а старший управляет нашим поместьем.

– Весьма плодотворный механизм, – замечает Нелла.

– Как и задумывал наш отец.

Он прекрасно умеет подать себя. Однако, несмотря на шум бального зала, Нелла различает в голосе Якоба нотки… горечи? Или, может, смирения? Кажется, он и сам осознает оговорку и потому вновь переводит разговор на Неллу:

– Вы Петронелла Брандт, супруга Йохана?

Он задает вопрос – и Нелла чувствует, как земля вот-вот уйдет из-под ног. Якоб молод, прямота ему, вероятно, польстит.

– Правильнее сказать – вдова. И не верьте всему, что слышите.

– Не верю, – говорит Якоб. – Я знаю о вашей семье, потому что изучал дело в университете.

Нелла не может скрыть удивления:

– Дело?

– Дело вашего мужа. Судебный процесс.

Нелла теряет дар речи. Никто не заговаривал с ней на людях о процессе над Йоханом с тех самых пор, как он состоялся восемнадцать лет назад. А упоминание его – и Йохана – в устах этого молодого человека, да еще и здесь, в крошечной прихожей у зала, где пылает геенна бала Клары Саррагон… едва ли выносимо.

Якоб ван Лоос хмурится:

– Мне не следовало этого говорить. Прошу прощения…

– Нет, – перебивает его Нелла. – Просто… я и не подозревала, что такое возможно. Изучать дело.

– О да. У республики все на учете, мадам.

– Ну разумеется. – Нелла смотрит в полированный деревянный пол.

«Прошлое нас не отпустит, – думает она. – Никогда».

– Произошла судебная ошибка. – Якоб произносит эти слова не сочувственно, а с уверенностью, отстраненностью представителя закона, словно Йохан был не более чем именем в архивах, а не самым настоящим человеком, которого государство упустило из виду.

Нелла представляет мужа живым. Как он, обветренный и просоленный, стоит в тени коридора, и рядом его любимая собака Резеки. Нелла думает о нем и о его любовнике Джеке, который солгал в зале суда, чтобы погубить Йохана. Она вспоминает сырость камеры Стадхауса. Избитое тело Йохана. Бал у Саррагон должен был залечить все эти старые раны.

– Вашему супругу не обеспечили справедливого судебного разбирательства, – продолжает Якоб. – И с точки зрения доказательств его вообще не должны были предавать суду.

Нелла рада, что опустила голову и молодой человек не видит ее лица. Слова не вернут Йохана из мертвых. Она сдерживает подступившие слезы и выпрямляется.

– Дело в том, – произносит Нелла, – что это было очень давно.

Якоб ван Лоос выглядит почти суровым.

– Не могу представить, чтобы подобная потеря осталась в прошлом…

– Вот ты где! – раздается в дверях голос.

Якоб и Нелла, обернувшись, видят Тею в мерцающем золотом платье, окруженную сиянием бального зала. Тея бросается вперед, не обращая никакого внимания на Якоба ван Лооса. Нелла наблюдает за выражением лица молодого человека: он глядит на Тею с едва скрываемым удивлением. Нелла ничего не может с собой поделать: тут же начинает просчитывать, насколько рискованно их здесь удержать, представить друг другу, посмотреть, что произойдет. В этом, в конце концов, и заключается весь смысл сегодняшнего бала. Нелла еще никогда такого не делала, обычно предотвращая даже лишние взгляды, но Якоб наверняка настоящий джентльмен, раз не дал ей упасть.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спрашивает Тея тетю. – Мы беспокоились, что тебя нигде нет.

– Я прекрасно себя чувствую, – отвечает Нелла и лучезарно улыбается. – Тея, это сеньор ван Лоос. Можно сказать, он меня спас.

– От чего? – Тея едва ли удостаивает его взглядом.

«От чего, в самом деле?» – гадает Нелла, думая, как же близко она в этот раз подобралась к миниатюристке и как опять ее упустила. Однако Нелла чувствует, как в ней нарастает раздражение: если она способна вынести разговоры о суде над Йоханом, то уж Тея точно может стерпеть простое приветствие. «Да посмотри ты на этого молодого человека!» – хочется закричать Нелле.